Греческая полубогиня своим милым и слегка детским видом создавала обманчивое впечатление безобидного и доброго существа, но Хеймдалль чувствовал в ней скрытую угрозу, чувствовал силу и волю, хоть пока что ее намерения были светлы и наивны. Она не пыталась найти ответы, не лезла в чужие жизни с нравоучениями, но всегда готова была дать совет. Он сжал ее руку в своей. Она сумела зародить в нем сомнения, посеять смуту в его душе. Все ли так, как он представляет? И при том она делала это не специально. Он чувствовал, что по отношению к нему она ощущает какую-то обреченность, будто его уже нельзя спасти, будто все предрешено. Но все что она делала — это не пыталась в нем что-то изменить, а просто старалась показать что-то другое.
Хеймдалль не знал, стоит ли ее благодарить за то, что вспыхнуло в его груди, как не знал, что думать и как поступать дальше. Мир вокруг почему-то перестал казаться таким, как прежде. Он тяжело вздохнул, замечая, как моральная усталость накатила на него. Боги не устают физически, но душевно, психологически… И им тоже хочется иногда прижаться к податливому женскому телу, крепко прижимая к себе и вдыхая странный чужеземный запах песка, солнца и какой-то травы или масла…
========== Часть 3 ==========
Комментарий к Часть 3
Предположим, что Атрею понадобилось больше времени на расшифровку надписи на той самой маске Одина…
— Не понимаю, почему ты бежишь от знаний и даже не хочешь мне помочь? — гневно спрашивал Атрей у своей сестры.
— Потому что я не хочу знать ответы на все вопросы этого и других миров! И тебе не советую… Знание — это лишь очередное оружие в войне…
— Нет, — уверял Софию парень. — Знания помогут избежать войны, помогут спасти отца…
— Или лишь подтвердят теорию о том, что судьбу нельзя изменить! Как же ты не понимаешь, что нельзя избежать Рагнарока! — она тяжело вздохнула, отходя от окна. — Атрей, Локи… Брат, — она положила свою руку ему на плечо, пытаясь отвлечь от маски, — я не хочу смерти твоего отца, моего дяди, но разве ты не понял, что чем больше пытаешься изменить судьбу, тем ближе ты приближаешь ее к реальности? Один многие года пытается изменить свое будущее, но в итоге лишь делает хуже… Я не говорю, что мы должны сложить руки, что должны уповать на судьбу, нет. Брат, мы должны быть сильнее, понимаешь?
— Но это единственная моя надежда, — грустно опустил он голову на книги. — Ведь я должен…
София глубоко вздохнула, беря в руки этот кусок маски. Все это ей очень не нравилось. Якобы «просьбы» Одина, его лживая доброта к Атрею, иллюзия бурной работы и заинтересованности… София чувствовала, что старик не так прост, как пытается казаться. И этот разрыв, эти знания в тонкой зеленой щели, говорящие маминым голосом, лишь подтверждали ее догадки. Брат же уже несколько дней безвылазно корпел над книгами, собирая по крупицам перевод. В этом София ничем не могла помочь. Ее знания ограничивались лишь парой мидгардских языков, Атрей учил ее йотунскому, но он ей дается с трудом. Зато брат не может понять ее родной язык. «И хорошо» — считала девушка. Хоть в одном языке они с Кратосом должны обходить парня.
По спартанскому обыкновению она ежедневно посещала тренировки, пару раз пыталась затащить туда Атрея, все-таки ему нужно тренироваться с новым мечом, но тот не желает вылезать из новой комнаты и новых книг. Тренировки всегда успокаивали, настраивали и укрепляли дух. Она помнила времена, когда ее день мог состоять только из ударов врагов о ее щит и ее ударов копья. В такие дни не было месту сомнениям, боли или сожалению. Никто правда не отрицал, что это все появлялось после битв…
Тренировки в Асгарде были странными. Валькирии тренировали эйнхерий и делали это…слишком мягко, по мнению Софии. Это не было похоже на учения дяди. Кратос обычно лишь давал указания, как бить и какую тактику использовать. Может быть это было лишь от того, что ему достался понятливый ученик. Атрей схватывал все налету, а его желание восхитить отца и показать ему свою важность придавали ему невероятно много сил. Валькирии же кажется просто издевались над эйнхериями. Хотя само по себе воскрешение мертвых воинов ради продолжение битвы уже звучит как издевательство.
