– Спасибо еще раз. Но в счет зарплаты я как-нибудь сам найду что сделать. Не утруждай себя.

– Смотри. Мое дело предложить.

Корбут, как человек прекраснейшей души, считал себя обязанным проявить заботу о товарище. Особенно с тех пор, как они стали жить вместе.

И он собрался сказать что-то еще, но внимание отвлекла неприятная сцена у столика с молодыми особами.

Пока происходил весь этот разговор, на площадке появилось новое лицо, которое не вписывалось в царящую здесь трезвую атмосферу. Некий молодой человек, неустойчивый на ногах, поинтересовался в окошке наличием спиртного. Получив отрицательный ответ, он обозрел присутствующих и, естественно, остановил свой глаз на девочках. После чего, так же естественно, пришвартовался к их столику. Девочки, у которых в глазах еще, быть может, отражался Корбут, не поняли этой естественности.

Пленившийся молодец подсел к ним, не сказав ни слова. Посмотрел на одну, затем на другую, причмокнул языком, крякнул и тыльной стороной ладони утер набежавшую слюну. Был он невелик, худощав, коротко острижен. Очень напоминал демобилизованного воина, в груди у которого стоял сумбур гражданских желаний, но способности их выражения еще не было никакой.

– Так вот, Эллочка… О чем мы говорили? – сказала одна, отворачиваясь от молодого человека и закуривая новую сигарету.

Однако другая, не обращая внимания на подругу, агрессивно затушила свою сигарету в чашке из-под кофе и уперла глазки в молодого человека. Затем брезгливо дернула верхней губой:

– Молодой человек, здесь занято!

Отставник воспринял командный тон, но, не обнаружив перед собой никаких знаков воинского различия, нахмурился.

– А ты здесь чё, взводный старшина? Или начальник столовой? – сказал он вполне мирно и даже сделал попытку улыбнуться.

Но молодая особа почему-то вовсе озлилась:

– Я сказала, здесь занято! И тебе надо всего лишь свалить отсюда. Разговаривать не обязательно. Понял?

Подруга попыталась успокоить ее:

– Да оставь ты его, Элла!.. Пусть сидит.

Однако мужское достоинство уже было задето. И, как это часто случается у молодых людей, которые еще не любили женщин, а только хотели этого, он пришел в ярость. Глаза налились кровью, зубы заскрипели, кулаки сжались. Удара, правда, не последовало, но вырвавшиеся слова вполне его заменили:

– Да на фиг вы мне нужны, кошелки вы накрашенные!

Страшное, конечно, оскорбление для молодых женщин. И Эллочка выпалила:

– Ты, козел, вали отсюда, тебе сказали!

– Элла, ради бога, успокойся! – все еще пыталась образумить ее подруга.

– Она хочет, чтоб я ее успокоил! Коза драная, я из тебя чучело сделаю и на огород поставлю, чтоб воробьи подсолнухи не клевали!

Эта фраза, наверняка свидетельствующая о сельском происхождении говорившего, и долетела до ушей Корбута.

– Извини, Саша, – сказал он.

После чего спокойно поднялся и подошел к конфликтующему столику.

– Извините, девочки, – улыбнулся он.

Затем схватил парня за рукав и потащил его с площадки. Тот попытался возмутиться:

– Не понял!.. В чем дело?

– Сейчас поймешь.

И Корбут ударил. Ударил прямо в лицо. Пьяный пошатнулся, сделал несколько шагов назад и упал на краю площадки. При попытке подняться он получил еще один удар, опять же в лицо. На этот раз он свалился за площадку. Но и там ему подняться не удалось. Корбут следовал за ним, продолжая бить.

Терпевший поражение не оказывал никакого сопротивления, даже не успевал закрываться от ударов. Казалось, он совершенно не понимал, что с ним происходит. Лишь смотрел на бьющего округлившимися глазами, словно силился в нем кого-то узнать.

Корбут бил сильно и красиво. При каждом ударе полы его плаща крыльями взмывали вверх. Но костюм, галстук и прическа оставались безупречными. Лицо его при этом выражало не типичную для дерущегося озлобленность, а снисходительную и чуть надменную, как у наставника, доброжелательность. Даже в этой ситуации Корбут был великолепен! Девочки прямо горели от восторга. Точнее сказать, горела только дерзкая Эллочка. На лице ее миролюбивой подруги читался страх.

