Кассий, наконец, покинул свою комнату, где он прятался с ночи, когда я его травмировала. В столовой становится громче, чем я когда-либо помню, когда двор обсуждает синяки на его лице. Оландон даже не пытается скрыть ухмылку, хотя я пинаю и толкаю его локтем под столом. Хотя бы Кедрик помнит кто он и где находится, и позволяет себе разделить одну ухмылку с моим братом, прежде чем сглаживает своё выражение лица. Я рада, что эти двое теперь ладят. Часть отдаления, которое, как я чувствовала, росло между нами с братом в течение последних нескольких месяцев, исчезла вместе с этим.

Я уже несколько раз порывалась сказать Кедрику, что мы больше не можем встречаться. Оландон продолжал приводить его к Аквину под видом того, что они с принцем теперь друзья. Каждый раз, когда я вспоминаю, что он уезжает через несколько дней, я отбрасываю все тревоги на задворки сознания и планирую следующую встречу. Мне очень тревожно, беспокойство постоянно присутствует в моём сознании. Мои плечи как будто напряжены уже несколько недель, и я измучена недостатком сна.

Я сижу с Кедриком в тренировочном ангаре Аквина, пока он убирается. Оландон всё ещё занимается растяжкой. На самом деле в тени не прохладнее, так как воздух сам по себе горячий, но мы обманываем себя, думая, что это так. Аквин упорно избегает возможности остаться со мной наедине. Что бы так очевидно его не тревожило, я перестала пытаться загнать его в угол.

— Лина, — говорит Кедрик.

Меня настораживает его вынужденная непринужденность. Я поворачиваюсь к нему.

— Я уезжаю уже через несколько дней.

От того, как он говорит это, моё сердце разбивается. Я намеренно отрицала то, как его уход повлияет на меня. Он опирается локтями на колени.

— Когда я в первый раз оказался тут, я решил найти путь к началу путешествий или общения между нашими мирами, во благо Осолиса и Гласиума. У каждого из нас есть ресурсы, которые мог бы использовать другой, — он смотрит на меня, а затем опускает взгляд на землю между его коленями. — Мои мотивы могли измениться, но это не имеет никакого значения. Твоя мать не будет ничего предпринимать с этой идеей, — он произносит последнюю фразу так, как будто съел что-то кислое.

Я не перебиваю его, он редко бывал раньше таким серьёзным.

— Я не могу придумать, как мы сможем встретиться до завершения этой перемены, через два года.

Он звучит так тоскливо, я делаю кое-что, чего не делала никогда раньше. Я наклоняюсь и целую его сухие губы, не беспокоясь о том, что Аквин и Оландон могут увидеть. Это похоже на наш первый поцелуй, но в этот раз он распространяется по моей шее, покалывая ключицы.

— Если ты меня снова так поцелуешь, я не смогу покинуть тебя, — шепчет он.

Я сажусь назад.

— Я бы хотел, чтобы ты сделала кое-что для меня. Что-то, как я думаю, что будет много значить для нас обоих.

Я хмурю брови, пытаясь догадаться, что он имеет в виду.

— Что? — спрашиваю я.

Я надеюсь, что смогу дать ему то, что он хочет. Я бы дала ему практически всё, особенно когда он так мрачен.

— Я бы счёл это большой честью, — говорит он, и затем сглатывает. — Я сочту за большую честь, если ты покажешь мне своё лицо.

Я перестаю дышать и вздрагиваю, когда он протягивает руку вверх, думая, что он собирается снять с меня вуаль здесь и сейчас.

— Тсс, Лина. Всё в порядке.

Он похлопывает руками перед собой. Должно быть, он почувствовал мою панику, потому что он поспешно бросает взгляд на Оландона, который повернулся и смотрит на нас.

— Я могу даровать тебе свободу от твоего страха, — Кедрик смотрит на меня сверху вниз, как я смотрела бы на умирающего друга. — Я просто хочу, чтобы ты подумала об этом. Если ты скажешь «нет», я буду уважать твоё желание, и это не изменит моих чувств к тебе.

Небольшое волнение пробивается сквозь мою панику.

— Подари мне дар — увидеть твоё лицо, — шепчет он. — Тогда я буду знать, что сколько бы раз я ни пропустил что-то первое в твоей жизни, пока мы были в разлуке, я был первым, кто увидел тебя.

