Послышался гул одобрения среди остальных мужчин, и Роджер вдруг почувствовал, что уголек, который весь день теплился у него в груди, наконец обратился пламенем.

– Не индейцы написали это, – рявкнул он, тыкая пальцем в записку в руках у Брауна. – И если они мстили за то, что О’Брайен был регулятором, они не стали бы забирать детей.

Сузив глаза, Браун смерил его долгим взглядом. Роджер почувствовал, как Джейми едва заметно передвинулся и подобрался.

– Нет, – спокойно сказал Браун. – Они не стали бы. Вот почему Нелли догадался, что вы сами ее написали. Скажем, индейцы пришли и украли детей, а за ними явились вы и решили украсть, что осталось. Подожгли хижину, повесили О’Брайена с женой и прицепили записку, вуаля! Что вы на это скажете, мистер Маккензи?

– Я спрошу, откуда вы знаете, что их кто-то повесил, мистер Браун?

Лицо Брауна застыло. Роджер почувствовал предостерегающую ладонь Джейми на своей руке и только сейчас понял, что неосознанно сжимал кулаки все это время.

– Веревки, a charaid, – сказал Джейми очень спокойно. Слова с трудом проникали в его сознание, но он посмотрел в ту сторону. Действительно, срезанные с трупов веревки лежали рядом с деревом, где они упали. Джейми все еще говорил, его голос был по-прежнему спокойным, но Роджер не слышал слов. Ветер оглушил его, и где-то за этим воем он слышал непрекращающийся стук сердца. Может, это было его сердце, а может, ее.

– Слезай с лошади! – закричал он, или думал, что закричал. Ветер, полный сажи, бил в лицо, и слова застревали в горле. Вкус пепла казался густым и кислым на языке. Роджер закашлялся и сплюнул, глаза у него слезились.

Он смутно ощутил боль в руке, и мир вокруг снова вернулся в фокус. Молодые парни откровенно разглядывали его, на одних лицах были ухмылки, на других застыла настороженность. Ричард Браун с братом усердно избегали смотреть на него, вместо этого сосредоточившись на Джейми, который до сих пор сжимал его руку.

С усилием он стряхнул руку Джейми, едва заметно кивнув тестю, как бы заверяя его, что он не намерен превращаться в берсерка, – хотя сердце его по-прежнему глухо стучало в груди, а ощущение петли на шее было таким реальным, что он не мог говорить, даже если бы оказался в состоянии сформулировать какие-то слова.

– Мы поможем. – Браун кивнул на маленькое тельце на земле и начал перекидывать ногу через седло, но Джейми остановил его легким движением руки.

– Не стоит, мы справимся.

Браун остановился в нелепом промежуточном положении. Сжав губы, он вернулся в обратно в седло, тронул лошадь и поехал прочь, даже не попрощавшись. Остальные последовали за ним, с любопытством оборачиваясь назад по пути.

– Это не они. – Джейми поднял ружье и посмотрел в лес, в ту сторону, где исчез последний всадник. – Но они знают больше, чем говорят.

Роджер безмолвно кивнул. Он неторопливо подошел к висельному дереву, пинком отбросил веревки в сторону и трижды ударил в ствол кулаком. Тяжело дыша, он стоял, прижавшись лбом к шершавой коре. Боль в ободранных костяшках немного помогла.

Крошечные муравьи цепочкой спешили вверх между пластинками коры, объединенные каким-то жизненно важным неведомым делом. Он понаблюдал за ними немного, пока не смог снова сглотнуть. Затем выпрямился и, потирая глубокий, до кости, синяк на руке, отправился хоронить девочку.

9 октября 1773 года

Роджер уронил седельные сумки на землю рядом с ямой и заглянул внутрь.

– Где Джем? – спросил он.

Его измазанная грязью жена посмотрела вверх и отбросила со лба прилипшую прядь волос.

– И тебе здравствуй, – сказала она. – Поездка прошла хорошо?

– Нет, – ответил он. – Где Джем?

Брианна подняла брови, воткнула лопату в дно ямы и протянула руку, чтобы он помог ей выбраться.

– Он у Марсали. Они с Германом играют во «Врум» с маленькими машинками, которые ты для них смастерил, – по крайней мере, играли, когда я их там оставила.