София пыталась предложить свою методику тренировок, однако Валькирии ее не слушали, хоть и с радостью принимали ее вызов на партнерский бой. Пока что они вели со счетом 4:2. Иногда к ним присоединялась новая подруга брата — Труд. Она отличалась от своих братьев, которых успела повидать раньше София. В ней чувствовалась доброта и открытость. Она легко прощала и также легко воспринимала поучения и наставления. Софии это нравилось в девушке. Что ей не могло нравиться ни при каких обстоятельствах, так это пронизывающий фиолетовый взгляд, который буквально преследовал ее.
Хеймдалль постоянно оказывался около Софии, куда бы она не пошла. Она шла в большой зал, чтобы найти Труд, и за поворотом обязательно натыкалась на саркастично улыбающуюся моську стража. Она уворачивалась от очередной «Вальхаллы» валькирий, когда слышала его довольный смешок. Она гуляла в окрестностях Асгарда, чтобы проветрить голову и выбить из головы этот голос, когда ее ловили руки в узорчатых кожаных наручах, а воздух заполнялся его запахом ветра, костра и крови.
— Осторожнее, куколка, тут пропасть, если ты не заметила. Ох, точно, — сокрушенно качал он головой, — ты и не заметила, потому что не смотрела…
— Ты меня преследуешь?
— Ты мне не интересна, — повторил он. — И тебе бы стоило пересмотреть интересы, чтобы не пересекаться со мной там, где я живу, тренируюсь и работаю, если тебе так противно мое общество, — оскалился парень.
София задумалась, а противно ли ей его общество? И смысл ей пересматривать интересы, если он тут живет, и она в любом случае его где-нибудь да встретит.
— Мне не противно твое общество, — пожала плечами она. — Только успокой свои руки, пожалуйста.
Хеймдалль удивленно выгнул бровь. А после поняв свои движения, а именно то, что он до сих пор держит ее за талию и мягко поглаживает через одежду пальцами, отдернул руки, будто ошпарившись. София улыбнулась на его телодвижения. Ей нравилось его вводить в замешательство, он тогда казался милым и безобидным, как ребенок, который узнал, что-то новое, но пока не понимает, как это новое использовать.
— Я думала, ты работаешь там, — она кивнула на стену.
— Тебе вредно много думать, а то придумаешь еще что-то глупое и опасное, как и сама ты…
— То есть по-твоему я опасная, — хихикнула София, отходя от пропасти.
— Я этого не говорил!
— Так усиленно следишь за чужими мыслями, что забываешь про свои собственные?
— Я ничего не забываю, — прорычал он, приближаясь к ней в плотную.
София надеялась, что сейчас он не смог увидеть всплывшее в ее голове воспоминание, когда они проснулись вместе в обнимку на той самой поляне. Он был также близко, зачем-то крепко прижимал ее тело к себе, устроив по-хозяйски руки на талии и спине, она тоже не отставала, закинув ногу ему на бедро. Хотя ей стоит согласиться, после того сна она больше никак не могла нормально выспаться в Асгарде. Не из-за навязчивых мыслей о его руках и запахе, а из-за голоса Афины в собственной голове, конечно же.
Хеймдалль опустил глаза ниже, осматривая ее лицо. Девушке стало неловко и неуютно, одно дело, когда он уже так привычно прожигает в ней дырку своими фиолетовыми омутами, а другое — когда так пристально и оценивающе изучает.
— Ты была более сонная, отчего у тебя несколько прядей были растрепаны, — заключил он, победно улыбаясь на ее румянец.
«Эм, спасибо?»
— Это не комплимент, куколка, — отмахнулся от нее парень, отходя.
— Это был точно он, — настаивала она, следуя зачем-то за ним.
— Тебе показалось.
— Сомневаюсь.
— Ты много в чем сомневаешься, — пожал он плечами, подходя к своему зверю, который оказывается все это время стоял в отдалении и ждал хозяина.
