Главной своей целью эти крещёные европеизированные китайцы декларировали отказ от частной собственности и, по их мнению, достигавшиеся таким странным способом мир во всём мире и всеобщее братство.

Со страной и народом произошли страшные вещи, всё встало с ног на голову. Китайского императора, до этого считавшегося Сыном Неба, свергли. Малолетнего наследника, в течение лет, исходя из текущей выгоды, то провозглашали императором, то низвергали, в конце концов ни за что ни про что заключив в концлагерь. Там бедный монарх, благодарный за то, что вообще не убили, до конца своих дней писал письма своим тюремщикам о том, какие же они молодцы, что освободили его от полномочий, а страну от него, глупого и бесполезного правителя.

Избавившись от власти императора, эти мечтатели-утописты, а скорее всего, хитрые и бессовестные, жадные до власти политики, тут же устроили друг с другом кровавую междоусобицу, в которой больше всего страдал простой народ. В свободное от резни время, они выдумали для людей разнообразные идиотские задачки.

Например, чтобы каждый крестьянин переплавил все свои металлические вещи в слитки и отдал государству для создания железной промышленности. Нужно ли говорить, что переплавленный из ржавого железного плуга металл не годился для заводов и затем государством просто выбрасывался, оставляя и без того нищее население даже без земледельческих инструментов.

Другой идеей, реализацией которой с увлечением занялись утописты, была борьба с воробьями. Ни в чём не повинных птичек яростно истребляли по всему Китаю, объясняя это тем, что именно воробьи и только воробьи, а не разрушенные общество и экономика, являются виновниками голода в стране, якобы уничтожая посевы. Удивительно, но после истребления воробьёв лучше почему-то не стало. За развлечения утопистов вынуждены были платить граждане страны, которых, к тому же, постоянно подвергали репрессиям.

Конечно, страны Европы не растерялись и во всеобщем хаосе отрывали себе приглянувшиеся куски Поднебесной. Нашей благословенной империи достался поначалу огромный, но бедный населением кусок, тогда, когда Англия отхватила себе такой же по размеру, но густонаселённый регион.

Но Государь и русские дипломаты мыслили наперёд. Поэтому, когда Российская империя достроила Маньчжурскую железную дорогу и быстро и дёшево подвезла по суше войска и снабжение, все быстро поняли, кто настоящий хозяин в регионе. Само собой, дорога поспособствовала росту населения и развитию в регионе предпринимательства.

Калмык и калмычка, сами даже не подозревавшие, какой поток размышлений они вызвали у меня, попав под мой взор, закончили трапезу и встали из-за столика. Девушка расправила платье, мужчина поправил брюки. Не удивлюсь, если и их семья зарабатывает, делая бизнес с Азией через Транссибирскую железную дорогу, частью которой является и Маньчжурская.

Я всегда с любопытством смотрел на людей из других сословий. Моя семья, как и некоторые другие семьи, владеет этой страной. Конечно, большинство граждан Российской империи имеют в собственности какую-то землю, являясь, таким образом, хозяевами части страны. Но только аристократам, таким как князь Мартынов, с огромными богатыми землями и заводами страна принадлежит по-настоящему. А если принадлежит моему деду, то, значит, немного принадлежит и мне. Мой интерес к происходящему вокруг был интересом хозяина к тому, что происходит на его территории.

С этими мыслями я закончил трапезу. Покинув кафе, я снова прыгнул на скутер.

Сегодня мне ещё предстояла встреча с дедом. Здорово бы было перенести её на завтра, а вечер провести под боком у Лены, но, раз князь Мартынов сказал – сегодня, значит, сегодня. Я не знал, пришлёт ли дед кого-нибудь за мной или же явится сам. Донимать князя звонками я посчитал нецелесообразным, так что оставалось только ждать его распоряжений.

– Барин, ужинать будете? – спросил меня Тарас, только я переступил порог своего жилья.

Только я открыл рот, чтобы ответить, как зазвонил телефон. Определился номер деда.

– Матвей, я сейчас подъеду, сядешь в машину, – услышал я его голос.

