«Что она делает в лесу?»
Уворачиваясь от ветвей, Сона спешила к приемной матери, что заблудилась в чаще. Девушка и не думала о возможной засаде охотников, Лестара ни за что не предала бы ее. В семье Бювелль Сону любили как родную, именно они придумали для нее язык жестов, чтобы она могла свободно общаться, а Лестара помогла сохранить секрет магического этваля. Долгие годы она скрывала особый дар Соны, и не было никаких причин нарушить данное тогда обещание.
— Пригнись, — скомандовал Ноктюрн.
Инстинкт самосохранения велел Соне послушаться, и острая коса со свистом пролетела над головой, срезая прядь синих волос.
«Ostinato!»{?}[Настойчиво! (с итальянского)]
Этваль превратил мощный аккорд Соны в магическую волну, разнося звук по местности, однако удар пришелся по близстоящим деревьям. С их ветвей взмыли в небо черные вороны, выражая свое недовольство хриплым карканьем. Множество красных глаз загорелись в темноте вокруг. Они пристально смотрели на Сону, следили за каждым движением, жаждая крови.
— Не по твоим силам, беги.
Сона во второй раз послушала его и побежала назад тем же путем. За спиной раздавался металлический скрежет, перемешанный с шелестом крыльев. Алый свет озарил гущу леса, чем бы не являлся его источник, он нагонял Сону. Этра и Габриэль тоже заметили его. Они как раз вернулись к большому дереву и уже собирались отправляться на поиски подруги. Они увидели Сону выбегающей из стены деревьев, за ней гналась огромная стая ворон.
Десятки птиц по очереди пикировали на нее, царапая когтями. Они целились в глаза, стараясь лишить девушку зрения, но Сона закрывалась рукой. Из рванных царапин сочилась кровь, падая крупными каплями на этваль. Бювелль с трудом играла ноты на липких струнах, но инструмент прекрасно чувствовал свою владелицу, и музыка звучала точно. Сыгранная ария окружила Сону исцеляющим щитом, затягивая раны.
Друзья бросились Соне навстречу, и волшебная аура музыки поглотила их, защищая от птиц. Габриэль подхватил задыхающуюся Сону. Она упала ему на руки и изо всех пыталась как можно скорее восстановить дыхание. От натиска ворон щит пошел трещинами, защита продержится недолго. Луна скрылась за облаками, и поляну накрыл красный свет.
Чудовищное пугало застыло в паре десятков метров от них. В руке оно держало фонарь, освещающий округу, его туловище слегка качалось от поднявшегося ветра. Существо выгнулось назад, оголяя нутро. Мешковина, служившая ему кожей, опала, и тогда Сона с друзьями увидели то, что скрывалось внутри чудовища. Железная клетка с метающимися внутри воронами с красными глазами, они бились о прутья, желая вырваться наружу. Чудовище издало скрипящий рев, готовясь к атаке.
«Живее!»
Сона наскоро исполнила мелодию стремительности, окутывая аурой ее и стоящих рядом Габриэля с Этрой. Магическое поле ускорило их, когда щит с треском раскололся. Вместе они ринулись в противоположную от чудовища сторону, спасая свои жизни.
«Вдвое быстрей!»
Бювелль повторила аккорд как раз вовремя, когда монстр мощным рывком бросился за ними. Сотни черных птиц вихрем окружили изогнутое подобие пугала, образуя большую воронку. Под их громкое невыносимое карканье чудовище преследовало своих жертв, быстро перебирая вывернутыми конечностями. Древний кошмар наращивал скорость, напитываясь их страхом, и с каждой секундой сокращал расстояние между ними.
«Втрое быстрей!»
Виртуоз ударила по струнам этваля, усиливая ауру стремительности, но их тела оказались не подготовлены к темпу музыки. Кости ныли, а мышцы горели огнем. Габриэль ужасно хрипел, а Этра начала спотыкаться об собственные ноги, Сону же несла магия музыки, приподнимая ее над землей.
Несколько ворон отделились от общей воронки и налетели на беглецов. Лапами они вырывали волосы, а острыми клювами откусывали кожу с их лиц и рук. Сона не обращала внимания на птиц и продолжала дергать струны с безумной скоростью, стирая подушечки пальцев в кровь. Если хоть раз ошибется, если сыграет не ту ноту, и их единый ритм собьется…
«Allegro!»{?}[Быстро! (с итальянского)]
Темп стал еще быстрее, и Этра застонала от боли. Как бы быстро птицы не махали крыльями, они уже не смогут догнать жертв, и тогда стайка вновь воссоединилась с воронкой. Габриэль отвлекся на Этру, и его дыхание сбилось. Он лихорадочно хватал ртом воздух, в глазах потемнело, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Он не мог бежать быстрее, еще немного, и связки порвутся от перенапряжения. Музыка Соны стала для них настоящей пыткой. У нее нет выбора, она должна заставить их ноги передвигаться с еще большей скоростью. Монстр не отставал, железный лязг раздавался прямо за их спинами.
