***
– Гермиона! – очередной крик рассек безмолвствующий лес.
Рука опустилась на плечо Гарри, и тот повернулся к другу.
– Думаешь, егеря поймали ее? – спросил Поттер.
– Все может быть. Но если это так, я более чем уверен, что они не тронут ее. Она ценнее, как заложница, – произнес Джордж. – Они, наверняка, попробуют использовать ее, чтобы выторговать свободу. И вредить ей не будут, потому что это разозлит нас и снизит их шансы нажиться на этой сделке по полной.
– Если она действительно оказалась среди этих сволочей… – Гарри всмотрелся в темные дебри. – А ведь есть вероятность, что с ними еще и Долохов. Даже представить боюсь, что этот отбитый на всю голову псих может с ней сделать…
***
– Так, пока твои трусы сохнут, давай подытожим, что мы знаем об этом лесе, – Антонин подложил несколько поленьев в костер.
При упоминании нижнего белья Гермиона зарделась. Конечно, она понимала, что Долохов специально цепляет ее, уже в какой-то степени привыкнув к этой его особенности вести диалог, но никак не могла подавить внутреннюю зажатость, которая пустила в ней корни в подростковом возрасте. Чтобы поскорее избавиться от сковывавшего ее всю смущения, девушка начала пересказывать Пожирателю то, что говорил ей Роберт.
– Вот только насколько можно верить россказням твоего парня? – когда Гермиона закончила, спросил Антонин, сознательно сделав акцент на последнем слове.
Подкол сработал вполне ожидаемо для него – глаза девушки блеснули таким знакомым ему по дуэлям с ней огоньком.
– Роберт – не мой парень! – возмутилась она.
– Правда? – деланно удивленно переспросил Долохов. – А доверилась ты ему почти как родному.
– В-все не так… Я… Это было не…
– Ладно-ладно, – удовлетворенно усмехнувшись, остановил ее мужчина. – Уверен, ты не всегда такая легковерная. Просто еще одна побочка. Страх способен возобладать над разумом, если он достаточно сильный. Тут либо рациональность, либо эмоции. В данном случае, эмоции победили, хоть и не совсем по твоей вине.
– Если ты так думаешь, зачем говорить все это? Или это твоя манера общаться с магглорожденными?
– Нет. Это моя манера общаться… со всеми, вне зависимости от статуса их крови. Вместе с моей, как ты выразилась, не особо располагающей внешностью, это тщательно создаваемый годами образ.
– Но ведь это не ты… – прошептала Гермиона.
– Откуда тебе знать? Мы с тобой общаемся всего несколько дней. И ты вроде боишься меня?
– И все же я понимаю, что, если бы ты на самом деле был таким неприятным человеком, каким хочешь казаться, я была бы уже мертва – либо тобой убита, либо брошена одна в лесу, где меня, такую легковерную, в первую же ночь наверняка схватил бы демон. Вместо этого ты защитил меня от приставаний егерей, потом оберегал, когда мы были уже вдвоем, ты обеспечивал пропитание и ночлег, отдал свою куртку, чтобы я не замерзла, ты спас меня сегодня от верной гибели. А сейчас я сижу в твоей мантии, потому что ты беспокоился, что я могу замерзнуть в мокрой одежде. Плохие люди так себя не ведут.
– А ты не думала, что магическая связь заставляет меня это делать? Мм?
Гермиона отрицательно покачала головой.
– Я видела тех, кто совершал какие-то действия под влиянием только одной лишь магии. Ты выглядишь совсем иначе. Ты делаешь все осознанно. Ты делаешь это… Потому что хочешь делать, – уверенно заключила девушка.
Долохов хмыкнул.
– Так и есть. Но только отчасти. Я действительно делал все это по желанию. Хотя, в некоторых случаях магия меня нехило стимулировала. Но не всегда. Когда-то это был я сам. Например, тогда с егерями – терпеть не могу подобные издевательства. Убить врагов, запытать их до смерти – могу. А мучать ради развлечения? Насиловать? Это не про меня. Но это не делает меня хорошим человеком. Просто у меня есть определенные принципы, которые я не могу преступить.
– У плохих людей принципов нет.