Я чувствую, как растёт ком в моём горле. Если я раньше была неуверенна, то сейчас я знаю, что люблю его. Я шмыгаю носом.

— Это не потому что я не доверяю тебе. Я буду беспокоиться о твоей безопасности, если ты увидишь его. И о безопасности моих братьев, — ещё тише говорю я.

— Лина, мы оба знаем, что угрозы, которые выдумала твоя сука-мать, это истории, призванные запугать ребёнка. Она поселила в тебе этот страх. И… я думаю, ты иногда используешь его как оправдание.

Я пытаюсь разозлиться, но не могу. Моё сердце распознает правду в его беспощадно искренних словах.

— Кроме того, — он перемещается в более выгодное положение на земле. — Я могу придумать худший способ умереть, чем глядя на симпатичное женское лицо.

Мои брови выгибаются от его необдуманной реплики, и мне интересно, откуда он знает, что я буду красивой. Я сажусь, пробегая пальцами между трещинками на земле, думая о том, что он сказал. Я наблюдаю, как Оландон предлагает Аквину помощь с оборудованием, и улыбаюсь, когда Аквин качает головой.

— Что такое «сука»? — спрашиваю я спустя несколько мгновений.

Кедрик разражается смехом. Требуется некоторое время прежде, чем он восстанавливает достаточно контроля для ответа.

— Это сленг для того, кто порочен. Это неприятное слово. Я не должен был говорить его.

Я киваю, моё предположение о его значении подтвердилось.

— А что такое дерьмо, чёртов ад и ебать, — спрашиваю я.

В этот раз он сотрясается от смеха и долгое время не может остановиться, иногда умолкая, но всё его тело извивается из стороны в сторону. Он садится, пытаясь сдержать последние приступы смеха.

— Никогда не думал, что услышу эти слова из твоих уст, — задыхается он, вытирая слёзы с глаз.

Мой рот открывается от возмущения.

— Я не такая чопорная.

Я скрещиваю руки на груди.

Он гладит меня по спине, раздражая меня ещё больше.

— Я сравниваю тебя с женщинами Гласиума, — говорит Кедрик. — Это не плохо, вообще-то, я предпочту знать, если мы когда-нибудь станем нормальной парой, что я был единственным, кто касался тебя.

Его взгляд спускается по моему телу и тепло расцветает на моей коже под его взглядом. Я дрожу.

— О чём это мы? — он кладёт руки за голову и опускается спиной на траву. — Ах, да. Ебать, дерьмо и чёртов ад, — он снова смеётся, качая головой. — Итак, «дерьмо» — это ругательное слово, которое используется, когда что-то идёт не так, как тебе хотелось бы. Я слышал, как ты говорила слово «Вени» и думаю, что это означает схожие вещи. Я не скажу тебе настоящее значение слова «дерьмо». Это слишком грубо для твоих ушей.

Я хмыкаю, а он хихикает.

— Ад или чёртов ад, — продолжает он, — используется в таком же контексте, как вы используете слово «Солис». Ад — это описание для места, полного огня и отчаяния. Многие люди в Гласиуме называют твой мир адом, — говорит он, выглядя так, будто сожалеет о комментарии.

Я смущаюсь, потому что он поймал меня на том, что я так много ругаюсь.

— Ну, он определённо полон пламени, — говорю я. — А ебать?

Он немного смещается.

— «Ебать» считается худшим из всех ругательств. Оно передаёт предельное разочарование и гнев. Но оно означает и другие вещи.

— Какие, например? Ебать, — говорю я, пробуя слово.

Я думаю, что оно моё любимое, на текущий момент. Оно удовлетворяет.

Кедрик немного двигается и усмехается.

— Это также означает, эм… делать детей.

— Ох, — моё лицо пылает от тренировки, но становится ещё горячее. — В вашем мире много слов, которые обозначают создание детей.

Кедрик усмехается и закрывает глаза.

— Это потому, что мы проводим много времени в попытках сделать их. Я бы отдал два или три пальца, чтобы увидеть твоё лицо, когда ты увидишь наш мир.

Он смеётся и закрывает глаза. Он кажется очень уверенным в том, что я попаду в Гласиум.