— Беги-и без огля-я-дки!
«Allegrissimo!»{?}[Еще быстрее! (с итальянского)]
Голень пронзила острая боль, и Габриэль упал на землю. Этра обернулась, вместо крика из ее горла вырвался тяжелый хрип. Она кинулась к Габриэлю, рискуя жизнью, чтобы помочь ему подняться, но Сона оказалась быстрее. В одно мгновение Бювелль оказалась на пути монстра, закрывая собой друзей. Пугало на бегу подняло неестественно длинную руку и взмахнуло косой, ему не составляло труда перерезать туловище Соны пополам лишь одним движением.
Этра упала на спину Габриэля, надеясь сыграть роль живого щита, надеясь, что смертельный удар придется по ней. Она накрыла его своим телом и наблюдала, как покров тьмы скрывает за собой Сону.
========== Часть 12. Аутофобия ==========
Комментарий к Часть 12. Аутофобия
Аутофо́бия — патологическая боязнь одиночества.
Тьма обволакивает. Если долго всматриваться в ее черты, то она с искренним наслаждением примет тебя в объятия. Загляни в свое сердце, ты непременно найдешь ее в самых дальних уголках, она спрятана за запертыми дверьми. Как бы ты не стремился к свету, она будет терпеливо ждать, когда ты обратишься к ней. Сорви замки и прими ее.
Сона лежала в кромешной темноте, крепко обнимая этваль. Она не могла пошевелиться, да и не хотела. Сона боялась нарушить кристальную тишину, долгожданный покой убаюкивал. Вот бы закрыть глаза и провалиться в сладкий сон. Когда сознание почти покинуло ее, Сона очнулась, распахнув глаза, и подскочила на ноги. Как сквозь сон, до нее доносилось чье-то бормотание.
— Ночно-о-о-й кош-ш-шмар… Не пря-я-ячь ее…
— Первый… уходи прочь…
— Ноктю-ю-юрн… Отд-а-а-ай…
Закружилась голова. Сона, шатаясь из стороны в сторону, шла сквозь густую темноту. Черные птицы выныривали из тьмы и нападали, но стоило им коснуться Соны, как они тут же осыпались пеплом. Сотни, нет, тысячи ворон, сотканные из дыма, падали к ногами Соны, превращаясь в золу. Кучки пепла превращались в настоящие холмы, напоминая собой песчаные барханы в пустыне. Каждый шаг давался все труднее, ноги проваливались в останки птиц. Сона тонула в их прахе, пепел заполнял легкие, словно морская вода.
«Крещендо!»
Не прикасаясь к струнам, Сона выпустила звуковую волну, и видение рассеялось. Она стояла на том же самом месте в лесу, целая и невредимая. Солнце согревало яркими лучами. Сона пережила ночь. Радостная она обернулась, и тут уже улыбка пропала с ее лица, Этра и Габриэль исчезли. Бювелль обессилено упала на колени, и слезы полились из глаз. Сухая трава усеялась соленой росой.
«Где они?!»
Сона ударила кулаком о землю. Солнечным днем ее фигура отбрасывала две тени, но привычный шепот так и не раздался над ее ухом. Она осталась совершенно одна. Тьма рассеялась, но дневной свет не придавал сил.
«Все должно быть не так!»
Бювелль бесшумно рыдала над землей, она подвергла друзей смертельной опасности, и неизвестно, что с ними стало. Сона вспоминала Ионию. Ее причудливую природу, пропитанную магией, монахов, что заботились о ней. Она хотела вернуться, но годы кровопролитий в войне с Ноксусом изменили Ионию, для Соны там более не было места. Как и в Демасии. Она хотела все изменить, защищать невинных и помогать слабым, но не ценой жизней друзей. Может, стоит отправиться куда-то еще? Разве она способна все исправить? Немая девушка с волшебным этвалем, куда ей тягаться с орденом охотником, как она может противостоять принцу, что не может издать указ, изменивший бы все. Или может?.. Нет-нет, в королевстве она просто талантливый музыкант, не имеющий никакого влияния. Джарван IV ни за что не послушает ее, что ей остается, как не бежать как можно дальше. Сона плакала уже без слез, собственное бессилие отдавалось глубокой горечью, усиливая боль от потери.