– Это у подлых нет принципов. А у плохих парней они вполне себе могут быть. Мир вообще не делится на черное и белое. Абсолютного зла нет, как и абсолютного добра. Ты поймешь это с возрастом. Конечно, если мы выберемся отсюда.
Девушка не стала спорить, посчитав, что словесные баталии сейчас определенно неуместны. Какое-то время они молчали. Гермиона наблюдала, как поднимается пламя по мере того, как Долохов подбрасывал хворост.
– Так жить легче, – вдруг сказал Антонин, не отрываясь от костра. – Чем меньше людей допущены в твой ближний круг, тем меньше плевков в душу ты получишь.
– Но зачем подпускать настолько мерзких людей так близко? – спросила Гермиона.
– А других не бывает, грязнокровка. Все люди – эгоисты. Каждый ищет способ сделать свое пребывание в этом мире комфортнее. Чем ты добрее и мягче, тем больше желающих воспользоваться этим и выехать на твоей шее в лучшую жизнь. А если кто-то этого не делает, то либо он еще не нашел способ как использовать тебя, либо ты для него попросту бесполезен.
– Ты не прав. Я бы никогда не стала использовать своих близких. И я сама, не задумываясь, пожертвую собой ради тех, кто мне дорог.
Гермиона заметила, что взгляд Долохова после этих ее слов чуть потускнел.
– Что ж, – сказал он спустя несколько секунд. – Если это так, то мне очень жаль, что я не встретил тебя до того, как окончательно разочаровался в людях.
– Никогда не поздно все изменить. Встать на правильный путь.
Антонин улыбнулся. Такая милая в своей вере в чудеса девочка.
– Для меня уже поздно.
– Это не так! Когда я расскажу всем, что ты спас меня…
– То что? Что, по-твоему, случится потом? Все сразу забудут про мои преступления? Позволят мне просто жить? Не будет этого. Ты и сама понимаешь, лапонька.
Гермиона опустила голову. Чтобы британское магическое сообщество приняло такого, как Долохов, должно произойти что-то из ряда вон. И никакие ее слова, никакие заверения, ни статус «подруги спасителя Британии» не смогут переломить сложившуюся систему.
– Возможно, если героиня войны выступит в мою защиту, Визенгамот проявит снисхождение, – добавил Долохов с улыбкой. – И вместо поцелуя дементора меня просто закроют в Азкабане. На этот раз действительно пожизненно.
Гриффиндорка понимала, что Долохов говорит вовсе не об отсутствии вероятности, что кто-то из соратников освободит его снова. Он имел в виду, что ему едва ли хватит сил дождаться возможного спасителя. Его пребывание в Азкабане, по его мнению, будет непродолжительным, потому что он просто долго не протянет.
– Ладно, грязнокровка, это все не важно, – улыбка в одно мгновение исчезла с губ Пожирателя. Гермиона поражалась тому, насколько легко Долохов мог подавить явно бурлящие в нем эмоции. – Сейчас нужно решить, как выбраться.
Мужчина взял небольшой прутик и принялся чертить им на земле грубые силуэты.
– Итак, что мы имеем. У нас есть лес, часть которого – это погибшие здесь люди. Несколько полумагов – полумонстров, которые боятся огня. Бетти, про силы и слабости которой мы не знаем ничего. Дети… что-то вроде призраков, но с физическими телами, которые, если судить по тому гавнюку Роберту, тоже желают нам смерти. И демон, который перестал нас преследовать, хотя почти догнал. Интересно, почему?
Снова установилась тишина. Оба погрузились в раздумья. Спустя несколько минут, вспоминая детали рассказа Роберта, Гермиона пришла к выводу, которым она решила поделиться с Антонином. Но едва она подобрала слова и готова была их произнести, как Долохов вскинул палочку. Девушка удивленно моргнула.
– Акцио, ветка! – Мужчина направил древко на одну из веток хвороста, но та не шевельнулась.
– Дерьмо, – бросил Долохов.
Мгновение – и Гермиона поняла, что Пожиратель пришел к схожему выводу относительно демона.
– Наверное, территория окружена чем-то вроде купола, – произнесла она.
Долохов убрал палочку.
– Я предположил, что если демон владеет лишь частью леса, то не может контролировать ту его часть, с которой слился после перемещения. Но, очевидно, он сильнее, чем кажется.
