Они поблагодарили монахов, но приглашения разделить с ними кров не получили, а у Николая не было желания задерживаться в этом месте. Кем бы ни был Дарклинг, для них эта поляна теперь стала местом траура.
Не произнеся ни слова, они миновали туннель входа и узкий проход между скал. Всюду ощущалось скорое наступление весны. Мир вот-вот должен был зазеленеть и расцвести. Но сейчас повсюду был лед, снег и серые камни, словно земля укрылась траурной вуалью и скорбела. Николай не чувствовал жалости к тому человеку, которым Дарклинг стал, но жалел о потере того, в ком было столько надежды, столько уверенности, что всего можно добиться, если быть достаточно умным, достаточно сильным и достаточно отчаянным, чтобы поставить на карту все. Кем мог бы он стать, если бы мир вокруг был чуточку добрее? Если бы Равка с самого начала умела ценить своих людей?
Прошлое, изломанное и мрачное, изрытое траншеями, усеянное минами, осталось позади. А впереди лежало будущее — пологие холмы, покрытые вековым лесом, море до самого горизонта и безоблачное небо.
Николай шел по горам, сжимая руку жены. Казалось, в таком положении, он мог преодолеть все.
***
В ночь перед коронацией Зои Николай не мог найти нигде Луну. Он пришел поздно в их покои. Весь день был занят подготовкой к предстоящему мероприятию, да и волнение Зои было на высшем уровне, хоть Бари и старался успокоить свою девушку. Николай устало завалился в комнату, ожидая увидеть возле камина жену с книгой или с чашкой чая, но ее там не оказалось, не оказалось прелестной красавицы и в ванной, и в спальне. Он начинал переживать. Луна часто была рядом с ним, скучала на нудных совещаниях или посещала еще более скучные ужины и встречи, иногда она пряталась от дворцовой суеты на озере, но Николай знал, что вечером он всегда окажется в ее объятиях. Сегодня что-то пошло не так.
Николай недавно видел Бари, а значит он не мог знать, где его сестра. После возвращения из гор они вообще мало пересекались, кажется между ними пролегла какая-то обида. Николай не лез с расспросами к жене и к ее брату, но прекрасно видел, что Луне больно и плохо. И вот сейчас она пропала.
Николай не стал ждать, пока она вернется. Ее отсутствие в их покоях наводило на мысль, что возможно она хочет побыть одна, что возможно ее лучше не беспокоить, но он уже закрыл за собой дверь и направлялся прямиком на улицу. Может она медитирует на озере? Может быть учит чему-то заклинателей? Ночью? Навряд ли.
Он вышел во двор, кивая стражникам, чтобы успокоить их. Все-таки он рванул по среди ночи неизвестно куда, стоило бы не поднимать лишней шумихи: ночь бомбардировки помнили все еще отчетливо. Он прошел по терновому тоннелю к Малому дворцу и свернул к озеру. Издалека не было понятно, что там кто-то есть, но маленький огонек блестел возле берега. Свеча?
Николай прибавил шагу, обходя немного со стороны, чтобы не напугать и не потревожить этот огонек. Может быть он натолкнется на влюбленную парочку или на игры детей, не хотелось бы портить такие моменты. Но приблизившись к источнику света, он увидел свою жену. Ее волосы были распущены. На плечи был накинут плащ, под ним виднелся край легкой белой ткани. Ночная рубашка? Николай не видел такого на своей жене ни разу. Огоньком оказалась и правда свечка, она плавала на дощечке в воде, а вокруг нее также плыл аккуратный венок из цветов. Николай перевел взгляд на Луну. Свет от свечи освещал ее мокрые щеки. Она плачет.
Он решил подойти поближе. Луна, казалось, не обращала на него никакого внимания, продолжая смотреть на огонек. Он присел рядом с ней на землю. В голове крутилось сотни мыслей и слов, чтобы сказать и успокоить ее, но он решил молчать. Она множество раз молчала так рядом с ним, когда что-то не получалось, когда кто-то погибал, она была рядом, и он был уверен, она могла сказать много речей, но всегда молчала.
— Это для моей мамы, — тихо объяснила она спустя долгие минуты тишины.
Николай продолжал молчать. Он ждал, что она сама расскажет. В ней копилось это с самого их путешествия. Пусть выговориться, пусть поплачет.
— У нее не выдержало сердце… — Луна всхлипнула, кладя голову на его плечо. — Она просто не пережила того, что единственная дочка и сын-созидатель пропали, исчезли… И никакой больше от них информации не поступало…
Вот, что произошло там, возле тернового дерева в монастыре. Они увидели, что их родственник умер, что женщины, родившей и воспитавшей их, больше нет. Николай придвинул ее ближе, заключая в кольцо своих рук.
— Она умерла из-за меня…
— Нет, нет, — уверял Николай. — Ты в этом не виновата. Никто не знает, сколько ему дано прожить… Так должно было произойти…
— Но если бы… — она утерла мокрые дорожки слез на щеках, поднимая голову. — Если бы тогда я не сделала, если бы…
— Тшш… — Николай поцеловал ее в лоб, потом в уголки глаз, собирая соленую жидкость, в покрасневший нос, в еще мокрые щеки. — Мы не можем этого знать. Не вини себя, пожалуйста…
— Бари также сказал…
— Вот видишь, мы оба говорим тебе это, — Николай поцеловал ее в макушку. — А значит это правда.
Луна затихла на какое-то время, она устроила голову на груди мужа и сжимала к кулачках его рубашку, боясь отстраняться и отпускать его.
— Ты бы ей понравился…
— Правда? — у Николая приятно разлилось тепло на душе.
— Да… — Луна слегка приподнялась, чтобы быть на одном уровне с ним. — Мама всегда говорила, что мне в мужья сгодится только, как минимум, принц, — она тепло улыбнулась.
— Какой она была?
— Строгой, но справедливой, — сероволосая посмотрела на одинокий венок в воде. — Она настаивала, чтобы я учила этикет, была леди и умела готовить…
— Ты умеешь готовить? — удивился Николай.
— Могу тебе постряпать мамин фирменный пирог…
— С удовольствием его попробую, — кивнул он, улыбаясь: жена не переставала его удивлять.
Луна по-доброму улыбнулась, целуя его в щеку. В глазах все еще проскальзывала грусть, но она справится. Николай это точно знал.
— А тот человек с младенцем — это?
— Это мой брат Александр, — счастливо улыбнулась Луна. — И мой племянник — Вольф. Который видимо унаследовал мою волчью шкуру, а силы пока непонятно чьи.
— Твой брат Заклинатель теней?
— Нет, Александр — Заклинатель солнца, на вашем. А по-нашему — разрушитель света. Вольф, как мне кажется, как раз-таки и будет разрушителем тьмы, как близнец Александра — Виктор.
— Ты рада за брата, — констатировал Николай.
— Конечно, — улыбнулась она. — Я всегда любила своих племянников и племянниц. Хотела бы я тебя познакомить с лисичкой Алисой и Белояром…
— Ты не смогла их увидеть тогда, у дерева? — спросил Николай аккуратно, боясь напомнить ей о потери матери.
— Мы не смогли установить связь такой, какой она должна быть, — объясняла она, прижимаясь крепче к нему.
— Давай пройдем в покои, — предложил он ей, замечая, что ее кожа покрывается мурашками от холодного ветра.
Жена кивнула, поднимаясь. Она в последний раз посмотрела на далеко уплывший венок со свечкой и развернулась, беря за руку Николай.
— Так вот, — продолжила она. — Мы надеялись установить полноценную связь, чтобы суметь хотя бы разговаривать с Мироновыми в других мирах. Но нам удалось настроить только зрительный контакт и то в одну сторону. Мы их видим, но они нас — нет.
— Это можно как-то исправить? — спросил Николай, ведя ее по тоннелю обратно в Большой дворец.
— Не знаю, — призналась она. — Мы такого раньше не встречали… Но даже такого контакта нам хватило, чтобы убедиться, что у них все хорошо…
Они молча прошли по ночным коридорам дворца. Николай чувствовал, что Луна опять загрустила, что она опять погружается в самобичевание.
— Твоя семья продолжила жить дальше, — заметил он. — Они не винят тебя, и даже радуются напоминаниям о тебе, — так он попытался объяснить ту радость, что он видел на лице Александра, когда тот брал в руки сына в образе волчонка. — Я не позволю тебе винить саму себя…
