– Не так-то просто, милорд, ответить на такой вопрос, когда не знаешь подробностей, а вы не можете мне их сообщить, как я прекрасно понимаю. Кроме того, боюсь, вам слишком много рассказывали о ценности моих связей с современной Россией. Я знаю, что до войны в России существовала система шпионажа, масштабы которой нам, западным людям, трудно представить. Вы, конечно, слышали об "Охранке".

– Тайной российской полиции? Кто только не слышал об этом! – воскликнул лорд Абердин.

– Она контролировала, так сказать, всю общественную жизнь в России при царском режиме. Можно подумать, что этот институт был ликвидирован одновременно с тем режимом, который был принесен в жертву, не так ли? Что ж, могу вас заверить, что бывшая "Охранка" с ее секретными агентами, замаскированными под официантов, кучеров, гостиничных портье и носильщиков, была лишь детской забавой по сравнению со службой шпионажа, которую создали Ленин и Троцкий. Соня может рассказать вам такие истории, от которых у вас волосы встанут дыбом.

– Простите, какую Соню вы имеете в виду? – спросил лорд Абердин, улыбаясь.

– Это моя русская стенографистка! Она была здесь минуту назад, когда вы вошли. Очень умная девушка, свободно владеющая несколькими языками, которая очень полезна мне для моего бизнеса с Россией. Соня Павиак – так ее зовут.

– Тогда она, конечно, недолго у вас на службе, потому что я не помню, чтобы видел ее, когда приезжал к вам три месяца назад.

– Она приехала примерно через полмесяца после этого, милорд. Я ни на минуту не пожалел, что нанял ее. Но вернемся к теме нашего разговора. Я боюсь, что информация, которую я получаю из России, лишь очень неполно отражает реальную ситуацию. Никогда нельзя быть уверенным в получении нераспечатанных писем, и можно смело поклясться, что большинство писем, прибывающих в Россию, тщательно проверяются на предмет наличия в них духовной контрабанды. Никто не будет в безопасности, если будет доказано, что он враждебен большевистским принципам. А как насчет наших финансовых отношений с этими людьми? Я бы не рискнул держать пари, что господа в Москве действительно, как они уже обещали, выполнят все свои финансовые обязательства за рубежом. Разумно ли в данных обстоятельствах вкладывать деньги в железнодорожную компанию, которая еще не проложила первые метры рельсов? Я бы не хотел отвечать на этот вопрос безоговорочно утвердительно. Вы должны хорошо меня понимать. Конечно, я бы предпочел ответить на этот вопрос утвердительно. Россия – страна безграничных возможностей, гораздо больших, чем Америка, для которой впервые была использована эта фраза, и кто знает, что может произойти позже. Но пока я думаю, что должен отговорить вас, милорд, от вложения денег в столь смелое предприятие. Новая железнодорожная компания там, конечно, может принести большие прибыли, но тогда необходимо держать наготове армию английских инспекторов, потому что нигде нет такого воровства, как в России, а это невозможно в нынешних условиях. Мне жаль, что я не смог дать вам другой ответ.

– Прежде всего, не извиняйтесь, мой дорогой Пеннок! – продолжил лорд Абердин, который встал и схватил свою шляпу. Я убежден, что вы знаете меня с лучшей стороны, и благодарю вас за это. Пойдемте, мистер Бранд, мы не хотим больше задерживать мистера Пеннока. Для того, что мы еще должны сделать здесь, нам нужен только кассир.

Оба джентльмена попрощались, после того как банкир сам проводил их к двери.

Когда они вышли, то увидели Соню Павиак, сидящую перед пишущей машинкой и занятую работой над стенограммой, которую она только что сделала.

Она подняла глаза, когда мимо прошли два джентльмена, но уже в следующий момент снова была поглощена своей работой.

Лорд Абердин и его секретарь снова прошли через офис, спустились по широкой лестнице, дошли до вестибюля, уладили несколько дел с кассиром, а затем снова вышли на улицу.

Водитель быстро поднялся со своего места и, держа фуражку в руке, открыл дверь лимузина.

– Куда, милорд? – почтительно спросил он.

