Кедрик был прав. Татум больше напугана тем, что я сниму свою вуаль, чем я.

— Возможно, ты можешь сделать это позже. Это не остановит ущерб, который я могу нанести сейчас. Я решила, что очень хочу её снять, особенно, в такую жару.

Я хватаюсь за грубый материал, делаю вдох и слегка приподнимаю его.

— Стой! — она выкрикивает слово, а затем закрывает ладонью рот.

Я становлюсь выше, как будто я в своей тренировочной одежде, и собираюсь с мыслями. Это не сложно, потому что в прошлом я слишком часто мечтала о своей победе над матерью.

— Мне кажется, что ты не хочешь, чтобы я снимала свою вуаль, Татум. И хотя я бы с огромным удовольствием сделаю это в любом случае. Я готова придти к соглашению, потому что ты — моя мать, и я сильно беспокоюсь о тебе.

Я ухмыляюсь, а она сужает глаза.

— Позволь рассказать тебе, что должно произойти, — говорю я, медленно вышагивая перед ней.

— Меня не будут бить сегодня или когда-либо снова. Я не буду заключена в пятой ротации, и твой контроль надо мной исчезает с этого момента. Я останусь Татумой. Как бы то ни было, не в твоей власти отнять это у меня. Я не буду заперта в башне.

Я делаю паузу и вижу, что её поза застыла, но она снова ухватилась за край балкона. Всё ещё напуганная. В ярости, но напуганная.

— Если ты не выполнишь эти… назовём их, запросы, я открою своё лицо перед всем двором или деревней, или тому, с кем я буду в этот момент, — мой голос не дрогнул.

— Я беспокоюсь только потому, что не хочу, чтобы ты знала, как ты отвратительна на самом деле, — говорит она с грустью в голосе. — Меня это нисколько не затронет, разве что мать почувствует обиду и смущение за одного из своих детей.

— Тебе действительно не стоит произносить такую ужасную ложь, мама.

Я снова тянусь к материалу, и на этот раз поднимаю его вверх, обнажая горло, подбородок. Во рту пересохло, но я отталкиваю страх в сторону. Я поднимаю его и обнажаю свою нижнюю губу, а затем начинаю поворачиваться к Элите.

— Хорошо!

Слово выкрикнуто. Оно эхом раздаётся по круглой комнате. Её трясет так сильно, что я могу чувствовать её дрожь. Её руки сжаты в кулаки. Она так напугана, что не подумала использовать стражников, чтобы подчинить меня. Пока что.

Я бросаю вуаль, и она опускается на своё обычное место. Я кланяюсь ей и шагаю к дверному проёму. Стражник, который бил меня в последний раз, Риан, здесь и он отступает в сторону, пропуская меня. Я выдыхаю и мысленно благодарю его. Я превосходный боец, но справиться со всеми элитными гвардейцами невозможно.

ГЛАВА 08

В течение следующей недели мне казалось, что я постоянно задерживаю дыхание. Я ожидала следующего хода матери. Я знала, что она каким-то образом попытается восстановить контроль. Её месть была лишь отложена. Но пока я защищала Аквина, Оландона и Кедрика, она не могла навредить мне.

Если вы не были в Комнате пыток, вам покажется, что ничего не изменилось. Я осторожна с едой, ем только яблоки и ищу признаки того, что они были испорчены. Случалось, что придворных травили ядом Теллио.

Я не беспокоюсь о том, что она отравит Кедрика. Если он умрёт здесь, это будет означать войну.

Аквин и Оландон оба знают, что нужно быть начеку, я рассказала им о Кассии и моём ультиматуме матери. Оландон был счастлив от новостей. Реакция Аквина была больше похожа на мою собственную — настороженность и ожидание. То, что случилось между мной и моим братом, было забыто. Он слишком взволнован моим заявлением, чтобы злиться на меня. Он отметил, что пришло время всё изменить. Когда я попросила его объяснить его замечание, он завершил разговор и сказал, что мы поговорим об этом после отъезда делегатов. Может быть, он не верит, что я смогу сохранить это в секрете от Кедрика.

Я была более осторожна, чем обычно, отправляясь на свои тренировки. Чувство вины за то, что я подвергла Аквина потенциальной опасности, повисло тяжестью в моей душе. Но когда я предложила ему прекратить тренировки, он велел мне заткнуться и заняться делом. Позже он объяснил, что он уже достаточно стар, чтобы беспокоиться, и он всегда знал, каков был риск.

