========== Пролог ==========
На эльфийском острове очень знойные полдни. Хочется лишь сидеть на месте и следить за парящими в золотистых лучах пушинками одуванчиков.
Когда Изма встряхивает в воздухе зеленое покрывало, кажется, что оно ложится на пышную траву медленно-медленно. Шилке ставит корзины с треугольным, плоским местным хлебом и с клубникой, Исидро подтаскивает кувшин с молоком, обкапывая донышко землей, чтобы не упал, и, незаметно для Шилке, плечом касается её робы. Но Изма замечает, и её щёки вспыхивают.
Фарнеза сидит, скрестив ноги, и смотрит сквозь них. По узорчатому покрывалу ползёт божья коровка. Рядом на траву опускается Серпико с деревянными стаканами в руках. Он косится на Фарнезу, но, как всегда, молча.
Исидро шумно нюхает клубнику:
— На цвет и запах — губы смуглой красавицы!
Теперь и Шилке краснеет, отворачиваясь и сбивчиво спрашивая Серпико:
— Почему у тебя пять стаканов, а не семь? Вдруг Гатс и Каска подойдут?
— Не подойдут. Им не до этого, — Фарнеза наконец шевелится и несколько раз моргает.
— Ааа! Статуя ожила! — картинно орёт Исидро и падает на спину. Шилке вздыхает:
— Верно. Давайте обедать.
…Фарнеза жуёт горячий ломоть хлеба, завернув в него три клубнички, и глядит на Серпико, который, отпив немного молока, подставил лицо солнцу и замер, слушая пение птиц.
Да, здесь очень хорошо. Сам воздух — горячая ванна, которая смывает усталость. А ни на что не похожая природа переворачивает ум, мысли, чувства. Мир за океаном становится очень далек.
Но есть те, кого не могут исцелить лежание на траве, солнце и целебное молоко.
Поев, Фарнеза встает и отходит к краю высокого холма, на котором они всегда обедают под тенью пяти одиноких клёнов. С одной стороны плещется и шепчет синий океан, слева — кленовая роща заливается птичьими голосами, справа — склон убегает полого вниз, к деревне Магов, самому суетливому месту острова, с этими заклинательными плясками Мелюзины. Фарнеза отворачивается от них от всех и смотрит на юг, вглубь острова. С южной стороны холм круто обрывается, и внизу раскидывается ивовый лесок, с удивительной золотистой травой. Словно откованные сказочными ювелирами, стебли плавно колышутся в полуденном мареве. Глаза слезятся, но девушка ищет взглядом среди тонких стволов и пышных ветвей…
Вот они. Высокая, широченная в плечах, темная фигура показывается на фоне серого, зеленого и золотого и оборачивается назад. Из-за большой плакучей ивы появляется она, тоньше и меньше, но очень похожая. Каска подходит к Гатсу, и они вместе исчезают в чаще, будто призраки.
«Окликнуть их!» — вдруг думает Фарнеза. — «Они придут!» Но ей тут же становится стыдно.
— Они от нас дальше Кушана, — шепчет она себе под нос и, пятясь, уходит к хохочущей компании.
========== Добровольное изгнание ==========
***
Без доспеха тело такое легкое. На корабле он был слишком изрезан, чтобы это почувствовать, а потом – слишком занят воспитанием вредных волшебных детишек.
Гатс прислоняется спиной к иве и поправляет бинты на культе. Ни доспеха, ни меча, ни шлема, так, только кинжал. Непривычно расхаживать слишком легким и здоровым, без всегда заживающих ран и ноющих переломов.
Но внутри – такое же пустое поле, как эта нестерпимо золотая трава. Хочется спать, будто тот разговор-признание был избиением себя дубиной. Будто он отдал все силы ей.
Каска садится на выступающий из земли корень, срывает колосок и задумчиво водит им по носу и губам, болтая в воздухе ногой. Но её глаза – смотрят прямо, а эти нежные полные губы снова сомкнуты. Наконец-то.
Очень хочется сесть рядом и обнять её, но Гатс не может: слишком много произошло, и доспех бы не выдержал. Поэтому они и ушли сюда, в эту призрачную рощу. И теперь как два духа бродят среди ив, пьют из речки, спят на траве, как олени, и едят плоды и ягоды, как птицы. Дни слипаются в бесконечность, наверное, их зачаровывает эта золотая трава и дурманит запах местных цветов и трав.
