В имени Синь Цицзи есть иероглиф (цзп, «болезнь»). Но болела у этого крепкого молодца, который с детства занимался фехтованием и был знатным силачом, только душа. Он страдал, оттого что государственные владения уменьшились, словно убывающая луна.
У подножия Юйгутая
И чиста и прозрачна река.
Сколько путниками – кто знает! —
Тут пролито слез за века?
Там, на северо-востоке,
На Чаньань затерялся след.
Цепи тянутся гор высоких,
И горам этим счета нет.
Только горы – что за преграда!
Все, я верю, придет в свой срок.
Одолел же эти громады
И пробил себе путь поток…
Опускается у причала
Вечер, в сердце рождая печаль,
И кукушка прокуковала,
Улетая в горную даль[51]. Это знаменитое цы на мелодию «Пусамань», в котором слышатся нотки уныния, мы читали еще в средней школе.
А в цы на мелодию «Юнъюйлэ» поэт даже посмеивался над своей фамилией:
Пылкость солнца и чистота инея,
Верность и преданность —
Вот, что записано в наших родословных книгах.
Когда мои предки получили эту фамилию?
Я расскажу вам, что значит фамилия «Синь»,
И вы, возможно, рассмеетесь.
Иероглиф «синь» происходит от слова «невзгоды»,
Содержит значение «скорбь, страдания»,
неразрывно связан с «тяготами» и «тяжелым трудом».
Столько в нем горечи,
Что люди, услышав это слово,
Плюются, как от молотого перца или корицы.
Конечно, в мире полно
Сладких почестей и богатства,
Но наш род их не видывал.
Только вслушайтесь: горести, тяготы, невзгоды, скорбь – от одних этих слов сжимается сердце. В мире столько всего прекрасного, столько удач и подарков судьбы, почему же они не выпали на его долю? Он то маялся без дела, то переезжал с места на место, меняя должности одну за другой. В 1179 году его из Хубэя перевели в Хунань, когда сослуживцы провожали его, он сильно горевал и очень мягко пожаловался на свое разочарование в политике. Его сожаление вылилось в знаменитое произведение «Опять дожди…» на мелодию «Моюйэр»:
Опять дожди
И бесконечный ветер!
Каким же надо
Обладать терпеньем!..
Весна готова
Раствориться в лете —
Живет она
Последние мгновенья.
Ее прошу я
Не спешить с уходом.
Как жаль, что было
Раннее цветенье!
Теперь – вдвойне,
Когда под небосводом
Сонм лепестков
Проносится в смятенье.
«Постой, весна,
Не уходи! Куда ты?
Я слышал – травы
Разрослись стеною.
С пути собьешься —
И не жди возврата!..»
Молчит весна,
Не говорит со мною.
Но мне видны
Весенние приметы
В тенетах,
Заплетенных под стрехою.
Они пух ивы
С самого рассвета
К себе влекут
Незримою рукою.
Минувших лет
Свершения в Чанмыне —
Крушенье грез
И тщетность ожиданья,
И красота
Чанмыньской героини,
И зависть,
Что не знает состраданья!.
Красавица
Стихи Сянжу купила —
Не пожалела
Звонкого металла.
И мне, как ей,
Ничто теперь не мило —
И на меня
Обрушилась опала.
Вы, торжествуя,
В танце не кружите! —
Забылись вы совсем
В своей гордыне…
Но где Фэй Янь?
Где Юй Хуань, скажите? —
Истлел их прах,
Давно их нет в помине!
Боль одиночества
С тоской его бескрайней!..
Я тишины
На башне не нарушу.
Что там увидишь? —
Ивы лишь в тумане
Да луч заката,
Говорят, когда император Сяо-цзун, правивший в 1162–1189 годах, прочитал это стихотворение, то был очень недоволен. Лян Цичао[53] так оценил его: «Невероятно волнующее, трогающее за душу произведение, ему пока что нет равных».
В палаты Чанмэнь (то же самое, что и Чанмынь. – Примеч. пер.) император У-ди ссылал наложниц, ставших ему неугодными. Синь Цицзи обратился к этой истории, чтобы поведать и о преданности, и о слепой страсти, и о горе, страданиях, терзаниях, позволить читателю прочувствовать всю палитру чувств. Даже сегодня каждое написанное слово пробирает до глубины души, кажется, что это капли крови или слез. Древние поэты написали с гору печальных стихов о весне. Но кто сумел так уклончиво, так печально перейти от темы весны к политике, поведать о своем разочаровании в политике? И о печалях красавиц древние поэты тоже исписали немало бумаги, но кому пришло в голову поведать так о государственных делах, пожаловаться на несправедливость, выразить недовольство?
И все же сунский двор оставил его не у дел на целых двадцать лет. Все это время он был отлучен от политики, мог наблюдать за ней, но не имел права вмешиваться и что-либо высказывать. В своих произведениях Синь Цицзи подшучивал над собой: «Император милостив, он отправил меня садить лотосы». Впору вспомнить, как когда-то император Жэнь-цзун отзывался о Лю Юне: «Только и знает, что петь да балагурить, за ним идет дурная слава». Лю Юн действительно отправился петь свои песни в самые низы и стал непревзойденным мастером в жанре цы. Синь Цицзи был другим человеком, он много пил, вволю ел, в сердцах хлопал руками по перилам беседки, громко спорил о политике. Поняв, что не сможет отплатить отечеству, он уехал на северо-восток, построил усадьбу на озере Дайху и погрузился в одиночество. В цы на мелодию «Шуйдяогэтоу» он признается: