– Неправда. А я почувствовала твои зубы, когда тебя целовала.

Она засмеялась, совсем как девочка, наклонив набок голову и поигрывая глазками. Он посмотрел на нее и улыбнулся. Смеяться ему совсем не хотелось.

Через некоторое время он шел к своему трамваю, наполненный удивительным ощущением. Оно было необъяснимо, это ощущение, хотя и знакомо. Его опять коснулась чья-то жизнь. Совершенно случайно в человеческом океане сошлись две одинокие жизни, коснулись друг друга и разошлись. И от этого прикосновения что-то колыхнулось в каждом.

Соболев ехал в своем трамвае и с грустью смотрел в окно. Приятное возбуждение от ее прикосновения еще не прошло, но какой-то здравый и жесткий голос уже кричал, что за удовольствием обязательно последует ответственность еще за одну чужую судьбу. Ответственность, обязанность – и еще одна несвобода. И еще одна разбитая жизнь. Не любовь это будет, не любовь! Не та любовь, которая тебе нужна. Поэтому держи себя в узде, не распрягайся на бесконечных полустанках!

Наташу толкали в набитом троллейбусе, кто-то кричал и просил ее пройти дальше в салон. Но она не слышала, не видела и ничего не чувствовала. Перед глазами стояло его лицо, умное и внимательное, смотрящее в нее. И она ощущала это лицо, она вдыхала его и растворялась в нем. Это было для нее совершенно новое чувство, и душа замирала в противостоянии огромного желания и страха неизвестности.

Пока наши герои находятся в пути, я приглашаю читателя заглянуть еще в одно интересное место. На полчасика. Для полноты представления нам необходимо еще кое с кем познакомиться. А потом уж вместе мы отправимся в келью Соболева, как и обещал.

Маникюрный зал перворазрядной парикмахерской на Ленинском проспекте представлял собой небольшую удушливую комнату с тремя столиками, за каждым из которых восседал мастер, именуемый маникюршей. Здесь никогда не умолкал женский смех. Во всяком случае, когда Лариса Степанова бывала на работе. Та самая Лора, с которой Корбут требовал шампанское.

Выглядела она очень эффектно, выглядела потрясающе, как только может выглядеть женщина из салона красоты. Я даже и говорить об этом не буду, вы можете сами открыть современный журнал для женщин и найти там темноволосую красавицу, которая обязательно будет чем-то похожа на Ларису. Я лишь обращу внимание ваше на ее неповторимую часть. На ее глаза. На ее большие и дерзкие глаза, которые умели смотреть насквозь. Не один, скажу вам, молодец уже склонил голову и поджал хвост перед этим ее взглядом! Ибо скрывалось за ним нечто такое, чего так и не постиг ни один мужчина в ее жизни. Скрывалось то, о чем многие вообще не знают, а многие узнают из психологической литературы и потом ищут это долго-долго где-то, где-то… Но никак не в маникюрных залах.

К концу дня очередь обычно увеличивалась, но сегодня холл был пуст. Лариса спешила, ей нужно было уйти пораньше, и она хотела просить подругу Светку подстраховать ее от начальницы.

История еще не знает случаев, когда женский коллектив был бы дружным. Так что здесь, хотя бы в этом отношении и хотя бы на первый взгляд, мы попали в приятнейшее исключение. Три коллеги-маникюрши, Степанова, Березкина и Русина, были в то же время и тремя надежными подругами. Не верите? Ну ладно.

– Ой, девочки, ко мне еще одна кикимора должна подойти. Ну, знаете, о та, что уже лет тридцать замуж выходит, с нахлобученными бровями. Запишется, курва, и, как всегда, опаздывает. Так что, если подойдет, пускай сидит. Я буду через полчасика. Мне Любочка пока химку заделает.

Это Русина Наташа обращалась к подругам. И ей отвечали:

– Ага, давай! И еще там завивку сделай, а то на голове он не заметит.

Русина была самой скромной, самой маленькой и самой невезучей. Мужики почему-то ее обходили. Лишь кто-то иногда, спьяну или прицепом за компанию, наступал на нее. Но всякая связь для нее оборачивалась трагедией, как и единственное замужество, вечным напоминанием о котором была ее дочь. И вот наконец за целый год безвременья подвез ее на «москвичонке» один женатый мужичонка. И возникло у них нечто, отчего он потом даже с женой нелюбимой развестись обещал… Весной случается и не такое, сказала по этому поводу Света Березкина.