- Сколько мы уже здесь? – она думала о том же.
Гатс уже привык к её, казалось бы, исчезнувшему навсегда голосу, но отвечать ей еще трудно. Вскоре после исцеления Гатс жалел, что в боях не потерял язык.
- Пятый день, солнце мёртвых. Ты засыпаешь очень крепко еще до заката, - он невольно улыбается Каске. Она остается грустной:
- Я устала спать. Я спала два года, и только теперь разделяю сон и жизнь. Ты два года вот так бродил по лесам?
- Почти. Но леса были страшные и полумертвые. Страшнее был только я сам.
Скользнув на траву, Каска обхватывает руками колени и закрывает глаза. Её длинные черные волосы колышет ветерок, на зависть Гатсу. Каска не стала стричься, ведь «прежними мы уже не будем, Берсерк», но увечное дитя исчезло. Гатс украдкой любуется, как ровна её спина, как прямо и гордо Каска поворачивает голосу, как крепко и изящно переплетены пальцы, словно она держит поводья боевого коня… Даже просто сидя на траве. Длинное платье, как сорочка у девочки, и плащ пропали. Каска сама выбрала узкие штаны для езды и кроваво-красную тунику до колена, с бахромой, расшитую металлическими жуковинами.
«Чёрный мечник и красная мечница», - ох и языкат Исидро!
Зной усиливается, даже птицы смолкают. Гатс медленно опускается на траву и растягивается на спине. Протяни руку – и коснешься ног Каски. Словно пёс или ручной волк. Мысли и воспоминания медленно переплавляются в голове…
…Каска выдержала исцеление и пробуждение рассудка. Когда она открыла уже ясные глаза, положила руку ему на щёку и хрипло протянула: «Гатс, милый», - он будто вылез из гроба… Потом снова умер, когда Каска с криком бросилась бежать и исчезла на лесной тропе, а Ханафабуку рукой удержал его на месте:
- Многие по этой тропе так бежали. Дай ей время…. А вот теперь следуй за ней.
Ночной бег через лес. Тропинка оборвалась на пляже. Голова Каски исчезает в океане. Всё это уже было. Он воет, потому что добежать не успеет… Но через миг Каска резко выныривает из волн, словно русалка. И прекрасней их всех: увенчанная полумесяцем, в искрящихся от лунного света и странных огней брызгах, поднимающая руки к небу, с сияющими черными глазами.
И она воскрешает его.
***
Остров понравился Каске. Делился он на семь колец: первое – побережье, где по песку ползают черепахи, пришвартован корабль и суетятся матросы Родрика. Второе – холмы и рощицы, где живут люди, потомки беглых моряков, волшебников, пилигримов, рыбаков. Третье, где росла золотая трава и где искали отдыха и сосредоточения люди и эльфы, так и звалось – место Уединения. Милый Пак пару раза водил их в четвертое, к своим сородичам, которые жили среди небольших серых скал и прозрачных зелёных озёр на огромных Древах-Матках, усыпанных цветами. Запах и вид эльфийских цветов был слишком силен и ярок для человека, до головокружения. А тысячи полупрозрачных крылышек блестели драгоценными камнями так, что слезились глаза.
Такое буйство блеска и красок Каска видела только в гордые и горькие дни Виндхейма, и оно было бледной тенью эльфийского острова. И эта ирреальность нравилась ей, потому что переполняла мысли и чувства, отодвигая вглубь кошмары и горе. В более «обычной» деревне магов Каска всерьез боялась снова ополоуметь. После излечения они там прожили неделю. Днём Гатс и Каска почти не виделись: целители Короля, эти странные люди, изображавшие эльфов, обрабатывали его раны, снимали обгоревшую кожу и, самое главное, старались счистить демонскую скверну, галлонами изливавшуюся на Гатса с кровью монстров.
Память до Затмения вернулась к Каске почти сразу, а те два года, что она пускала слюни и путалась в подоле платья, - постепенно, будто она перечитывала полузабытую книгу. И очень скоро Каска знала, почему Гатс покорно уходил с лекарями, хотя всегда с ними шипел и ругался. Он избегал её.
