Литмир - Электронная Библиотека

«Никогда бы не подумала, что в этих ее мехах можно двигаться с такой скоростью, – пробормотала по себя Нанни Повар, закрывая за ней дверь. – А бедные мои щеночки в тоненьких своих шубках, наверное, совсем замерзли».

Она заторопилась в кухню и распахнула нижнюю дверь.

На участке было пусто.

– Они решили поиграть со мной в прятки, – сказала себе Нанни Повар. – В прятки. – Нанни прекрасно понимала, что на этом крохотном пятачке пятнадцати щенкам спрятаться совершенно негде. Но все равно заглянула по очереди в каждую щелку, куда не поместилась бы даже мышь. Калитка стояла закрытая, справиться с пружиной щенки не могли. Но все равно бедная Нанни Повар выбежала на улицу и принялась искать их там.

– Украли, – наконец простонала она и залилась слезами. – Ну конечно, их увезли в черном фургоне.

А Круэлла де Вил, наверное, передумала идти в парк. Потому что она быстрым шагом двигалась в сторону своего дома.

Глава 5. Так и знай, так и знай, пес всегда поднимет лай!

Нанни Повар, обливаясь слезами, смотрела на дорожку к парку. На ней как раз появились собаки, миссис Душечка и Нанни Мажордом. И когда Нанни Повар увидела, какие они идут с прогулки счастливые, не зная, что с каждым шагом приближаются к несчастью, сердце у нее едва не разорвалось от горя.

Едва они перешли Большое кольцо, Нанни кинулась к ним навстречу и попыталась все рассказать, но слова ее утонули в рыданиях, и миссис Душечка не сразу поняла, в чем дело. А собаки не стали дожидаться конца рассказа и, услышав одно только слово «щенки», помчались вперед и забегали, закружили вокруг дома, обнюхивая каждый угол. Миссис и Пэдди то и дело поднимали вой, а Понго яростно лаял.

Оставив собак, бегавших вокруг дома, и старых Нанни, рыдавших друг у друга на плече, миссис Душечка бросилась в дом и позвонила мужу. Мистер Душечка немедленно вернулся с работы, причем в сопровождении Главных Сыщиков Скотланд-Ярда. Самый Главный Сыщик обнаружил на перилах ограды джутовую нитку и сказал, что щенков, должно быть, сунули в мешки и увезли в том самом черном фургоне. Он пообещал сделать все возможное и прочесать сверху донизу все Лондонское Дно, посоветовав однако предложить ворам награду за возвращение, иначе надежды снова увидеть щенков почти нет. Мистеру Душечке показалось весьма необычным платить грабителям, однако спорить он не стал.

Не откладывая дела в долгий ящик, мистер Душечка тут же отправился на Флит-стрит, где уговорил издателей дать объявление на первых страницах вечерних газет самыми большими буквами (что стоит очень дорого), а также на первых страницах утренних газет (что стоит еще дороже). Больше ни он, ни миссис Душечка ничего не могли поделать. Оставалось лишь утешать друг дружку, своих старых Нанни и бедных собак и ждать. Обе Нанни успокоились быстро и, решив тоже сделать что-нибудь для всех полезное, приготовили отличный обед, который, впрочем, так и остался не съеден, потому что есть никому не хотелось. Потом наконец наступила ночь, и осиротевший дом погрузился в тишину.

Три обессилевшие от горя собаки улеглись в корзинках возле камина.

– Хвостик, маленькая моя, – прорыдала Миссис. – Подумать только, ее затолкали в какой-то мешок.

– Клякса не даст сестренку в обиду, – утешительно сказал Понго, хотя сам был не слишком уверен в своих словах.

– А Счастливчик такой отважный, – заплакала Пэдди. – Он непременно укусит кого-нибудь, и его того и гляди убьют.

– Не убьют, – сказал Понго. – Щенков украли, потому что они дорого стоят. Так что никого не убьют. Щенки ценятся только живые.

Но едва он произнес эти слова, как в голову пришла мысль, до того страшная, что он сам поначалу от нее отмахнулся. Однако мысль не исчезла и не только осталась, а стала крепнуть и обретать все больше смысла, так что Понго не отмахнулся от нее, а лежал и думал всю ночь. Миссис с Пэдди давно уснули, а он лежал с открытыми глазами и грыз ивовый прут, выдранный из корзинки, точно так, как любой мужчина, окажись он на его месте, стал бы грызть трубку.