Тревога, которая не покидала его последние две недели, узлом скручивая что-то в груди, начала медленно уходить. Он кивнул, неожиданный спазм в горле лишил его дара речи. Роджер притянул Брианну к себе и крепко сжал, невзирая на ее удивленный писк и измазанную грязью одежду.

Он держал ее, кровь шумела в ушах, и он не хотел – не мог – отпустить жену, пока она сама не вывернулась из его объятий. Бри оставила руки у него на плечах, но наклонила голову набок, приподняв одну бровь.

– Да, я тоже скучала, – сказала она. – В чем дело? Что случилось?

– Чудовищные вещи.

Пожар, смерть девочки – все это стало похоже на сон за время их путешествия, их ужас притупился и стал сюрреалистичным от однообразия следующих дней: езда, ходьба, непрекращающийся вой ветра, хруст камней под ногами, песок, хвоя, грязь, гипнотическая пелена зеленого и желтого, в которой они растворились под бесконечным небом.

Но теперь он был дома, он больше не скитался по дикой глуши. И воспоминание о девочке, которая оставила сердце у него в руке, неожиданно стало таким же реальным, как в тот момент, когда она умерла.

– Заходи внутрь. – Брианна внимательно оглядывала его с беспокойством. – Тебе нужно что-нибудь горячее, Роджер.

– Я в порядке, – ответил он, но последовал за ней без возражений.

Роджер сел за стол и, пока она ставила чайник для чая, рассказал ей обо всем, что случилось. Он сжимал голову руками и смотрел вниз – на растресканную столешницу, с ее знакомыми пятнами и шрамами от ожогов.

– Я продолжал думать, что должно быть что-то… какой-то способ. Но его не было. Даже когда я… накрыл рукой ее лицо… Я был уверен, что все это происходит не на самом деле. Но в то же время… – Он выпрямился и уставился на свои ладони. В то же время это был самый реальный опыт в его жизни. Думать об этом было непереносимо, если не считать самого поверхностного упоминания, но он знал, что никогда не забудет ни одной, даже самой крошечной детали. Внезапно его горло снова сжалось.

Брианна тревожно вглядывалась в его лицо и заметила, как он касается неровного шрама от веревки на горле.

– Ты можешь дышать? – спросила она обеспокоенно.

Роджер покачал головой, хотя это была неправда – он как-то дышал, но ему казалось, будто горло раздавила какая-то огромная рука: гортань и трахея словно превратились в кровавую кашу.

Он приподнял руку, показывая, что он будет в порядке, хотя и сомневался в этом сам. Бри обошла его сзади, отняла его руку от горла и осторожно положила пальцы на шрам.

– Все будет хорошо, – сказала они тихо. – Просто дыши. Не думай. Дыши.

Ее пальцы были холодными, а руки пахли грязью. У него в глазах стояла мокрая пелена. Он моргнул, чтобы увидеть комнату, очаг и свечу, посуду и ткацкий станок, чтобы убедиться, где находится. Капля теплой жидкости скатилась по щеке.

Роджер пытался сказать, что он в порядке, что он не плачет, но она только прижалась ближе, положив одну руку ему на грудь, другая по-прежнему касалась болезненного комка в горле. Ее грудь, прижатая к его спине, была мягкой, и он скорее чувствовал, чем слышал, едва заметные и вовсе не мелодичные звуки, что она издавала, когда тревожилась или пыталась сосредоточиться.

Наконец спазм начал проходить, и чувство удушья покинуло его. Грудь облегченно поднялась – нормальное дыхание вернулось к нему, и она отпустила Роджера.

– Что… это… ты такое копаешь? – спросил он лишь с небольшим усилием, потом обернулся на нее и улыбнулся, что потребовало намного больше труда. – Я… му, чтобы… беге… мотов коптить?

Призрачная улыбка осветила ее лицо, но глаза были по-прежнему темными от тревоги.

– Нет. Это сурковая печь для обжига.

Пару секунд он пытался придумать какое-нибудь остроумное замечание о том, что такая яма великовата для того, чтобы убивать нечто настолько маленькое, как сурок, но не нашел в себе сил.