– Понятно.

– Вы из Новосибирска? Меня в декабре направляют на работу в консульство в Новосибирске. Посоветуйте, какие достопримечательности можно посетить, где отдохнуть.

– Оперный театр, например, – сказала Алиса. – У нас хорошая филармония, есть зоопарк.

– О нет, нет, видеть, как мучаются звери – это не для меня. Я фанат велосипеда и лыж.

– У нас есть лыжная база имени Алика Тульского. Можно покататься на лыжах по зимнему лесу.

– Это, пожалуй, подойдёт. Спасибо, воспользуюсь. Да, чуть не забыл, вам надо сегодня ещё зайти в шесть часов вечера в двадцать шестой дом. Только вам, – обратился он к Алисе.

– А что там, в двадцать шестом доме?

– Ну, там BND – это наша специальная служба. Вы не пугайтесь, никто вас вербовать не будет. Вы ведь лейтенант медицинской службы? С вами просто побеседуют.

– Что им надо? О чём со мной беседовать? —волновалась Алиса, всё оставшееся время.

– Ты боишься?

– Конечно. Не каждый день встречаешься со спецслужбами. Они чьи наследники – гестапо, Абвера?

– Чёрт их знает.

– Пойдём на нашу площадку, дубы как-то меня успокаивают.

Но и дубы сегодня никого не успокоили.

– Ну, с Богом! – сказал Володька, когда пришло время, и Алиса собралась идти. – Смотри, не выдай военную тайну.

Вернулась она спокойной и повеселевшей.

– Ну что?

– Спросили: «Вы в поликлинике работали? Сколько у вас было койко-мест?» Я сказала, что в поликлинике нет койко-мест.

– И всё?

– И всё.

– Да, измельчали наследники Мюллера и Шеленберга! Такие дурацкие вопросы задают.

Среди первого самого сладкого сна шумно распахнулась дверь, вспыхнул резкий свет, и частый топот многих ног вкатился в комнату.

Алиса вскрикнула спросонья и взметнулась на верхней постели. Володька высунулся из-под одеяла, таращась перед собой и жмурясь от режущего света. Против него стояла красивая молодая казашка и смущённо улыбалась блестящими раскосыми глазами:

– Извините, пожалуйста, за вторжение.

– Ничего, ничего, – сказал Владимир.

По комнате по-хозяйски расхаживал младший хаусмайстер и давал приехавшим необходимые, как ему казалось, наставления, мало заботясь понимают его или нет.

– Соблюдать гигиену, – свиристел он, – не быть свиньями, проветривать комнату и не вонять пóтом: мыться, мыться и ещё раз мыться! Вы кто? Чукчи или авары, что ходите с таким запахом?!

– Бабушка, что он сказал? – спросил высокий мужчина лет тридцати трёх с глубокой залысиной, и просвечивающим сквозь редкие серые волосы черепом, когда хаусмайстер удалился.

– Я не знаю по-немецки. Ничего не понимал, – ответила стоявшая рядом с ним старушка, снимая с головы шерстяной платок, под которым скрывались седые до белизны волосы.

– Давайте раздеваться, – предложил мужчина, – Марик, в уборную надо?

– Надо, пап, – ответил черноглазый мальчик лет восьми.

– Извините, – обратился к Владимиру мужчина, – где здесь туалет?

– В дальнем конце коридора: мужской налево, женский направо, – ответил тот.

Мужчина с мальчиком вышли из комнаты.

– Цецилия Михайловна, мы с Вадиком ляжем наверху, а вы с Мариком внизу, – сказала красивая казашка,

– Хорошо, Жанна. Я согласный.

В комнате было ещё две женщины: одна лет пятидесяти, с круглыми, выпуклыми как вишня, глазами, черноволосая, неимоверной толщины, тяжело дышавшая, с крашенными губами, в меховом полупальто и Павлово-Посадском платке на плечах, другая – согбенная восьмидесятилетняя старушка, в старинном плюшевом жакете, неизвестно как сохранившемся от моли и других невзгод времени.

– Нам придётся спать под вами! – сказала молодая, обращаясь к Алисе. – Меня зовут Роза, а это моя мама Эрна Андреевна.

– Конечно, располагайтесь, пожалуйста, – ответила Алиса.

Володька отвернулся к стене и натянул на голову одеяло, чтобы не смущать женщин.