Березкина мужикам не только не доверяла, она их ненавидела всей плотью. С мужиками она всегда была холодна, даже в момент совокупления с ними.

Злая женская доля не обходит стороной ни одну из своих подопечных, красива она или нет. Березкина никогда не искала свой образ. Она родилась совершенной блондинкой, того классического типа, который навсегда впечатала в сластолюбивые души мужчин великая Мерилин Монро. И, с тех пор как Света осознала это, ей приходилось напрягать свой ум лишь для того, чтобы отбиться от мужских притязаний. За свои неполных двадцать пять она уже имела два несчастных брака. И уже клялась, что третьего не будет.

Это она, со своей неизменной апатией, отвечала Русиной. Русина промолчала, потому что, погруженная в свои мечты, не расслышала сказанного.

Оставшись вдвоем, Света с Ларисой переглянулись. Чуть дернулась точеная бровь Березкиной, и прозвучал ее флегматичный голос:

– Не понимаю, как можно оставаться девочкой после трех лет замужества.

Лариса откинулась на спинку стула и сладко потянулась. При этом вся ее фигура так женственно обрисовалась, так соблазнительно напряглась, так призывно поднялись холмики груди под нежным пухом ангорки, так пружинисто оттянулись назад локотки и так глубоко открылась вытянувшаяся шея, что тебе, дорогой мой читатель, если ты, конечно, мужчина, захотелось бы подойти к ней неслышно, запустить свои руки за ее спину и медленно прижать к себе, чтобы почувствовать, как грудь ее вливается в тебя, как от ее щеки в твое лицо идет тепло…

Правда, здесь вы здорово рисковали бы нарваться на ее взгляд, от которого у вас похолодела бы спина, и вы, как похотливый шкодник, застигнутый врасплох, могли бы почувствовать себя огромным дураком. Но уж коль такого не случилось, так про то и говорить не будем.

Лариса тянулась с каким-то кошачьим удовольствием, с мурлыканьем, тянулась ленно, тянулась долго, словно дожидалась чего-то, и, не дождавшись ничего, сама погладила свою грудь. Потом вздохнула глубоко и, расслабившись, сказала:

– Ой, Светка, я в последнее время стала чувствовать себя по-другому. Как-то налилась вся. Я даже вчера стала перед зеркалом голая и стою, на себя смотрю и глажу свое тело, честное слово. И так хорошо! Ой, Светка!.. Не знаю.

– Я знаю! Сучка ты.

– Ой, дура, ничего ты не знаешь.

– Думаешь, не вижу? Да у тебя на всей морде написано, с кем ты волынишься эти две недели!

– Две недели. Бог мой, а мне кажется…

– Что тебе кажется, то не покажется. Не раскатывай губы, как эта малахольная Наташа.

– Ты так говоришь, потому что ничего не знаешь.

– Откуда же мне знать, если ты ничего не рассказываешь! Ты даже сама скрываешься от меня.

– Не говори глупостей, Света. Что я тебе могу рассказать, если я сама ничего не понимаю. Я в каком-то вихре.

– Знаю я эти вихри! Вихри враждебные. Все они заносят тебя в одно место – в задницу!

– Хорошо тебе, ты все знаешь. А я вот ничего не хочу знать. Голова у меня совсем не напрягается. Хочу только, чтобы было хорошо. И мне хорошо! Представляешь? Нет, ты ничего не представляешь.

– Будет тебе хорошо, будет. И очень скоро. Через неделю, когда Женечка приедет.

Носик Ларисы брезгливо поморщился.

– Ой, Светка, какая ты садистка! Не можешь, чтобы кайф не обломать.

– Дура, у тебя пацан уже в школу пойдет! И тебе такой вариант выпадает! Врач! В загранку ходит! Доллары, бабки, шмотки! А этот, шедевр твой? Журналист, который подрабатывает на стройке! Думаешь, у тебя с ним что-нибудь светит? Васю лысого! Ничего, кроме лапши, ты от него не получишь. Может, триппер какой он еще и подарит.