Зато мог себе позволить торчать целый день на рынке Сережа-мойщик. Мойщик, потому что входил в банду детдомовцев, подрабатывающих мойкой дорогих машин посетителей и управленцев рынка. Увидев в какой‐то момент, что грузчики зарабатывают больше него, Сережа-мойщик переквалифицировался в грузчики, но прозвище Сережа-мойщик за ним так и осталось.
Сережа-мойщик сразу примкнул к средней касте адекватных грузчиков с четырехколесными тележками. Как детдомовец, он умел постоять за себя, и попытки бывших сидельцев выгнать его провалились. Сережа-мойщик был выше среднего роста, стройный, длинноногий, загорелый (от постоянной работы на свежем воздухе), в отличной форме (а как еще, если постоянно жонглируешь двадцатикилограммовыми ящиками с помидорами).
Черты лица у него были правильными – пожалуй, более всего он походил на актера Бена Аффлека – своей белозубой улыбкой Сережа-мойщик одинаково располагал к себе и незрелых простоватых девчонок, торгующих пирожками, и бальзаковских дам-предпринимательниц, закупавших фрукты для своих магазинов. Последние тяжело переживали, когда Сережа-мойщик, забирая у них гонорар с огромными по меркам студентов чаевыми, все же не соглашался поехать к ним «все это еще разгрузить». Но и отказывал Сережа-мойщик с такой обворожительной открытой улыбкой, что бальзаковские дамы лишь с легкой грустью в сердце смотрели вслед Сереже-мойщику, не держа на него зла. При этом рабочие лохмотья, в которые был одет Сережа-мойщик (а любая рабочая одежда на рынке из‐за маленьких гвоздиков, торчавших из деревянных ящиков, быстро превращалась именно в лохмотья), только придавала ему шарма – этакий Бен Аффлек из трущоб.
Вот из‐за этого‐то Сережи-мойщика чуть не пострадали все. Сережа-мойщик нигде не учился, родственников у него не было, но работа на рынке полностью его жизнь не занимала. По вечерам Сережа-мойщик мылся, надевал дорогущую по тем временам черную клубовку с красными рукавами, расшитую латинскими золотыми буквами, и, наняв такси, отправлялся кутить. В ночных клубах он, войдя в образ отпетого мажора-красавца, швырял деньгами и поражал своей щедростью видавших виды длинноногих красавиц. Правда, длинноногие красавицы оказались не лыком шиты. В отличие от торговок пирожками и бальзаковских дам они были очарованы не внешностью Сережи-мойщика, а его доходами.
– А где же миленький Сережа достал так много денег? Такой красавчик и такой богатый, – говорили простоватому Сереже-мойщику длинноногие красавцы.
Первой ласточкой стало появление «оперативников». «Оперативники» задержали Максима у входа на рынок. Изъяв в качестве вещдока все наличные из туго набитой поясной сумки Максима, «оперативники» наказали ждать машину для доставки в отдел у ворот рынка. Перепуганные Сережа, Юра и Вася остались с Максимом ждать оперативную машину, чтобы, как товарищи, поддержать Максима чем можно. Минут через сорок ребята, правда, поняли, что «оперативная машина» не приедет, а с вещдоками в виде денег можно попрощаться. В общем, по району или по городу пополз слух, что есть такой Торжковский рынок, где грузчики получают уж слишком много денег и ни с кем не делятся.
Дальше – больше. К заместителю директора рынка приехали бандиты на черных девятках и предложил покровительство для грузчиков. И это было уже слишком. Да, в девяностые облагали данью разного рода коммерсантов, но чтобы еще облагать данью грузчиков – это было неслыханно. Руководству рынка пришлось применить экстренные меры.
Первое. Рынок совместно с азербайджанской диаспорой привлек своего очень авторитетного человека, который покровительствовал рынку по серьезным торговым вопросам. Авторитетный человек в присутствии заместителя директора рынка встретился с бандитами и покорил их своей харизмой.
В частности, он обосновал бандитам, что грузчики, по сути, зарабатывают копейки. И если на Петроградской стороне на ночных дискотеках засветился дурачок в клубовке, сорящий деньгами, это не повод делать серьезные финансовые выводы. Тем более, не гоже верить на слово длинноногим бабам, которые с таким дурачком путаются. На том и порешили, и напоследок авторитет пообещал, что если что, о безопасности грузчиков позаботится сам. Черные девятки уехали, но осадок остался. Поэтому…
Второе. Бригадиру грузчиков Саше по прозвищу Таракан (такое прозвище он получил за огромные усы – как у героя фильма «Банды Нью-Йорка) заместитель директора рынка поручил разобраться с ситуацией раз и навсегда.
