По широкой, почти эрмитажной лестнице Александр взбежал на площадку, где его тут же притормозил сидевший за столом грозный страж лет семидесяти, который, надев очки, долго искал его фамилию в списке посетителей с заранее заказанными пропусками. Наконец нашел и лишь тогда позволил Александру двинуться дальше. Неизвестный зодчий, трудившийся над проектом этого архитектурного монстра, явно вдохновлялся Кносским дворцом: в бесчисленных коридорах здания, пересекавших друг друга под разными углами, легко было заблудиться, как в лабиринте. Именно это неоднократно происходило с Александром, пока он досконально не изучил маршрут на четвертый этаж, вплоть до кабинета приятеля. Главная хитрость заключалась в том, чтобы подняться по лестнице на второй этаж, дойти до конца коридора и выйти на черную лестницу, затем подняться на пару этажей выше – и с лестничной площадки свернуть в нужный коридор, где и находилась искомая комната 413.

Эзоп поджидал его, развалившись на кушетке, предназначенной для клиентов. Весь вид его показывал, насколько он устал, замучен чертовыми пациентами, но все же согласился на незапланированную встречу с приятелем.

– Привет, – сказал Александр, усаживаясь в кресло возле журнального столика, и водрузил сумку на стеклянную столешницу.

– Ну, привет, – безо всякого энтузиазма отозвался Эзоп, продолжая изображать крайнюю усталость, однако соизволил сесть.

Тогда Александр открыл сумку и, ощущая себя волхвом, дары приносящим, достал сначала пастилу, затем коробку дорогого шоколадного ассорти и наконец бутылку Метаксы. Все это картинно расположил на столе и вопросительно посмотрел на Эзопа, лицо которого, по мере появления волшебных даров, прояснялось и светлело, а после водруженной посредине стола Метаксы и вовсе приняло гостеприимное выражение.

– Что смотришь – бокалы давай, – скомандовал гость.

Воспрянувший духом Эзоп резво спрыгнул с кушетки, достал с полки бокалы, спрятанные в шкафу за умными книгами, потом извлек из холодильника ржаной хлеб, сырокопченую колбасу, сыр с голубой плесенью и все это шустро нарезал. Александр тем временем открыл коньяк и разлил по бокалам. Эзоп взял свой бокал, повертел с видом знатока, понюхал содержимое, почему-то вздохнул и сделал глоток. Зажмурился, пробуя напиток, сделал еще глоток, крякнул от удовольствия, уселся в кресло и изрек:

– Умеешь, ты Сашка, подкатиться! Плохо иметь старинного друга, который знает все твои слабости. Перед тобой я фактически беззащитен.

– Ладно тебе ныть, – миролюбиво отозвался приятель. – Раз навязался сегодня на твою голову, стало быть, очень нужно.

– Догадываюсь, – кивнул Эзоп. – Так что у тебя приключилось?

И сам не зная почему, Александр вдруг поведал ему про певчих цикад, рассказал историю знакомства на вернисаже с femme fatale, произведшей на него неизгладимое впечатление и купившей альбом Ци Байши, и даже свой сон про жену, отпиливающую ему руку, подробно пересказал.

– Мдаа… – задумчиво произнес Эзоп. Взъерошил свои кудрявые и без того пышные волосы, поднялся и извлек из шкафа коробку дорогих сигар. Снова сел в кресло и в молчании раскурил сигару.

Глядя на него, Александр допил свой коньяк и закурил сигарету.

– Мдаа… – снова со значением повторил Эзоп.

– Да что «мдаа…»? – забеспокоился Александр. – По-твоему я спятил – и пора лечиться?

– Не городи ерунды, – прервал его Эзоп. – Просто то, что ты говоришь, чрезвычайно любопытно.

– Значит, со мной все в порядке?

– «В порядке» – я бы не сказал. Творческий человек всегда отклонение от нормы, это аксиома. Впрочем, не бери в голову, я с тобой как-нибудь поработаю. Ты за этим ко мне пришел – исповедоваться?

– Вовсе нет, – с досадой отозвался Александр. – Просто ты заморочил мне голову своим замученным видом. На данный момент меня занимает не собственное психическое здоровье, а психология двух женщин-убийц, матери и дочери.