– Отвезите нас домой, Хендерсон! – ответил лорд Абердин.

Оба джентльмена сели внутрь, дверь захлопнулась, водитель занял свое место за рулем, после чего машина начала движение.

Лорд Абердин с улыбкой откинулся на подушки и сказал полунасмешливо, полусерьезно:

– Любопытно, что добрый Хендерсон стоит возле двери с такой покорностью, словно имеет дело с настоящим лордом Абердином, а не просто с Джоном Раффлзом, джентльменом-взломщиком. Он ведет себя так, будто совершенно не знает, кто я на самом деле, и на глазах у всего мира обращается со мной так, будто я настоящий лорд, хотя на протяжении нескольких лет он принимал участие во многих моих самых опасных приключениях, во время которых учение мое и меня иногда подвергалось опасности.

Джентльмен-взломщик медленно взял сигарету из своего золотого портсигара, зажег ее, выпустил облако дыма и мечтательно продолжил:

– Я уже неоднократно говорил этому молодчику, чтобы он меня бросил. Он отказывается, продолжает отказываться. Иногда этот гигант, который мог бы легко поднять меня и тебя вместе одной рукой с пола, разражается слезами, как ребенок, когда я предлагаю ему идти своим путем, потому что я не хочу, чтобы он больше связывал свою жизнь с жизнью вора.

– Тише, Эдвард, не говори этого, – сказал Шарли Бранд смягченным тоном, положив правую руку на руку своего единственного и верного друга. – Ты сделал мне больно.

– Иногда я сам себя этим задеваю, но правду часто неприятно слышать, – сказал Раффлз с коротким смешком. – Как ты думаешь, что бы сделал старший инспектор Бакстер, если бы завтра он узнал с абсолютной уверенностью, что лорд Абердин – это тот же человек, что и лорд Эдвард Листер, он же Джон Раффлз? Ты молчишь? Тогда позволь мне рассказать тебе. Он сидел бы ошеломленный мгновение, а затем, не колеблясь ни секунды, при необходимости послал бы за мной пятьдесят своих полицейских и арестовал меня. Правда, я делаю большие дела, но это не помешало бы другу Бакстеру обращаться со мной как с обычным вором.

– Я прошу тебя, Эдвард, перестань говорить об этом, – воскликнул Чарли Бранд. – Я уже много раз советовал тебе отказаться от злополучной профессии, которую ты выбрал. Ты всегда отказывался и говорил, что никогда не сможешь иметь достаточно денег, чтобы возместить несправедливость, совершенную на нашем земном шаре. Но тогда не говори об этом, не разрывай такие тяжелые раны, как эти.

Раффлз закрыл глаза правой рукой и, казалось, погрузился в глубокую задумчивость.

Внезапно он снова выпрямился, выбросил полувыкуренную сигарету и пожал плечами:

– Какое это имеет значение. Если конец наступит, рано или поздно, он застанет меня воздвигнутым, гордым и нераскаявшимся. Я сделал свой выбор несколько лет назад, и я буду продолжать идти по этому пути, что бы ни случилось! Хозяева мира могут судить меня как угодно, в любом случае мое имя лорда Абердина еще долго будет жить в сердцах людей, которым я смог помочь в их бедах, а это многое компенсирует.

Шарли положил руку на плечо своего друга и теперь сказал голосом, полным страдания:

– Твое имя будет вечно жить в сердцах тысяч людей, Эдвард.

Было около десяти часов вечера.

Раффлз и Шарли планировали в этот вечер, хорошо замаскировавшись, посетить один из портовых районов, как они часто делали.

Дом, который Раффлз занимал под именем лорда Абердина и который находился на Риджент-стрит, недалеко от Молла, прекрасно подходил для таких ночных экскурсий, потому что сад, простиравшийся за ним, был отделен стеной от тихой боковой улицы, где никогда не было ни одной живой души, и в этой стене была маленькая садовая дверь, рядом с гаражом, над которым находился дом Джеймса Хендерсона, верного шофера его светлости.

Поэтому не было ничего проще, чем выйти из дома с этой стороны, чтобы никто не увидел.

Мужчины были одеты просто и могли сойти за хорошо оплачиваемых рабочих.