Человек, не знакомый с Понго, мог назвать бы его как угодно – красавцем, проказником, но только не умницей. Даже Душечки не до конца понимали, до чего у них умный пес. Понго любил подурачиться. Любил побегать за мячом или палкой, любил взгромоздиться на колени, хотя давно там не умещался, или перевернуться на спину, чтобы ему почесали живот. Откуда кому было знать, что за симпатичной ребячливой внешностью скрывается один из наилучших умов Собачьего Мира?

Теперь этот ум заработал. Всю долгую декабрьскую ночь Понго пытался сложить два и два и всякий раз получал в итоге четыре. (Впрочем, дважды ему почти удалось получить пять.)

Наконец он решил не тревожить Миссис с Пэдди беспочвенными подозрениями. Бедный Понго! Ему было больно и страшно не только за детей, но и за обеих матерей. (Понго, давно считая Пэдди второй матерью своих щенков, ни разу не подумал о ней как о второй жене – он смотрел на нее как на сестру.) В ту ночь Понго принял решение молчать до тех пор, покуда не подтвердятся самые худшие его опасения. Но сначала требовалось сделать одно важное дело. Именно его Понго и продолжал обдумывать, когда в кухню спустились обе Нанни, чтобы приготовиться к новому дню.

Как он любил всегда эти утренние часы, когда в камине снова загорался огонь, в мисках появлялась еда, а проснувшиеся щенки весело носились по кухне и вертелись у всех под ногами. Но в то утро думать о щенках – как сказала Нанни Мажордом – было невыносимо. Правда, она все равно о них думала, и не только она, а все, кто жил в этом осиротевшем доме.

День не принес хороших новостей, никаких, кроме разве того, что утром Душечки, обнаружив чисто вылизанные миски, приятно удивились. (Понго велел Миссис и Пэдди есть, сказав: «Вы, девочки, обязаны беречь силы».) Потом Понго и Миссис вполне доходчиво объяснили Душечкам, что хотят на прогулку, и Душечки удивились еще больше. Пэдди осталась дома. Ей пришлось остаться на случай, если кто-нибудь из щенков вернется и его нужно будет умыть.

На улице наконец похолодало – до Рождества оставалась неделя.

– Нужно одеть на Миссис пальтишко, – сказала миссис Душечка.

Это было прелестное пальтишко, голубое с белыми тесемочками, и Миссис им очень гордилась. Пальто были и у Понго с Пэдди. Но Понго от пальто отказался, ясно дав понять, что прекрасно обходится и без него.

Когда Миссис была готова, на обоих одели замечательные ошейники из металлических цепочек. После чего собаки взяли Душечек на поводок и отправились в парк.

Душечки сразу догадались, что собаки отлично знают, что им нужно. Не останавливаясь, уверенным шагом они пересекли парк, перешли Большое кольцо и вывели Душечек к Первоцветной горке. Душечек, однако, сам этот марш не удивил, поскольку дорожка была знакомая и всеми любимая. Но вот поведение собак на горке очень даже их удивило. Не останавливаясь, Понго с Миссис быстро поднялись на самый верх, встали рядом и громко залаяли.

Сначала они лаяли носом к северу, потом повернулись к югу, потом к востоку и к западу. И, что-то трижды пролаяв, каждый раз сначала стояли молча, будто чего-то ждали, а потом разворачивались и лаяли снова, резко и коротко.

– Будто они подают кому-то сигнал, – сказал мистер Душечка.

На самом же деле он так не думал. Но собаки и вправду подавали сигналы.

Многие из вас наверняка замечали, что, едва день начинает клониться к вечеру, собаки часто поднимают лай. Когда-то давно в деревнях сумерки даже называли «часом собачьего лая». В шумном городе его слышно реже, но и городские собаки не забывают обычай. Они стараются выйти на улицу, чтобы послушать друг друга, передать привет приятелям, которые переехали и живут далеко, сообщить друг другу важные новости или просто посплетничать и поболтать. Однако в тот день все, кто слышали Понго и Миссис, сразу думать забыли о сплетнях, ибо три отрывистых резких слова на собачьем языке означают: «Помогите! Помогите! Помогите!»

8
{"b":"802928","o":1}