– Да подожди мама. Как это уехал? Откуда ты узнала? И почему он уехал не повидавшись со мной? – словно пытаясь все понять в один миг, Рамиль засыпал мать вопросами.

– Он приходил повидаться с нами. Сказал, что сильно обижен на тебя… Самая была в подавленном состоянии. И сына не могла винить. Знала, что как только выздоровеет, он тоже отправится в зону боевых действий. Поэтому, не договорив, Самая-хала зашла в дом.

О том, что его ближайший, любимый друг обижен на него, Рамиль узнал лишь в тот самый день, после его отъезда. Он хотел сначала написать другу, но подумав, что письмо проблему не решит, отказался от этой идеи. А позвонить Адилю, услышать его гоолс, успокоить, найти нужные слова для примирения не было возможности. Хотя бы потому, что он не знал точно где Адиль. Решил подождать день-другой. Ведь связавшись с семьей друга, он мог узнать номер военчасти, в которой тот служил, и поговорить с ним.

Весть от Адиля пришла через два дня… Вернее весть не от него, а о нем… Та самая ужасная весть. В ночь на первое апреля в боях за Кельбаджар Адиль подорвался на мине…

Рамиль очнулся от раздумий, почувствовав как сигарета обожгла ему пальцы. Сигарета обгорела до самого фильтра. Отбросив окурок, Рамиль поднялся со стула, и закурив очередную сигарету, отошел за дом – туда, где его никто не мог видеть. Потому что вспоминая все произошедшее восемнадцать лет назад, Рамиль плакал. Плакал, всхлипывая как ребенок.

* * *

Звонок на мобильный телефон оторвал Гудратова от чтения книги в черной обложке. Гудратов взял телефон:

– Слушаю.

– Господин майор, получены сведения относительно того преподавателя – послышался в телефоне голос.

– Есть ли что-либо, противоречащее вчерашним сведениям?

– Пока нет.

– Пошлите пожалуйста новые сведения в виде документа на мою электронную почту. Посмотрю попозже.

– Слушаюсь, господин майор.

* * *

Закончив телефонный разговор, Гудратов вновь взял в руки книгу в черной обложке. Казалось, он только теперь заметил, что книга была черного цвета. Спроси его кто-нибудь про цвет книжной обложки, Гудратов возможно и не ответил бы. Но Гудратов не мог быть настолько невнимателен. Однако черный цвет книги его и в самом деле его внимания не привлек, хотя для профессионала это было нетипично. То есть он видел цвет книги, знал его, но никогда раньше не связывал описанные черные судьбы, черные дни с цветом книг. Точно также он не связывал цвет обложки и с черной судьбой Карабаха. А человек, написавший эту книгу, вне всякого сомнения, сознательно выбрал именно черный цвет. После последней операции Гудратов ознакомился со многими документальными материалами, книгами, связанными с событиями в Карабахе. Однако именно эта книга, попавшая в его руки особенно заинтересовала его. Возможно, потому что, он был под впечатлением от прочитанного им дневника девушки по имени Айтекин, взятой в заложники армянами.

Говоривший сам с собой Гудратов, найдя себе оправдание, немного успокоился. Внимательно присмотревшись, на его лице в тот момент, можно было заметить чувство гордости. Гудратов был из тех людей, которые не выдают своих чувств, эмоций. При этом он конечно же был живым человеком, и также как и все люди мог радоваться, грустить, сердиться, даже плакать. Однако на этот раз проверяя сам себя, секретный агент на мгновение не смог скрыть довольства собой. Службу Родине он всегда считал своим священным долгом. Вот и сейчас… Да что там говорить. Гудратову и в самом деле было чем по настоящему гордиться, чему радоваться.

