Литмир - Электронная Библиотека

— И чего ему в СМЕРШе не сиделось? Человек Абакумова?

— Неизвестно. Мы его проверили как могли. Но своими руками он карьеру делал, в этом сомнений нет. По головам не шел.

— Я вижу. Послужной список на четыре страницы. А в годах пробелы. Это что?

— Засекречено.

— Особой важности птица, понимаем. Что ж, посмотрим, каков он на деле. Совещание в десять ровно. Что по записи?

— Будут: следователь по особым делам Ланган Андрей Януарьевич, прокурор Казанцева Вероника Алексеевна, курирующая от горкома партии Ильиченко Людмила Иосифовна, от МГБ — Валентинов Ян Леонидович, — дочитал секретарь список и посмотрел на часы.

С Ильиченко обменялись взглядами еще на проходной, но заговаривать не стали. Не до этого. Ланган отдал фуражку в гардероб, получил маленький жестяной номерок с цифрой «17» и поднялся на второй этаж, спустился на другой, перешел в тихое, малолюдное крыло здания.

На столе два стеклянных графина, два ряда стульев. Четверо по бокам, один во главе стола. Генерал рассматривал каждого, оценивал, примеривался, прокручивал в голове биографии. А еще в глаза смотрел. Глаза — это у человека главное.

Прокурорша жиденькая, никакущая, с крючковатым толстым носом и бровями в ниточку. Блокадница. Глаза сине-серые. По привычке генерал наделил ее кличкой: «Устрица».

Ильиченко — женщина красивая, но строгая. Красота тоже суровая, как у сфинксов на Арсенальной. Подбородок грубо выточен, губы плоские, глаза серые, немигающие. «Сфинкс» и есть.

Валентинов — смазливый брюнет в защитном кителе с золото-лазоревыми погонами. Волосы зализаны назад, а в глазах утонуть можно. Видимо, женщинам такие нравятся. Кличка «Щеголь».

Ланган… На этого генерал посмотрел повнимательнее. И лицо простое, неприметное, и выправка совсем не офицерское, а глаза… Как два дула — черные, немигающие. Генерал Рассохин про себя приклеил: «Палач».

Разговор сразу пошел не по-сухому, по-деловому, а в своейобычной многословной манере.

— Беспорядок, товарищи. Бардак, — Федор Иванович рубанул рукой в воздухе. — Город завален трупами. Конечно, не как зимой сорок второго, но прилично. Сводки все посмотрели? На Заневском убили десять человек. Не пять, не шесть, а десять! Это что такое, товарищи? Новый разгул преступности?

Покосился в сторону Лангана и продолжил:

— Но с этим без вас разберутся. Проблема очень деликатная и курируется она сверху…

Промолчал для того, чтобы все ситуацией прониклись и вздохнул.

— Убивают видных деятелей, наших товарищей. Не абы кого, а партийных. За этот месяц убито четверо. Потапенко с женой, Якимович и Смолов. Потапенко застрелили вчера в Красногвардейске, в Гатчине то есть. Якимович повесился на прошлой неделе. Вернее, не повесился, а его убили и потом подвесили. Смолов был убит на пробежке в парке третьего ноября выстрелом из пистолета в затылок.

— Как был убит Якимович? — подала голос прокурорша.

Генерал покопался в бумагах, но ответил вместо него Валентинов:

— Задушен с помощью бельевой веревки и на ней же подвешен в ванной.

Голос холодный, чуть хрипловатый, отметил про себя Рассохин. Самоуверенный, жесткий и педантичный.

— Отпечатков пальцев нет, следов ограбления тоже, — у Лангана голос был ниже, но в нем была мягкость. Как женина шаль кашемировая. Неожиданный контраст с внешностью. Пятно белое.

У Ильиченко спросил сам:

— Жалобы на Потапенко и Якимовича поступали?

— Нет. Образцовые работники.

С железнинкой голос, металлический. Властная, неуступчивая, кремень, а не женщина. Такие в горкоме ценятся.

У прокурорши голос бесцветный, тускленький, с первоначальной характеристикой «Устрицы» совпадающий. Да и в деле она ни к чему, только в самом конце получит разгадку на блюдечке, но законы нужно уважать. Раз нужен прокурорский, то пусть сидит.

— Срок дан нам партией, — кивок на Ильиченко, — месяц. С учетом сложившейся обстановки может быть урезан до двух недель. Не справитесь, — пауза, — пенять на себя будете.

Не угрожал, сказал мягко, но все подтянулись. Так и надо с ними вести.