– Ну теперь ты понял? – сказал наконец Корбут.

Незадачливый скандалист ничего не ответил, собрал последние силы и, окровавленный, бежал с места действия.

Корбут не долго смотрел ему вслед. Повернулся и с достоинством отправился на свое место. Высунувшийся из окошка хозяин «Башни» с профессиональной услужливостью спросил:

– Еще кофейку?

– Спасибо, Игоречек, нет времени. В следующий раз.

– Тебе спасибо!.. За поддержание порядка.

Неожиданно и из притихшей мужской компании раздался голос:

– За что ты его так мало, Сережа?

– Он знает, – лаконично отвечал Корбут, не задерживая хода.

– Кто такой? – послышался приглушенный вопрос в той же компании.

– Наш человек. У него кабак в драмтеатре.

– Это тот, что в подвале отделывают?

– Ну да.

– Классное место.

Тем временем Эллочка грудью приподнялась над столиком и обратилась к проходящему Корбуту:

– Спасибо, молодой человек!

– Не за что, – ответил он и улыбнулся.

Однако останавливаться не стал и здесь.

Соболев встретил товарища равнодушным молчанием. Будто не в битву за женскую честь ходил тот, а отлучался по малой нужде. И Корбут не выдержал:

– Ты считаешь, я поступил неправильно?

Тень спокойного презрения легла на лицо Соболева.

– Я не люблю, когда бьют человека, – глухо сказал он.

Корбут горячо возразил:

– А я не люблю хамства! Я не люблю, когда в моем присутствии оскорбляют или унижают женщину! Я хочу это истребить!.. Насколько это в моих силах!

Соболев аж поморщился при этих словах. Корбут, к счастью, этого не видел. Он был слишком вдохновлен.

– Это же быдло, Саша, быдло! Оно понимает только кулак! Кулак!

– Кулак нельзя понять. Его можно бояться. Или не бояться.

– Саша, я хоть и моложе тебя на пять лет, но людей знаю не хуже.

– Не спорю. Тебе было интересно услышать мое мнение относительно твоего подвига, и я тебе его сказал. Спорить еще о чем-то так же глупо, как и драться.

Корбут усмехнулся и покачал головой.

– Тебя никак не угадаешь, Саша.

– Прежде чем угадывать кого-то, неплохо бы в себе разобраться.

Еще круче закачал головой Корбут.

– Да-а, трудно с тобой разговаривать. Не знаю, Саша, мы уже столько знакомы, а я, честно говоря, никак не могу тебя понять. С одной стороны, ты такой простой, а с другой… Даже не знаю.

– Выкинь ты это из головы, Сережа!

Однако выкинуть Сережа не согласился.

– Интересно, о чем ты говоришь с женщинами? У них с тобой, как я вижу, полное понимание.

И первый раз за все это время Соболев улыбнулся. Улыбка вышла искренняя и снисходительная, как у взрослого, когда тот слышит забавный вопрос ребенка.

– Знаешь… Есть у меня знакомый психоаналитик. Как-то он спросил: «Сколько лет ты женат?» Я сказал: «Шесть». – «А каким ласкательным словом ты обращался к жене в первый год?..» И я признался: «Моя девочка, малышка, крошка». «А как сейчас к ней обращаешься?» – продолжает он. «В общем-то, никак, – продолжаю признаваться я. – Большей частью “Эй!” или “Послушай!”». Тогда он и сказал, что мне лучше разойтись, пока не поздно. «Уже поздно, – говорю, – у нас ребенок». А он мне: «Семьдесят процентов наших семей несчастны в своих отношениях, но они держатся. И держатся только детьми, которые в конечном счете принимают на себя несчастье этих отношений!»

Соболев умолк и внимательно посмотрел на Корбута. И тот, смутившись, опустил глаза.

– Саша, извини за бестолковость, но я что-то не очень понял.

– Все в этой жизни имеет подтекст. Каждый шаг и каждое слово. В том числе и общение с женщиной. Но разговор об этом может быть полезен только психоаналитику. А заподозрить тебя в склонности к психоанализу я не могу. Так что ты совершенно напрасно интересуешься этим. В отношениях с женщиной важны отношения, а не разговоры.