Таракан Саша собрал экстренное собрание, на котором была обеспечена 100 % явка всех, включая даже «синяков». На собрании Таракан Саша наорал на всех, а Сереже-мойщику публично сделал выговор и строго-настрого запретил ему появляться в своей дорогой клубовке на Петроградке.
– Если ты, Сережа-мойщик, не можешь обойтись без длинноногих баб, найми ты такси и езжай в своей американской клубовке в Автово и в Рыбацкое. Там тоже таких красавиц – пруд пруди. И чтобы слова «Торжковский рынок» ты при этом даже не произносил.
Собрание не было бесполезным. Кроме криков, угроз и трехэтажного мата Таракан Саша на собрании произнес фразу, которая для офисного планктона обладает бесконечной ценностью. Вася, который впоследствии реализовал свою мечту стать юристом и получил возможность годы проработать в фирме, принадлежащей к большой четверке международных аудиторских фирм, пользовался фразой Таракана Саши не раз и не два, отбивая атаки офиснопланктонских коллег.
И ты, дорогой читатель, запомни, пожалуйста, эту фразу и пользуйся ей в свое удовольствие. Вот что сказал на собрании Таракан Саша:
– Запомните раз и навсегда! Кто бы вы ни были: сидельцы с тремя сроками, хронические алкоголики, сироты, вечно отпрашивающиеся на зачеты студенты (и вас, студенты, это касается), – орал Таракан Саша, брызжа слюной. – Если какая‐то сволочь вас спрашивает прямо в лоб (а ведь только отъявленная сволочь прямо задаст такой вопрос): «сколько ты зарабатываешь?», ответ один. – О-дин! Запомните! – Таракан Саша задыхался в праведном гневе.
Вася даже затаил дыхание, он будто предчувствовал, что станет офисным планктоном, и эта фраза ему пригодится.
– На хлеб и на курево хватает. Точка! – И если второй раз эта же сволочь опять спрашивает: «сколько ты зарабатываешь?», ты опять отвечаешь ей ровно теми же словами – ни словом больше: «на хлеб и на курево хватает». И так до бесконечности. Точка! – И если я узнаю, что кто‐то где‐то когда‐то после этого собрания ответил по-другому, вы здесь работаете последний день.
Но вернемся с сидящим на деревянных ящиках студентам. Ощущая похрустывание денег в туго набитых карманах, студенты ударились в философские рассуждения: что, мол, делать с деньгами. У Максима – семья, подрастает дочь, в принципе и так понятно – денег много не бывает. У Васи и Сережи девушки, которых можно водить в кафе и в кино, и уже надо начинать копить на свадьбу. Юра пока не хочет связывать себя постоянными отношениями, но любит эксклюзивные дорогие вещи (и за это, в частности, его любят девушки). Но как‐то это уныло все, что ли… И прозаично… Должна же какая‐то цель быть в жизни.
Подливает масла в огонь и проходящий мимо с метлой добродушный бывший сиделец Валера (первый раз «покатался», побив пять-семь чужих машин по пьяни, второй раз – пьяная драка с тяжкими телесными подтверждениями).
– Ну что, студенты, сидите без дела? Вот на Витю равняйтесь – смотрите, как вкалывает.
– Мы свое на сегодня отработали, – махнул рукой Максим.
– Ладно, учитесь, студенты, наше будущее, как никак, – одобрительно крякнул Валера. Он и сам заработал достаточно и уже собирался домой.
– А что Вите‐то неймется? – спросил Максима Юра? Солит он деньги, что ли?
– Да не скажи, – Максим хитро улыбнулся.
Витя был взрослый мужик лет сорока с загоревшим обветренным лицом и серыми, как будто выцветшими глазами. Приходил Витя, как и студенты, в шесть утра, а вкалывал, бывало, и до восьми вечера. В любой момент, если что надо кому‐то подвезти, Витя был со своей тележкой тут как тут. От уборки он тоже не отлынивал, в запои не уходил, и вообще, был у Саши Таракана на хорошем счету как безотказный работник.