По плану они должны были перехватить гришей и корсара в Четвертой гавани, потому как судно Штурмхонда не швартовалось ни в одной гавани этого города. Со свежей головой Луна вышла на палубу, отдавая приказы к отплытию. Матросы знали свое дело и уже давно не удивлялись нелюдимости своего капитана и главенствующей роли его сестры на палубе и в сражениях.

Юный фьерданец, Троильхард, был не так давно в команде. Ему было от силы лет восемь, когда его родители продали сына керчийским работорговцам, потому как их отпрыск оказался дрюсье. Мальчик затаил обиду на родителей и родную страну. Когда судно с его покупателями было захвачено Мироновыми, Троильхард был поражен и восхищен силой Луны, что уговорил ее взять его в свои ученики. Это было второе его нахождение в Кеттердаме, который он призирал, и первый раз, когда он направлялся в Равку. Появившийся на палубе знаменитый Штурмхонд, эффектная черноволосая красавица и испещренная шрамами, но несомненно красивая и гордая рыжая девушка всколыхнули в груди мальчика невероятное представление о Равке.

Луна встречала гостей, как радушный хозяин: с хлебом и солью. Поскольку последний прием пищи для девушки проходил как раз в обществе корсара, она с порога предложила перекусить. Маленький шуханец жался и с опаской оглядывал снующих туда-сюда матросов. Тогда-то Троильхард решил предложить свою помощь. Он плохо изъяснялся на керчийском, совершенно не знал ни равкианский, ни шуханский, но язык жестов был его привычным делом на протяжении последнего полугода нахождения на «Восходящей звезде». Фьерданец протянул руку шуханцу и назвал свое имя, тот замялся, не зная, как представиться, и в итоге выдавил тихое «Нхабан», которое мальчик спокойно принял. Потом снял свою рубашку передавая новому знакомому взамен его испорченной. Шуханец долго осматривал загорелое тело Троильхарда, а после принял его дар. Луна кивнула своему ученику, одобряя его действия.

Женя и Зоя недоверчиво поглядывали на фьерданского мальчика и на саму Луну. Штурмхонд же счастливо улыбался, смотря на пропадающий город. Сероволосая провела гостей в столовую и накормила свежим хлебом и соленой селедкой. Зоя с Женей переглядывались, а корсар все расспрашивал Луну о хергуде, которого она одолела в Церкви Бартера. Сама же девушка интересовалась ходом торгов и разыгравшейся драмой на сцене.

— Кстати, насчет шуханцев, — сказал девушка. — Бари всю ночь провел за изучением парема, но вроде так ничего и не узнал. Я взяла для него образец крови того хергуда, возможно он что-то придумал.

— У вас есть своя лаборатория на корабле? — удивилась Женя.

— Нет, брат у меня экспериментатор, для которого не особо важно в каких он условиях собрался экспериментировать.

— Понимаю, — улыбнулась рыжая.

— Не переживая, Сафина, скоро вернемся к Давиду, — подбодрил ее Штурмхонд, вставая вслед за сероволосой из-за стола.

— Только думаю он опять засядет в лаборатории на веки вечные, — хмыкнула рыжая.

— Не делай вид, как будто не используешь рычаги давления, чтобы вытащить своего ненаглядного из-под земли, — заметила Зоя.

— Он меня любит, потому выходит сам.

— Миленько у вас, — улыбнулась Луна.

Они прошли к каюте брата. Луна без стука ворвалась в помещение. Николай оглядел комнату и понял, что за ночь она превратилась из более-менее ухоженного рабочего места в творческий беспорядок гения. Что письменный, что рабочий столы были завалены листами и разного рода материалами, колбочками, пипетками, нагревательными установками, перегонными аппаратами. Диван тоже попал под горячую руку и на него были скинуты, по-видимому, все ненужные для исследования бумаги. В центре этого бардака восседал все тот же элегантный молодой человек с горбинкой на носу и идеальной каштановой прической. Он глянул на сестру, а после на всех вошедших, узнав Штурмхонда, кивнул, и непонимающе уставился на двух дам.

— Бари, мой брат, — представила его Луна. — А это госпожа Женя Сафина — великая портная, как их называют в Равке. И великая шквальная — Зоя Назяленская.

— Рад знакомству, — улыбнулся парень, поднимаясь со своего места, он обольстительно улыбнулся и поцеловал ручки девушек по очереди, потом повернулся к корсару, пожал ему руку и сообщил, — Из новых сведений только то, что парем скорее всего остается осадком в теле того, кто его принял.

