Вот уже вторую неделю школа бурлила, кипела, шуршала гофрированной бумагой, скрипела фломастерами по ватманам.

Все классы готовились ко Дню учителя – хороший повод для веселья и школьной дискотеки вместо уроков. Педагоги и сами радовались подготовительным мероприятиям и возможности чуть дольше пить чай в учительской. Разрешалось опаздывать или уходить с урока на репетиции. И школьники часто пользовались таким предлогом просто потому, что учиться не хотелось.

Русский подходил к концу. Лариса Владимировна объявляла оценки за вчерашний диктант. Класс тихонечко гудел, иногда шумно вскипал, реагируя на оценки, как на счёт на футбольном матче.

Арсен, худой, черноглазый, скучал, подперев щёку ладонью. Он то засовывал ручку в пружинку тетради, то снова вытаскивал. Потом решил нарисовать на руке соседки цветок. Вероника резко отдёрнула руку, фыркнула:

– Ты чего?  Отстань!

Она подалась вперёд и старалась не пропустить ни звука – ждала свою оценку. Арсен, довольный, словно сытый лев, показывал закрытую колпачком ручку и опять пытался нарисовать что-то на руке подруги.

– Романова, четыре. Абрамов, пять.

Вытянутая в струну, Вероника готова была зазвенеть и лопнуть от неожиданности и напряжения, а вальяжный Арсен расплылся в довольной улыбке.

– Абрамов, мы все хорошо знаем, как ты получаешь свои пятёрки, и кто та скромная муза, помогающая тебе на диктантах и сочинениях. Ты же не будешь против, если я поменяю оценки местами?

Класс притих. Вероника густо покраснела и уставилась в учебник. Арсену предстояло сыграть рыцарскую роль.

– Конечно, не против! Всё, чтобы женщины радовались! – он театрально вскинул руку и усилил армянский акцент для большего эффекта. Роль удалась, остальные оценки уже никто не услышал – таким оглушительным был смех класса.

Вероника сияла от счастья. И оценка, и рыцарь – отличный день. Она даже больше не сердилась на повторяющиеся попытки художеств на её руке.

Со звонком, не теряя драгоценные минуты, 11 «А» вытекал из кабинета русского и литературы и вливался в общий коридорный гомон, разделяясь на потоки: в столовую, туалет, покурить, в каморку.

Бегом на пятый этаж, дверь в зал, узкий проход за кулисами, и вот она – маленькая комнатка за сценой, ещё с прошлого года затянутая чёрной тканью с эмблемой в виде кипящего чайника и угловатыми рваными слоганами.

Максим сразу уселся за барабаны, Антон взял гитару, Костя встал у выключенного микрофона. Ударник тихо задал ритм, и Антон начал перебор. На перемене репетировать разрешалось, но не в полную силу, поэтому и микрофон не подключали.

Костя, стоя спиной к ребятам, смотрел в окно. Желтеющие берёзы, серое заводское здание через дорогу, ещё голубое, но уже прозрачное небо. «Under the bridge downtown…»  как нельзя лучше подходила для унылой московской осени.

Вдруг открылась дверь, и в рубку вошли Ольга Олеговна, Маша и Нюта. Ребята перестали играть. Максим привстал из-за барабанов. Антон, наоборот, сел, не выпуская гитару. Костя ссутулился, торопливо засунул руки в карманы поглубже.  Начинающие музыканты застыли в напряжённом ожидании.

Учительница долго осматривала стены с плакатами, рисунками, текстами и партитурами песен. После села спиной к окну.

– Ребята, сыграйте вот то, что вы сейчас исполняли.

– Ольга Олеговна, так это не то, что взрослые слушают, – пробубнил Максим.

– Точно не то, – кивая головой, как собачка на торпеде автомобиля, подтвердил Антон.

– Ну сыграйте не то.

– Так громко может быть, а перемена вот-вот закончится.

– А вы негромко.

Всё равно, конечно, очень тихо не получилось. Ольга слушала напряжённо, иногда постукивая стопой в такт музыки. Ребята допели. Каморка затихла в ожидании. Девчонки так вжались в дверь, что казалось приклеились к ней.

