Потому что это были последние минуты, которые они могли провести вместе…

Натянув горнолыжную куртку, Мариана взяла в руки теплые ботинки, но потом передумала и решила обуться внизу. Надо постараться пройти по лестнице как можно тише.

Закинув за плечи рюкзак, она подошла к двери и обернулась. Луи спал крепким сном, раскинувшись на постели. Огонь в камине уже погас, только багровые угольки пламени продолжали светить в полумраке. Мальчишеское выражение снова проступило на его лице… «Нельзя стоять тут и смотреть на него!» – твердила себе Мариана и все-таки смотрела, как зачарованная. Она знала, что Луи обычно спит очень чутко и только из-за того, что не спал всю предыдущую ночь, не услышал, как она встала. Но мешкать дальше было опасно.

Луи шевельнулся, и Мариана увидела, как блеснул медальон на его груди. Слезы опять подступили к горлу: она вспомнила, как загадывала желание, держась за этот медальон… Кто же виноват, что желание ее оказалось невыполнимым?! Как ей хотелось вернуться и поцеловать его, обнять, крепко прижать к себе! Ведь они, может быть, больше никогда не увидятся… Но имеет ли она право на это?

Она ни на что не имеет права, кроме одного: самой отвечать за свои поступки!

Смахнув слезы с глаз, Мариана решительно повернулась и осторожно спустилась вниз по ступенькам. Только выйдя на крыльцо, она села и быстро обулась.

Небо на востоке уже начало светлеть, но густой полумрак все еще окружал ее со всех сторон. Стараясь приободрить себя, Мариана стремительным шагом направилась к тропинке, которая должна была вывести ее на дорогу.

К тому времени, как самолет, на котором летела Мариана, приземлился в аэропорту Марасефа, Эндрю уже ждал ее. Она увидела его,

Как только прошла таможенный контроль, и сразу волна облегчения и внутреннего покоя накатила на нее. Едва взгляд Марианы выхватил из толпы встречающих его фигуру, его лицо и ласковую улыбку, она почувствовала, что все становится на свои места. Но Эндрю смотрел на нее встревоженно.

– Ты выглядишь усталой, – сказал он, поцеловав

Сестру.

– Перелет оказался очень долгим. А где машина?

– На стоянке. Я заказал лимузин с водителем, чтобы он довез нас до Компаунда. Думаю, что нам будет, о чем поговорить по дороге, и я не хотел отвлекаться: на трассе довольно много машин. – Он взглянул на ее небольшой рюкзак, закинутый за спину. – И это все твои вещи?

Мариана молча кивнула, Эндрю взял ее под руку и повел в ту сторону, где стояла машина.

– Гуннер сильно испугался, когда ты позвонила ему из Квебека.

– Значит, теперь мы квиты. В Дарсебо он тоже чуть не довел меня до инфаркта.

– Ты сейчас мне все подробно расскажешь. – Эндрю открыл заднюю дверцу. – Как я рад, что ты наконец вернулась домой, Мариана!

Она села первой, и он устроился рядом с ней; прозрачная звуконепроницаемая стенка отгораживала их от водителя.

– Я тоже очень рада. И спасибо, что не упрекаешь меня…

– Неужели ты ждала упреков? За что?

– Но ведь я не послушалась тебя и не вернулась вместе с Гуннером. Да и вообще, Эндрю… Если бы ты знал, сколько глупостей я натворила!

– Я очень хорошо понимаю, почему ты не вернулась с Гуннером. – Он нежно сжал ее руку. – Это была не глупость, Мариана. Это был страх. А мы всегда пытаемся отогнать его от себя тем или иным способом. Но теперь все будет хорошо. Я помогу тебе.

– Каким образом? Скажи мне, что я должна делать?

– Во-первых, пройти курс лечения. Это будет занимать у тебя два часа каждый день. Но главное – ты должна пребывать в полном спокойствии. Никаких волнений и тревог! – Он помолчал. – Гуннер сказал мне, что у тебя был приступ залипания. Сколько времени он длился?

– Около суток.

– Только один приступ?

– Может быть, был еще один – когда я потеряла сознание две недели тому назад.

– Если ты не уверена в этом, значит, у нас пока нет особых оснований беспокоиться. Одно залипание обычно не вызывает серьезных последствий. Приступ был глубоким?