– Хорошо, – не успел ответить я, как услышал мягкое шуршание шин у входа в квартиру. Машины премиум-класса, производимые в Российской Империи, несмотря на свои размеры, были абсолютно бесшумными.

Я бегом взлетел наверх, в свои комнаты, стянул с себя всё ещё мокрые шорты и, прыгая, напялил лёгкие летние брюки. Я не мог заставлять князя Мартынова ждать, пока я оденусь надлежащим образом.

Я выскочил из подъезда, где, у большого белого лимузина, что-то вроде английского «Роллс-Ройса» стоял водитель моего деда в форменной ливрее. Этот пятидесятилетний малый был большим снобом, чем все аристократы, которых я знал.

Он неодобрительно посмотрел на мою полосатую майку, на мои голые руки, на неподходящие к остальному наряду летние брюки. По его лицу было видно, что, будь его воля, он бы не только меня не пустил в машину в таком виде, а, скорее всего, с большим удовольствием бы спустил на меня собак.

К счастью для меня, подобные решения он принимать был не уполномочен. Надувшись, он открыл передо мной дверь лимузина. Я сел внутрь. Там, спиной к водителю, на диване сидел князь Мартынов и какая-то красивая женщина лет двадцати пяти.

– Здравствуй, Матвей, – деду, конечно, тоже не понравилось то, как я выгляжу, но он сделал вид, что делает вид. – На нашу спутницу внимания не обращай, говори при ней свободно.

– Ваше Сиятельство, – поприветствовал я деда. Затем немного наклонил голову, поприветствовав девушку: – Боюсь, мне будет трудно игнорировать присутствие такой прекрасной дамы.

Я мог бы здороваться с собственным дедом и менее официально, но, зная то, как моя семья ко мне относится из-за моего недуга, я и сам предпочитал держать дистанцию.

Водитель сел в машину и куда-то поехал, видимо, проинструктированный князем заранее. Перегородка в салоне была поднята с тем, чтобы он не мог нас слышать.

– Ну, спрашивай, что там у тебя? – нетерпеливо сказал дед.

– Я спросил у Тараса, что будет, если он обрюхатит бабу из прислуги, у которой есть Яра, – начал я. – Я мало, что понял, но в переводе с тарасовского, получается, что таким слугам иметь связь строго запрещено, и что за такими слугами всегда приглядывают хозяева.

– Ну, и что тебе непонятно? – спросил дед, – Ты же всегда знал, что слуг, у кого есть Яр или Яра хозяева держат поближе, в качестве личной прислуги.

– Знал, – кивнул я, – но я не знал, что слугам, у которых есть сила, запрещается иметь связь из опасения, что у них будут дети.

– А ты как думал, Матвей? – поднял кустистые седые брови дед, – Представь, в родовом имении какого-нибудь дворянина появится мальчик, сын прислуги, у которого не только будет Яр, но и который будет знать, что у обоих его родителей есть сила.

– Представил, – кивнул я.

– Ничего ты не представил, – раздражённо бросил князь, – разве этот ребёнок сызмальства не будет задаваться вопросами, почему это он должен быть прислугой, если и у него, и у его родителей, есть сила. Разве, по его разумению, он не такой же дворянин, как и хозяйский сын?

Я задумался.

– Такого ребёнка ведь учить надо Яром или Ярой, если девочка, пользоваться, так? Подрастёт, ему нужно будет экзамен на личное дворянство держать, так? – продолжал дед, – Ведь не дело же, если у человека потомственная сила, а он бельё хозяйское гладит?

– Так и пусть бы, – махнул рукой я, – пусть учится, да держит экзамен, глядишь, если польза от него русскому государству будет, так и потомственное дворянство император пожалует!

– Эх, ты, Матвей, – сокрушённо покачал головой князь Мартынов, – это мне, князю, не жалко мальца выучить да до экзамена довести, и по службе потом подсобить немного. Я-то хоть сто таких выучить могу, да и тебя, бестолочь, содержу. А обычному дворянину, который и своим-то детям, особенно если их много, не всегда может лучших инструкторов нанять?

– А, – дошло, наконец до меня.