— М-м-м…

— Он сказал, что вы сражались с проклятыми валькириями, и что проклял их мой дед…

— Думаю, нашей заслуги там немного, — пожала плечами София, перепрыгивая препятствие. — В основном всю славу можно присудить Кратосу — отцу Локи…

— Да и здесь мы встретим скитальцев, а не валькирий, — заметил Атрей. — Кстати, о них… Это твой шанс!

София никогда не понимала, почему души простых смертных не могут найти покоя и превращаются то в драугров, то в скитальцев. Даже в Греции были свои мертвецы, которые восставали по приказу богов. Кто руководил этими не понятно, но они, казалось, не убывали, а только еще больше и больше вылазили наружу из своих укрытий.

Брат неплохо научился управлять своим мечом, хотя ему в этом помогало то, что управлять им и не надо было. Ингрид сама атаковала и летала рядом, защищая своего владельца. Труд тоже прекрасно справлялась со своим мечом и иногда проскакивающими молниями. София же, как обычно это бывает, погрузилась с головой в битву. Раньше ей нравилось сражаться. Отдать тело во власть натренированных мышц, поддаться общему настрою боя и отключить разум. Спартанские тренировки нельзя было выбить не одним оружием из головы, а они учили слушаться командира и выполнять приказы. Только после многих битв София поняла, что иногда полезно и включать голову, ставя под сомнение слова старших.

У нее был какой-то врожденный дар видеть битву под иным углом. Для нее это была партия в петтею{?}[Настольная игра древних греков, чем-то напоминающая шашки], она также искала ходы и предугадывала поступки врага. Для нее место битвы было полем, где каждый участок отображался в голове опасными или благоприятными для атаки зонами. Оттого она была лучшим воином в своем отряде, когда проходила подготовку. После она уступала по силе, но уж точно не по уму своим противникам.

Сражаться с нежитью было не так сложно. Их удары были предсказуемы, а в глазах не отображалось понимание ситуации — лишь ярость. Когда противник не отдает себе отчет в своих действиях, он совершает ошибки, а значит победить его легче. София легко уворачивалась от их атак, нанося свои копьем и щитом. Помогали оглушающие стрелы брата и конечно же его умение превращаться в хищников, что он мог бы использовать и почаще. Девушка не имела таких способностей, но ей обычно хватало и простой ловкости и надежности маминого копья.

Они продвигались дальше. София была погружена в своих мысли о странностях с Хеймдаллем. Последнее время он был задумчив и удивительно молчалив. Казалось, он решал какую-то сложную задачу и не был рад ее решению. Это огорчало девушку. Она любила заносчивого стража Асгарда, понимала, что во многом он не прав, что где-то ошибается и путается, но она любила и принимала. А оттого смотреть на то, как он терзает себя, было больно и ей. Она боялась, что его одолевают сомнения по поводу правильности решений Одина. Нет, это определенно было хорошо. Но может быть не сейчас, когда одноглазый старик уязвим и тороплив в своих поисках знания. Если Хеймдалль попытается пойти на попятную сейчас, то Всеотец этого не простит.

Этого София боялась даже больше того копья дяди. Все-таки Кратос старался быть не таким богом, каким был раньше. Да, он с такой же остервенелостью защищает то, что любит, но старается делать это мирным путем. Он не хочет войны. Один же не хочет своей смерти. Он заинтересован не в том, чтобы остановить Рагнарек, а в том, чтобы выжить самому. Именно это он ищет в том разломе: что будет после смерти? Это он сказал сам. Но София прекрасно понимала, что он не договаривает. Он не просто хочет узнать, что за гранью, но и как оттуда вернуться назад.

Атрей пытался дальше переубедить Труд в том, что ее дед не такой белый и пушистый, каким хочет казаться, особенно в этой нелепой шапке! Но молодая валькирия не обращала на него внимание, ставя под сомнение каждое его слово. Что не могло не радовать Софию. Да, Труд не принимала их сторону, но готова была слушать, хоть и не соглашаясь, но она это делала потому что не верила, а не потому что была уверена в своем деде.