— Как это удалось выяснить? — спросила Женя.

— Пока это только предположение, основанное на чувствах, — объяснила Луна, которая, оглядев место бардака, нашла-таки пару свободных стульев и предложила их гришам, сама устроившись на подлокотнике дивана, — Я чувствую воду в организме людей.

— Но ты не сердцебит, — заметила Зоя.

— Эм… Нет, — покачала головой сероволосая. — Вода есть везде. А человек так вообще на 60 процентов состоит из воды.

— Но не в чистом же виде, — удивилась Женя.

— Да, с примесями, — согласилась Луна, наблюдая как корсар занял соседний подлокотник. — Но я могу отделить эти примеси, как вчера отделила чаинки от воды.

— Ты можешь отделить парем? — спросил Штурмхонд.

— Не пробовала. Но суть не в этом, — она замешкалась, пытаясь подобрать слово. — Ощущая хергуд, я чувствую их воду и этот осадок, скорее всего вызванный паремом. Он как будто…

— Проникает глубже, — подсказал Бари.

— Да.

— Это указывает и анализ крови — чистого парема в нем нет, только его остатки. Видимо наркотик воздействует в кратчайшие сроки на органы и самое важное на силу.

— Мы знакомы с одной сердцебиткой, что пережила прием парема, но ее сила видоизменилась, — сказала Женя.

— Каким образом? — насторожился Бари.

— Она способна чувствовать и управлять мертвыми, — пояснила Зоя.

Бари нахмурился, поднимаясь с кресла и начиная расхаживать вдоль стены с картами. Луна отвлеклась, отворачиваясь к иллюминатору, взглянуть в море.

— За любое усиление всегда есть цена, — высказал наконец Бари.

— А как же животные усилители? — удивилась Женя.

— Там тоже есть цена, — согласилась с братом Луна, — Продленная жизнь, соблазн, власть, данная с силой.

— Длинная жизнь является наказанием? — спросил корсар. — Я конечно не надеялся умереть в постели, окруженный внуками, мне ближе смерть героя, но не слишком ли это странно звучит?

— Сколько лет жил ваш Дарклинг? — спросил Бари, на него уставились удивленные взгляды, — Скольких он хоронил?

— У него не было усилителя, — возмутилась Женя.

— Но была большая сила, — возразила Луна, — Это противоестественно жить триста-пятьсот лет.

Дискуссия сама на этом и закончилась. Бари полюбопытствовал ходом авантюры, договорился с корсаром о ремонте и провианте в Ос Керво, от доброй души Мироновы предложили Равке забрать весь антиквариат в казну, оставив лишь необходимые суммы для расходов. Также Бари передал свои заметки и образцы парема и крови Штурмхонду. Николай не знал, как отблагодарить семейство Мироновых, а потому предложил им почаще прибывать в гости в Равку. Луна проводила гостей до шлюпки на их корабль. Когда гриши, корсар и шуханец уже сидели в лодке, она, перегнувшись через борт, крикнула:

— Вам быстро нужно оказаться в Равке?

— Конечно, — улыбнулся Николай, замечая озорные огоньки в голубых глазах девушки, — Она что-то задумала, — сообщил он своим спутникам.

— Она точно не подходит на роль королевы, — сразу же отрезала Зоя. — И не надо строить ей глазки!

— Зато ее брат строил глазки тебе, — высказалась Женя.

— Не он первый, не он последний, — отмахнулась Назяленская.

— А парень толковый, — подкалывал шквальную Николай.

— Фабрикаторы вообще прекрасные люди, — согласилась Сафина.

— Ага, особенно в рассуждениях про противоестественность усилителей, — хмурилась черноволосая. — А вам, мой король, следовало бы не плодить бастардов.

— Следи за языком, — отрезал корсар, оглядывая борт собственного судна, к которому они неумолимо приближались.

Зоя надула щеки, но покорно молчала, Женя пыталась скрыть свою улыбку: её-богу как дети малые! Оказавшись на борту, каждый разошелся по своим делам. Но прежде чем шквальные успели надуть паруса, в перила возле штурвала, где стоял Николай, врезалась стрела с запиской: «Течение беру на себя, доплывем до Ос Керво к завтрашней ночи». На такие слова Зоя лишь раздраженно закатила глаза, желая уже отдать приказ своим шквальным, когда невероятное течение подхватило корабль и понесло вперед так, что Назяленской пришлось хвататься за перила. Штурмхонд довольно улыбался, наблюдая за бурлящей под судном водой и приказал отдать паруса.