Несмотря на интерес к тетради Айтекин, Гудратов старался избежать этого чтения. Ужасы войны были знакомы ему не понаслышке, и он, сначала во время прохождения учебы в академии, и позже, во время службы в органах национальной безопасности, всегда старался осмыслить, глубоко осознать все увиденное. Этот опытный оперативник едва достиг среднего возраста, но уже немало сделал для безопасности своей страны. Теперь же, когда он читал дневник Айтекин, в его душе боролись два чувства – желание разобраться в судьбе этой девушки и нежелание вновь вспоминать ужасы войны. Ведь если только первые страницы дневника причиняли ему столько страданий… На мгновение он мысленно вернулся к общественно-политической обстановке в Азербайджане в начале 90-х…

В то время Азербайджан только недавно объявил о выходе из состава СССР и провозгласил свою независимость. Экономическая ситуация была крайне тяжелой. Пришедшие к власти люди, при всем своем искреннем патриотизме были некомпетентны, и это создавало очень серьезные политические проблемы. В то же время, Россия, не желая допустить независимости Азербайджана, старалась использовать все средства давления на молодую республику, не выводила отсюда советские военные части. Кроме того, Россия откровенно поддерживала армян уже с конца 80 годов, оказывала им помощь, снабжала их оружием и боеприпасами. С самого начала конфликта все азербайджанцы были дальновидно разоружены – у них были отобраны даже охотничьи ружья. Этими мерами центр якобы хотел установить дружбу между народами. И только позже выяснилось, что у армян все их оружие осталось нетронутым. Это помогло Армении в течение двух лет с легкостью оккупировать несколько районов Азербайджана.

Ведь армянская сторона была вооружена самым современным оружием из России, тогда как азербайджанцы были лишены даже охотничьих винтовок.

Именно проблемы такого рода, большие и малые, послужили причиной трагедии в Ходжалы, происшедшей в 1992 году. Ходжалы защищал единственный батальон самообороны, не имевший никакой бронетехники. Этот батальон поддерживался бригадой минометчиков из двадцати человек. При поддержке 366 моторизованного полка, расквартированного в то время в Ханкенди, армяне в ночь с 25 на 26 февраля перешли в наступление на Ходжалы. Вражеские танки, бронетранспортеры быстро вошли в город. Начались уличные бои. Бойцы батальона самообороны, возглавляемого национальным героем Тофигом Гусейновым отважно сражались против врага. Именно эти бойцы, задержав врага, помогли многим людям вырваться из окружения. Командир, не желая попасть в плен, покончил с собой…

Айтекин конечно же не знала об этом… В доме не было мужчин, и скорее всего, их семья, заперевшись в доме ждала… Ждала то ли врага, то ли подмоги из Баку…

«Однако случилось первое – самое страшное и совсем нежданное…» – вслух произнес Гудратов. Именно тогда вся судьба Айтекин превратилась в сплошную ночь, долгую и темную…

* * *

Как для любого азербайджанца, тема Ходжалы была для Гудратова очень болезненной. И каждый раз , вспоминая о тех событиях, Гудратов мысленно возвращался в те годы, вспоминал процессы, происходившие в то время в республике. Самые тяжелые картины, увиденные им самим, рассказы, услышанные от солдат и пленных – все это постоянно представало перед его глазами. В памяти оживала хроника, снятая на пленку нацинальным героем Чингизом Мустафаевым, Шамилем Сабироглу и другими самоотверженными операторами.

Однако самым невыносимым были рассказы людей, освобожденных из заложников. Их воспоминания. Как например воспоминания Хадиджи, потрясшие Гудратова до глубины души. Он наткнулся на них случайно, перелистывая как-то книгу Сабира Шахтахты «Хазангюль из Ходжалы». С тех пор, каждый раз во время церемонии поминания тех событий, рассказанное Хадиджей вновь звучали в его мозгу. И каждый раз этот голос, звучавший так горестно, скорбно, морально уничтожал его, заставлял бешено колотиться его сердце. И как бы тяжело ему не было, секретный агент слушал этот голос. Слушал тайно. Слушал, потому что этот голос запал ему в душу. Он не мог избавиться от этой тяжкой ноши, да и не пытался. Он обязан был нести ее. Обязан был переживать, смущаться слушая этот голос, ненавидеть врага, стыдиться самого себя, и осуждать себя, насколько хватало душевных сил. Потому что за все годы, прошедшие с того дня, будучи гражданином, он, Гудратов не сделал ничего , что могло бы послужить ему утешением. И теперь, он вновь, невольно слушал голос Хадиджи…