В этот момент я вспомнил, что мне тоже еще как пора. Меня начали расспрашивать, откуда я, со мной, похоже, многие захотели завести знакомство, но мне, несмотря ни на что, надо было попасть к моему родственнику, чтобы выяснить, почему он не пришел меня встречать, и кто он такой вообще. Поэтому я вежливо попрощался, поинтересовавшись напоследок, как мне лучше пройти, чтобы попасть по адресу, указанному в письме. Статный житель, по-видимому, Верхних ярусов, к которому я обратился, объяснил мне дорогу, но явно удивился, когда услышал адрес: Опушка Северного леса.

– Невероятно, это то самое место, откуда я попал сюда! – невольно вырвалось у Тигра.

– К несчастью, это то самое место, откуда и я попал сюда, и вы сейчас узнаете, почему.

По мере приближения к месту назначения я замечал, что места становятся все менее обжитыми и наряженными. Наконец, ветки надо мной расступились, и одновременно оборвался дождь под моими лапками: я сразу догадался, что вышел на опушку. И все бы хорошо, только дом отсутствовал. Никаких даже признаков, сударь мой. Опушка была совершенно пустынна. Я обошел ее вдоль и поперек, но все оставалось неизменным: сзади дорога, впереди густые и зловещие ветки. Вот тогда мне стало понятным удивление жителя, у которого я спрашивал дорогу. Куда же подевался мой новоиспеченный родственник?

В полном смятении и, признаюсь вам, страхе, я бросил взгляд в лес и тут… может быть, мне почудилось, я пригляделся и увидел как будто бы светлячка, перелетающего с ветки на ветку, словно он играл со мной. Сейчас мне сложно объяснить почему, но меня охватило какое-то дикое любопытство, и я пошел за ним.

Чем дальше я заходил в лес, тем холоднее становилось, а светлячков прибавилось, хотя присмотревшись, я увидел, что это, скорее, живые огоньки, так как они состояли из одного лишь огня. Внезапно огоньки замерли. Они осветили еще одну опушку значительно меньше первой. В центре ее находился домик, хотя больше ему подошло бы название «лачуга». В домике горел свет, от него исходило тепло. На двери висела записка. Подойдя поближе, я прочел: «Здравствуй, Хорек! С Наступающим! Заходи и погрейся у камина». Мои опасения немного развеялись, в тот момент я решил, что мой родственник вел отшельнический образ жизни, он наверняка был стар и посему забывчив, этим и объяснялось, то, что он не встретил меня, а вспомнив о моем прибытии, написал записку и разжег камин. Я вновь пожалел мое колечко, ведь я захватил его как раз, чтобы развлечь родича.

Дверная ручка оказалась неприятно холодной на ощупь, однако я, не мешкая, нажал на нее. Дверь не поддалась. Тогда я заметил, что под запиской была надпись, намалеванная тусклой краской: «Желающий войти, да прочтет». Далее следовала несколько слов, представлявших собой полную абракадабру. Мне подумалось, что это следы былого розыгрыша, но я почему-то четко произнес нарисованную надпись и надавил. И за пару мгновений произошло то, что навечно отпечаталось у меня в памяти. Дверь сорвалась с петель и отбросила меня на край опушки, из лачуги вырвался ледяной вихрь, вокруг которого завертелись огоньки, висевшие над домиком. Домик рухнул, а смерч, засияв так, что резало глаза, с ревом ринулся из леса в том направлении, откуда я пришел. Я обернулся и услышал удаляющийся гул, на миг мне даже почудились встревоженные голоса елочников. Вскоре все стихло.

На какое-то время я потерял сознание, а очнувшись, понял, что уже не на опушке, а на какой-то из широких веток леса. Всю ночь и следующий день я бродил по лесу, орал как мог, звал на помощь, но, к своему ужасу, в лесу больше никого не было. Я остался один. – В этом месте господин Хорек пустил слезу. – И самое страшное: я не нашел выхода. Да, да, господин Тигр, это место заколдовано, не знаю кем, но заколдовано, когда тебе кажется, что идешь по тропинке, ведущей из леса, эта тропинка закругляется и приводит обратно.

Тигр сглотнул слюну. Лампочник же, слегка успокоившись, продолжил:

– Я также не смог найти той опушки с лачугой, словно ее и не было. На вторую ночь пребывания в Северном лесу меня охватило отчаяние и злость. Я схватил мою сумку и швырнул ее. На снег высыпались мои инструменты и коробочка. Коробочка! Я подбежал и буквально разорвал подарочную упаковку. Внутри нее лежал мой подарок – большая матовая лампочка с золотым патроном.

«На что она мне здесь?! – воскликнул я».

И лампочка, будто ждавшая этих слов, зажглась. Несомненно, это было чудо, одно из чудес, сотворенных Зимним волшебником для его верноподданных. Она горела у меня в руках и совершенно не обжигала их, кроме того, от нее прекрасно горели иголки, в чем вы уже могли убедиться.

Лампочник указал на свой нехитрый очаг.

– Короче говоря, благодаря моему призу я спасся. За полтора года я выжег и благоустроил это дупло. Я приспособился к жизни в Лесу. Первые годы я жил в страхе и полной неизвестности, меня вновь и вновь донимали вопросы: что случилось в тот момент, когда я открыл дверь, кем заколдован Северный лес, что, наконец, стало со всеми жителями Елки, и почему никто не пришел мне на помощь? Надеюсь, вы понимаете, какие мысли приходили мне в голову. В конце концов, я привык и к страху, и к неизвестности, жизнь стала мне мало дорога.

И тут через десятки лет начинает сильно холодать, как тогда, а сегодня появляетесь вы, господин Тигр-барабанщик, и сообщаете, что жизнь на Елке идет своим чередом и недавно вы видели вспышки.

Ну что, как вам история?

Все то время, пока Лампочник вел свой рассказ, Тигр слушал, затаив дыхание. Это повествование превозмогло даже смертельную усталость и потрясло Барабанщика настолько, что около минуты в жилище единственного обитателя Северного леса застыла тишина. Собравшись с силами, музыкант выговорил:

– История, рассказанная вами, превосходит все сказки, что я слышал. И если то, что вы говорили – правда, то вы, несомненно, самый отважный и самый несчастный житель Елки всех времен. Я заверяю вас, что я и никто из тех, кого я знаю, никогда не слышал об описанном вами мерцании, но недавно его видели жители Шар-Тигр и Сова, о ней я уже говорил. Поэтому я заключаю, что сила, которую вы, по-видимому, освободили, никак на Елке не проявлялась до сегодняшнего дня, пока не исчезла госпожа Тигриуска, и я не оказался здесь.

– Я также заверяю, господин Барабанщик, что моя история правдива. Я понимаю, что вы не доверяете мне, но если вы задумаетесь, то убедитесь, что у меня больше оснований не доверять вам.

Лампочник сделал паузу и добавил:

– Двадцать лет назад, увидев вас, я бы сбежал, но сейчас, будь вы даже не тот, за кого себя выдаете, мне это уже не важно. Важно другое, с вашим появлением у нас обоих появился шанс выбраться отсюда.

– Какой прекрасный закат, ваше величество, – задумчиво сказал Дракон, глядя на яркое зимнее солнце, валившееся к западу и разливавшее свои последние лучи над распростертой перед Елкой белой равниной, уходящей к далекому горизонту.

Дед Мороз, осушив огромную, как бадью, кружку с квасом, одобрительно забурчал, после чего стал расчесывать бороду и заговорил серьезным, слегка печальным голосом. Письмоносец, много лет друживший с королем, знал, что такое случается с ним лишь при очень важных делах.

– Эх, Дракон, кабы я мог безмятежно любоваться закатом… Как думаешь, почему мы так чтим наступление Нового года?

– Я никогда всерьез не задумывался об этом, ваше величество.

– Новый год – великий символ. Он скрывает в себе суть всего нового. Ведь новое – это следующая и следующая перекладина очень длинной веревочной лестницы. Эта лестница может петлять, виться кружевами, но таковы правила этой странной лестничной игры, что двигаться мы можем лишь вверх. Ступеньки, оставшиеся позади, исчезают, вопрос лишь в том, как мы двигаемся. В этом и прелесть, полностью повториться нельзя. В каждой точке ты знаешь, что за вот эту планку, которая сейчас у тебя в руке, ты еще не хватался. Случается порой, она кажется ничем не отличимой от предыдущей. Но она неповторима, как неповторим и ты.