– Настолько глубоким, что я тут же помчалась сюда!

– Хорошо, что ты успела вовремя. Я надеюсь, больше он не повторится. Мы установим систему сигнализации на телефонной станции, и тебя будут будить через каждые три часа. А если ты в какой-то момент не откликнешься, звонок автоматически поступит ко мне. – Эндрю улыбнулся ей. – Все не так плохо, как тебе кажется. Ты ведь знаешь, что я сам уже прошел через это, у тебя тоже наверняка получится.

– Не обманывай меня! – Мариана облизнула пересохшие губы. – Мне известна статистика. Восемьдесят процентов тех, кто оказался в состоянии разбалансировки, умирают в течение года.

– Зато те, кому удается пережить этот год, уже могут ничего не бояться. Кроме того, тебе неизвестны результаты наших последних опытов, а они очень обнадеживают. Так что, потерпи двенадцать месяцев, а

Потом…

– Нет! Для меня главное – продержаться следующие восемь месяцев! – неожиданно воскликнула Мариана, изо всех сил сжав его руку. – Скажи, что надо делать, чтобы продержаться это время…

Эндрю недоуменно посмотрел на нее, и она неуверенно усмехнулась:

– Как видишь, я оказалась еще глупее, чем ты думал. Я жду ребенка.

Эндрю побледнел, как полотно.

– Господи.

– Я знаю все, что ты можешь сказать. Но я никак не хотела признаться самой себе, что перешла в неустойчивое состояние. И продолжала уверять себя, что со мной все в порядке, что и дальше все будет продолжаться так же… – слезы покатились по ее щекам. – Даже когда Гуннер сказал мне о твоей тревоге, я не захотела посмотреть правде в глаза! Я понимаю, что это была преступная слабость, но я продолжала уходить от ответа, пока…

– Пока не началось залипание?

– Да. Видишь ли, какое-то время я могла думать только о себе и о Луи. – Она горько улыбнулась. – Ведь в глубине души я сознавала, что нам дан очень короткий срок, а для человека в таком состоянии вполне естественно прогонять от себя все неприятные мысли. Я ни разу всерьез не задумалась о будущем ребенке, о том, что своим легкомыслием подвергаю его опасности! А потом вдруг осознала, что если мне самой не продержаться этот год, то и ребенок погибнет. – Мариана вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Этого нельзя допустить. Ребенок должен остаться живым, Эндрю! Некоторое время ее брат хмуро молчал.

– Это несколько затруднит твое лечение, – сказал он наконец. – Не исключено, что ты не сможешь доносить ребенка до срока. Не стану скрывать: как правило, у женщин, которые оказались в неустойчивом состоянии, происходят либо выкидыши, либо преждевременные роды. К этому может привести любое волнение.

– Я не позволю себе расстраиваться! Сделай все, чтобы ни одна тревожная мысль не промелькнула в голове. Восемь месяцев – больше я ни о чем не прошу. Может быть, даже семь… Но все-таки мне бы хотелось, чтобы ребенок родился доношенным. Тогда у него будет больше шансов выжить.

– Мариана… – Эндрю помедлил немного, а потом негромко сказал:

– Ты знаешь, что беременность сама по себе вызывает у женщин много сильных эмоций. Если ты впадешь в состояние комы, нам придется сделать аборт, чтобы спасти твою жизнь.

– Нет! Я оставлю в Совете специальное распоряжение… Я никогда не соглашусь на это! Как ты можешь предлагать мне такое?!

– Дорогая моя, ты еще слишком молода, чтобы…

– Все словно сговорились твердить мне, что я слишком молода! Я взрослый человек, Эндрю, и сознательно пошла на это. Никто не должен пострадать из-за моей ошибки.

– Господи! Тебе дана жизнь…

– И право выбора.

– Мариана, не стоит… – Он замолчал, увидев выражение ее лица. – Хорошо, поговорим об этом позже.

– Нет, Эндрю. Ни теперь, ни позже это не подлежит обсуждению. Ты знаешь, что не имеешь права идти против моей воли. Совет вынужден будет принять мое решение.

Эндрю помолчал:

– Это ребенок Бено?

– Да.

– И как ты думаешь, что бы он сказал, если бы узнал о твоем решении?