Девушка не лезла в их разговор, просто помогая брату разгадывать загадки и искать путь вперед, иногда она вместе с Труд раздвигала тяжелые двери, хотя в этом она была не сильна. Наверное, даже Атрей был сильнее нее. Но не могла же она спокойно стоять в сторонке, когда все чем-то заняты.

Атрей использовал маску, чтобы определить путь, София даже устала удивляться простоте этого мира. И почему Один просто сам не мог погулять с ней по мирам, она же явно засветилась бы в нужном месте? Или именно для этого ему нужен был последний из йотунов? Неужели только Локи мог это видеть? Только он мог собрать маску и воспользоваться ей?

Труд порой нагнетала атмосферу, поторапливая брата, чтобы он искал быстрее и лучше, мол за ней наблюдает вся семья, и она не должна их подвести. Сам Атрей видимо тоже желал показать себя и самое главное обратить строгий взор отца на себя. София не могла их понять. Ее командиры и учителя не приучали ее к восхищению ее достижения, не хвалили, не развивали в ней желание выказать себя перед кем-то. Из нее делали солдата, воина, который будет воевать, а не красоваться. И поэтому ей было сложно понять стремление детей. Может когда-то и она была такой? Только вот перед кем ей нужно было показывать свои умения? Отец умер, мать бросила, строгие военноначальники не должны были догадаться, кто она такая, а потому сильно выделяться было нельзя.

Медленно, но верно, они продвигались вперед, по пути как обычно что-то разрушая. Софию удивляло убранство Хельхейма. Кто понастроил все эти сооружения? И зачем, если тут невозможно жить из-за мороза?

— Ну? Я много рассказала про маму, — сказала Труд. — А ты про отца?

— Он… — Атрей пытался подобрать слова, — строгий. Как будто давно решил за меня, кем мне стать…

— Ну… мне это хорошо известно, — вздохнула рыжая девушка.

— Скорее всего ваши родители лишь хотят, чтобы вы не повторили их ошибок, — заговорила София. — Для детей всегда стараются сделать все лучше… Их хотят направить и наставить…

— Но почему они не дают нам самим сделать выбор? — удивилась Труд.

— Потому что они любят вас, — улыбнулась девушка. — Любовь застилает глаза, скрывает истину, затуманивает разум… Когда ты полюбишь — поймешь…

— А ты любила?

— Да.

— И как?

— Больно… Но приятно.

— Ты не особо разговорчива, да?

— Иногда мне кажется на их родине все не много говорили, — вздохнул Атрей.

— На родине? — удивилась Труд.

— Мы не из этих краёв, — кивнула София. — И у нас были поэты и певцы, которые покрывали наше немногословие в бою…

— Ты скучаешь? — спросил Атрей. — Иногда вы с отцом придаетесь каким-то воспоминаниям, думая, что я не вижу…

— Так же, как и ты скачаешь по матери… Родина — часть нас. Там прошла часть нашей жизни, а потому скучать — это нормально. Но нужно двигаться вперед, — напомнила девушка. — В данный момент наш путь указывает маска…

— Да, конечно, — улыбнулся Атрей.

Еще через несколько побежденных врагов и сломанных проходов они, кажется, подошли к нужному месту, потому что маска Атрея затряслась и засветилась.

— Что это? — удивленно спросил он.

— А я почем знаю? — возмутилась Труд. — Это вы здесь уже бывали!

— В прошлый раз мы были слегка заняты и не успели осмотреть все здешние особенности, — хмыкнула София.

Они пробежали немного вперед по коридору и оказались перед огромным спящим волком.

— Да. — кивнула Труд. — Пойдем-ка отсюда.

— Что с маской?

— Мы близко к цели, — кивнул брат. — И он, мне кажется, не опасен.

— Мы смотрим на одно и тоже? Небось, его не просто так заперли, — бурчала дочь Тора.

— Здравое замечание, — кивнула София.

— Я знаю, что он чувствует. Так могут великаны. Он просто хочет на свободу. Фрагмент где-то за ним. Верь мне, — уверял Локи.

— Начнем с замка, который не рядом с зубами, — побежала вперед Труд.

— А нельзя его просто обойти? — заметила София.