– Всё понятно, – сказала она строго, вставая и направляясь к двери. – Хватит вам тут просиживать.

– Нас выгоняют?

– Да.

Маленькая чёрная каморка онемела от такого ответа.

– Да, вас выгоняют. На сцену. Готовьтесь к концерту на День учителя.

– Ура! Полноценному?!

– Ну не сразу, давайте три композиции. И не очень шумные. Полиричнее выберите.

– Ольга Олеговна, вы прелесть! – Максим попытался выбраться из-за установки, но застрял, и только протянул руки, показывая, что хочет обнять учителя.

– Максим! Что за фамильярности? Хотя да, не без этого, – и она бочком вышла из маленького помещения, в котором стало слишком тесно от радости и шума.

Маша и Нюта раскатали на полу класса ватманы, положили учебники на углы, а сами устроились на партах.

– Ань, давай про учителей сделаем зелёным, а про школьников – синим?

– Нет, так всё перепутают. И вообще, я хочу про ребят сделать. Своё выступление! Маш, это же круто. Точно! Надо афишу придумать.

– Класс! Афиша – это здорово. Только сначала надо про учителей.

– Ну тогда давай зелёный и фиолетовый.

– Невелика разница, давай фиолетовый. Я стихи принесла распечатанные, мама на работе сделала. Сейчас вырежу, и приклеим под фотки учителей.

– Давай, я за водой для акварели. Посмотри, ещё журналы принесла. Там тоже вырезай.

В класс вбежал раскрасневшийся пятиклассник Егорка, шебутной пацан, любимец старшеклассников.

– Привет, малыш, чего за штаны держишься? – едва бросив на него взгляд, спросила Маня

– Пуговица оторвалась.

– Проводить к завхозу? Она пришьёт. Или пойдём в кабинет труда?

– Ходил, никого уже нет.

– Так и ты тогда иди домой.

– Да не могу, штаны потеряю.

В класс вошёл Кирилл, рослый детина с квадратными плечами.

– Киря, привет. Принёс маркеры?

– Угу, – он высыпал на стол разноцветные фломастеры.

– Слушай, у тебя же всегда всё есть?

Кирилл растянул рот в самодовольной улыбке.

– А вот скажи, булавка есть?

– Есть, – ещё радостнее ответил здоровяк.

– Дай, а?

– Нет, – он вдруг насупился.

– Ты чего это жадничаешь?

– Да не могу я, Маш, прости! Если отдам булавку, то буду держать штаны до самого дома.

Маня проглотила смешок, а вот Егорка захохотал в полный голос. Кирилл смущённо заторопился из класса.

Суетливые будни шли своей чередой. Началка репетировала бальные танцы в коридоре. Семиклассники зачитывали рэп. То туда, то обратно проплывали сценические декорации, грохоча колёсиками, с криками: «Поберегись!».

Учителя пребывали в благодушном настроении.

 А вот в каморке стали замечать неладное. Кирилл частенько теперь пропадал на переменах и периодически прогуливал уроки. Притом не все или, как было принято, последние, а совершенно по непонятной логике. В понедельник – второй и третий уроки, в среду – пятый и перемену, в четверг – первый, а потом четвёртый и пятый.

Ребята заподозрили, что у Кирилла появилась новая девушка. Но не из школы, а из соседнего кулинарного училища. А как сказать об этом Маше? И надо ли? Она, конечно, твердила всем, что «никакая она ему не девушка», но все вокруг всё понимали.

В тот день репетировали на сцене. Кирилл встал из-за микшерного пульта, который пристроили на парту в конце актового зала, и пошёл к выходу.

– Кирь, а ты куда опять уходишь-то? – не выдержал Антон.

– Да мне в ЗАГС надо, тут недалеко, – ответил он будничным тоном и вышел, оставив ребят в недоумении и тишине.

– Женился? – растерянно обернулся на друзей Костя.

– Да ты что? Конечно, нет! Готовится, наверное, только.

– Вы вообще в своём уме? Ему шестнадцать лет! Какие женитьбы.