– Хмм, любопытно. Но зачем тебе все это? Они твои знакомые? – проявил интерес Эзоп.

– Почему сразу знакомые? – с раздражением сказал Александр. – Это для моей книги.

– Ну, если так, тогда понятно, – кивнул психиатр. – Налей-ка еще коньячку и можешь задавать свои вопросы.

– Ты слышал про убийство рэпера Эндрю его женой?

– Разумеется. Случай презанятный, впрочем, не такой уж и редкий. Обычно жены убивают мужей из ревности. Как правило, травят чем-нибудь, или ножом в порыве ссоры пырнут. Хотя данная история из общего ряда выбивается, потому что труп молодого человека женщины расчленили и держали дома в холодильнике.

– В холодильнике и в комнате.

– Да, в комнате тоже. От меня ты о чем хочешь услышать?

– От тебя… как бы сформулировать точнее? – задумался Александр. – Хочу, чтобы ты проанализировал это убийство с точки зрения глубинной психологии. По Фрейду или Юнгу – не знаю… Кто там у вас самый умный?

– Ну, ты и хитрюга… – протянул Эзоп, откидываясь в кресле. – Желаешь за просто так моими драгоценными мозгами воспользоваться. А где гонорар?

– Будет тебе гонорар, – отозвался Александр и ловко извлек из сумки вторую бутылку Метаксы. – Только подрежь еще закуски.

Снова выпили по бокалу и закусили брауншвейгской колбасой. Эзоп закатил глаза, изображая гастрономическое удовольствие, потом вздохнул и принялся разглагольствовать.

– Для начала давай разберемся. Если взглянуть непредвзято на историю человечества, то она представляет собой череду убийств. Коронованные особы и окружающая их свита то и дело травили, резали, пристреливали, взрывали друг друга ради власти. Последнее – это уже наше время. Так вот, Фрейд исходил из того, что психика современного человека не слишком отличается от психики человека первобытного. Более того, у нас нет инстинктивного отвращения перед пролитием крови, так как мы потомки бесконечной цепи поколений убийц, и страсть к убийству у нас в крови. Это почти точная цитата.

– Минуточку. Остановись. Он на самом деле думал, будто все мы потенциальные убийцы?

– Практически – да. Фрейд исходил из того, что биологически мы не слишком изменились с древних времен и, следовательно, наша глубинная психика, то есть подсознание, все еще остается примитивным. Первородный грех, который является одним из постулатов христианства, он объяснял генетической памятью.

– Библейский первородный грех – это когда Ева сорвала яблоко с Древа познания добра и зла, угостила Адама, а потом Господь изгнал их из рая?

– Именно. Учитывая то, что первородный грех был совершен перед Богом-отцом, можно предположить, что это было наидревнейшее преступление человечества. И состояло оно в том, что в незапамятные времена был умерщвлен прародитель древнего племени, образ которого позднее трансформировался в божество. Отсюда и неизбывное чувство вины, которое преследует все человечество. Сын Божий принес свою жизнь в жертву, потому что по закону талиона предписывалось воздавать мерой за меру. То есть если свершилось убийство, умерщвление, то в качестве возмездия требовалась кровавая жертва – иначе вину никак не искупить.

– Круто берешь, – покачал головой Александр.

– Не я, Зигмунд. Давай-ка за него выпьем!

И они с удовольствием пригубили Метаксу.

– Извини, я хочу уточнить, – заговорил Александр, ставя на стеклянный столик бокал. – Упомянутый тобой «талион» относится к так называемому «принципу талиона» из законов вавилонского царя Хаммурапи – я правильно понял?

– Совершенно верно, о мой начитанный друг, – усмехнулся Эзоп. Тоже поставил опустевший бокал на столик и опять раскурил сигару.

– Если не ошибаюсь, в законах Хаммурапи присутствовали три вида наказаний. Наказание по типичному талиону – принцип «око за око». По символическому правилу – сыну, который ударил отца, отсекали руку, врачу за неудачную хирургическую операцию отрезали палец. И, так называемое, зеркальное правило – если крыша дома обвалилась и убила кого-то из членов семьи хозяина, то смерти предавали родственника строителя.

Эзоп согласно наклонил голову. В данную минуту он явно кайфовал. Умная беседа под коньячок – что может с этим сравниться?