Я только начала тренироваться в этот день. Я подняла взгляд после серии ударов и увидела Кедрика, прислонившегося к дверному косяку. При виде его я пошатнулась, но вовремя поймала себя. Что он делает здесь? Аквин не позволяет ему заговорить. Он проводит нас через серию изнурительных упражнений, к концу которых у меня горят руки и живот. Моя вуаль промокла. Я ненавижу это время перемены.

После этого мы с Кедриком лежим под деревом Каура на сухой и растрескавшейся земле. Его тренировочная туника снята, а при виде его груди я растерялась. Так ли он очарован моим телом? Я дала Кедрику сильно отредактированную версию того, что произошло с моей матерью. Я не хотела настраивать его против неё сильнее, чем уже было. Это повлияет на отношения между нашими мирами.

— Я могу чувствовать, что ты смотришь на меня, — бормочет он.

Он поднимает руку и смотрит на меня. Ужас от того, что меня поймали, захлестывает меня. Я мотаю головой в сторону Каурового леса. Он хихикает.

— Я начал сомневаться, находишь ли ты меня вообще привлекательным. Так сложно сказать, о чём ты думаешь, — говорит он, и тянет руку, чтобы задрать мою вуаль.

Я отстраняюсь и не отвечаю, оглядываясь вокруг в поисках чего-нибудь, что могло бы меня отвлечь, но все полевые цветы исчезли, высушенные сокрушительной жарой. Я всегда беспокоюсь об Аквине, находящемуся здесь, в центре леса со всеми этими пожарами. Каждые полтора года, когда я высказывала эти опасения, он поручал нам с Оландоном расчищать завалы на сто метров в лес по полному кругу вокруг территории. Это всегда помогало мне почувствовать себя лучше, и, к неудовольствию Оландона, я без стеснения поднимала эту тему каждый раз, когда мы приближались к третьей ротации.

— Ты находишь меня привлекательным, не так ли?

Он встаёт передо мной, сгибает свой рельефный живот, на его лице ухмылка. Небольшая улыбка играет на моих губах, но я держу голову повернутой от него. Я не могу удержаться от того, чтобы украдкой взглянуть ещё раз, и успеваю увидеть, как напрягается его поза, прежде чем он бросается на меня. Я толкаю его назад, а он прижимает мои руки над головой, прежде чем я успеваю подумать. Я уже собираюсь пнуть ногами, чтобы разорвать захват, когда по моей коже пробегает ощущение, сочетающее в себе удовольствие и пытку.

Кедрик щекочет мой живот и ноги. Я кричу, умоляя его остановиться.

— Я хочу услышать, как ты говоришь, что находишь меня привлекательным! Нет! Я хочу, чтобы ты сказала, что я секси.

— Что такое «секси»? — я задыхаюсь, извиваясь из стороны в сторону от смеха.

— Это означает, что ты хотела бы иметь от меня детей.

Я задыхаюсь от возмущения. От его слов по моему телу, как и раньше, разливается тепло. Но в этот раз, более интенсивно. Я больше не могу терпеть эту пытку.

— Ты секси, — хрипло произношу я.

Он перестает щекотать меня и опускает своё лицо ближе к моему, его ноги на моих, а его тело нависает надо мной, его вес приходится на локти.

— Кто? — говорит он, его взгляд пронзает меня через вуаль.

— Ты! Кедрик, ты секси, — говорю я, моё сердце стучит в груди.

Его вес внезапно исчезает, и меня поднимают на ноги. Разъяренный Оландон хватает меня за руку и пристально смотрит на Принца.

— Почему ты на ней, Брума? — выплевывает он.

Он задал вопрос, чтобы оскорбить Кедрика. Я не утруждаюсь объяснениями, что Кедрик предпочитает такой формат беседы.

— Только то, что я привёл тебя сюда, не означает, что ты можешь позволить себе вольности, — продолжат он.

— Ты привёл его сюда? — удивлённо спрашиваю я.

Оландон бросает на меня быстрый взгляд и кивает. У меня почти наворачиваются слёзы. Он задумался над моими словами, сказанными на днях. Он пытается помочь мне провести время с Кедриком.