– Садись, Роза, я сниму твои сапожки, – сказала Эрна Андреена.

Через несколько минут Володька понял кому адресовал свою филиппику младший хаусмайстер. От Розы, действительно ужасно пахло пóтом.

Вернулись Вадик и Марик. Выключили свет. Хотя, чтобы раздеться, света в комнате было достаточно от почти полной луны и светящих в окна фонарей. Вскоре всё затихло, захрапела Роза. Только Владимир с Алисой долго ещё не могли уснуть, устраивая свои носы то так, то эдак.

На следующий день была суббота. Кляйны встали пораньше, надеясь тихо одеться и убраться вон, пока не проснулись соседи, уставшие вчера после перелёта и долгого путешествия на автобусе.

Но, вернувшись в комнату после умывания, они застали всех одетыми.

– Меня зовут Жанна, – сказала накануне понравившаяся Володьке молодая казашка, – я врач, кандидат медицинских наук. Это мой муж Вадик, он хирург, это наш сын Марик, а это глава семьи – Цецилия Михайловна.

Кляйны назвали себя и спросили, пойдут ли они с ними на завтрак:

– Нет, – ответила Жанна, – мы привезли с собой много еды, позавтракаем здесь.

– Подождите нас немного, – попросила Роза, – мы умоемся и пойдём с вами.

– Хорошо, мы вас подождём у входа.

Через четверть часа вышли Роза и Эрна Андреевна. По дороге в столовую выяснили, что они приехали из Кемеровской области, едут в Мюнхен, где у них родственники, что у Розы сахарный диабет и множество других болезней.

После завтрака Алиса с Володькой погуляли по территории, хотя погода была холодная. Может даже, был лёгкий мороз, потому что дыхание превращалось в пар. На востоке блестело солнце, но с запада навстречу ему поднималась мутная серая стена, обещая пасмурный дождливый день.

Вернулись домой только после того, как решили, что соседи по комнате точно позавтракали. Они действительно поели и проветрили комнату.

– War das Frühstück schmackhaft?13 – встретил Кляйнов маленький Марик.

– Ах ты, умный, ах ты хороший! – растрогалась Алиса. – Как хорошо говоришь по-немецки!

Марик расплылся в улыбке. Похвала была ему приятна.

– Вы откуда приехали? – спросила Жанна.

– Из Новосибирска. А вы?

– Мы из Алма-Аты.

– В Алма-Ате так плохо стало?

– Да нет, у нас особый случай, – Жанна запнулась, испуганно посмотрела на Вадима, а потом сказала. – Цецилия Михайловна вам сама лучше расскажет.

– Я родился в Одесска область… – начала Цецилия Михайловна. – До семнадцать лет я умел говорить только по-немецки. Когда я кончил школа, то поехал в Киев к мой жених Готлиб Гартвиг. В начале сорок первый год я выходил за него замуж. Потом он пошёл служить в Красная Армия. Двадцать первого июня его отпустили на два дня на побывка. Когда мы на следующий день сидели за стол, соседи сказал, что началась война. Он сразу поезжал в свой часть. А я скоро уехал в Казахстан и родил девчонка, который называл Ида. Сначала я работал в колхоз, а потом переехал в Алмата и работал на почта. Меня все уважали, и начальник почты Ерден Бексеитович вручал мне два почётный грамота за хороший работа. Потом я пошёл на пенсия и жил с моя дочь и её второй муж Фёдор. Я уже забывал Готлиб и не умел говорить на немецкий язык. Вдруг три года назад звонил Жанна и сказал: «Посмотрите телевизор, вас ищут».

– Да, представляете, шла передача «Жди меня», которую вели Игорь Кваша и Маша Шукшина. И вдруг говорят: «Готлиб Гартвиг, живущий ныне в Германии, ищет свою жену Цецилию Михайловну». В общем, сидит на экране пожилой немец и рассказывает, как женился перед войной, попал в плен и остался в Германии. Мы позвонили в редакцию, узнали адрес, списались, и он нас вызвал в Германию. Сначала уехали Ида Готлибовна – Славина мама – с мужем Фёдором, а потом решили и мы.

В это время, Цецилия Михайловна, покопавшись в своей сумочке, вынула из неё фотографию и положила перед Кляйнами на стол:

– Вот они сидят, два крукудила!

На фотографии были запечатлены старик и старушка, в окружении мужчин, женщин и детей разного пола и возраста.