— Дело особо секретное, поэтому людей подберете на свое усмотрение, но по согласованию со мной. Каждого проверят до последней запятой в автобиографии. Полномочия вам даны почти что неограниченные, в рамках законодательства, конечно. Отчитываться о проделанной работе каждый день. Особенно надеюсь на вас, Андрей Януарьевич. Вас же и назначаю руководителем следственной группы. Работать будете вместе и по отдельности, каждый по своей линии. От госбезопасности, партии и уголовного розыска соответственно. А товарищ прокурор завяжет в конце бантик на папочке. И в суд.

«Суда не будет», усмехнулся про себя Ланган.

========== Глава 2 ==========

Разошлись после совещания сразу, ни на кого не глядя. Знакомиться? Кажется, не на танцплощадке находятся.

Рассохин дал день на притирку и подготовку. Да и с кем знакомиться? С чекистом? В деле себя проявит, вот самое лучшее знакомство, рассуждал Ланган, идя обратно к гардеробу за фуражкой.

Впереди шла Ильиченко, но одна, без этого хвоста. Андрей Януарьевич воспользовался моментом, окликнул ее негромко:

— Людмила Иосифовна.

Она обернулась, и в глазах блеск нехороший появился, торжествующий, будто черти бензином плеснули.

— Рада, что теперь будем работать вместе.

Врет, покривился Андрей Януарьевич, еще как врет, но вслух сказал совершенно иное:

— Я хотел бы извиниться за то, что между нами было.

В ее глазах вместо бензина появилось удивление. Все же живая, не каменная.

— Вы — и извиняться?

Издевку Ланган проглотил, лишь молча кивнул. Тогда Людмила Иосифовна улыбнулась, потеплела и протянула ему руку:

— Извинения приняты, Андрей Януарьевич.

Развернулась, пошла дальше. Майор, не мигая, посмотрел в ее спину, обтянутую серым жакетом, про себя матерно выругался. Но паритет был установлен.

Сел в ближайший троллейбус до метро, пробил компостером билет и стал смотреть в окно, но не на город, а мысленно реконструируя обстановку.

Что мы имеем? Все зачесались, видимо, сверху крепко шуганули. Это плохо и хорошо одновременно, рассуждал Ланган, хорошо тем, что в жизни появится хоть капля настоящего охотничьего азарта, плохо — могут добраться. Но это совсем уж фантастическая идея. Если надо, то он весь Ленинград перестреляет, но живым не сдастся. Плохо было другое — усилят охрану. Конечно, не роту солдат поставят, но ребят из «семерки» обязательно. Придется каждый вечер уходить от них, дополнительно разведывать их маршруты. Не смертельно, но нервы попортят.

Полистал новые сводки, ответил на телефонный звонок. И, почесывая висок, открыл принесенную ему папку.

Начальство подкозлило, сунуло бойню на Заневском на текущее. Дела делами, но служебные обязанности никогда вразрез с высокими приказами не шли, какие бы они секретные не были. Рассохин никого от своих дел не освобождал, велел заниматься, так сказать, в свободное время.

— Галина Александровна, — проговорил в трубку, — оперативная группа еще на месте?.. Все, спасибо. Вызовите мне машину.

И надел штатский пиджак.

До Заневского ехать было не близко, поэтому самое первое и важное — тревожное сообщение участкового — прочитал три раза.

Пока картина складывалась так — пять трупов в квартире сорок шесть, дом семнадцать. Участковый написал, что по приметам выходит, что порешили банду Ворона.

Ворон висел на почетной доске «Внимание! Розыск!» уже четвертый год, еще с самой блокады. В его толстую папку Ланган заглядывал, пополнял новыми старыми и свежими сведениями. Ограбление на Невском пять недель назад, стычка в кафе на ЦКиО без жертв. Из старого недавно всплыли его грабежи в блокаду.

Биография была ничем не примечательна. Из старой поросли, довоенной. Шпана самого низкого пошиба, верховодил в ней почти с малолетства. Судим три раза, два раза отпускали за недоказанность. Три ходки на зону, отсидел от звонка до звонка. В криминальном мире большим авторитетом за беспредел не пользуется, но из-за жестокости не трогают. Такой наглый в стае нужен — кому бок порвать, кому горло перегрызть. Но по-хорошему давно этого недомерка списать в расход надо было. Грабить — это дело в блокаду было обычное, грабили и те, кто финки отродясь в руках не держал. Нужда заставила. Но Ворон людей резал. Резал как скотину полумертвых голодных людей. За это и по воровским законам нож в грызло, по военному времени — расстрел на месте. Но Ворон вывернулся, ушел.

2
{"b":"803092","o":1}