– Стой, я… мне, – отрывисто произнес он хриплым голосом, – плохо.

Он видел Алису и не видел ее одновременно. Казалось бы, вот она – прямо перед ним, но где был он сам?

– Господи, да что еще, – на выдохе произнесла Алиса, недовольно сложив губы.

– Мне нужно пару минут, – он еле выговорил это короткое предложение.

– Раньше продолжим – раньше закончим. Потом ты вполне можешь отдохнуть.

Что ж, в этом Алиса была права.

Дима собрал волю в кулак. Продолжая съемку, он никак не мог отделаться от ощущения, что его восприятие было направлено не в окружающий мир, а внутрь себя. В голове возникла фоновая мутная заслонка, через которую он теперь смотрел, и в ней же одновременно образовывалась насыщенная вязкая пустота.

На протяжении всего времени съёмок Дима старался сосредоточиться на деле.

– Откинь свои волосы за спину, – попросил он.

Алиса послушно, одним легким взмахом руки откинула волосы назад. Сначала Дима не приглядывался – он качественно, насколько это было возможно, продолжал делать свою работу. Как только Алиса тряхнула головой, окончательно сбрасывая волосы с плеч и неосторожно проведя по замазанной тональником шее рукой, взгляду Димы открылся краснеющий бутон несдержанного поцелуя.

Чужого поцелуя.

Мелкими красными точками он расцвел точно на шее под ухом и был свеж, как утренняя роса на зеленой траве. Дима знал наверняка.

На мгновение он застыл с камерой в руках. Лишь на мгновение. Ему потребовалась все актерское мастерство, на которое он был способен, чтобы вернуть себя в «строй» и постараться выглядеть так непринужденно, точно сейчас он решал самую простую математическую задачку дошкольного уровня.

Когда они закончили, Алиса оделась, коротко поцеловала его в щеку и покинула помещение, предоставив Диме возможность оплатить полтора часа пребывания в студии, «как настоящему джентльмену». Воспитание не позволяло ему поступиться джентльменскими качествами, хотя на данный момент Дима не ощущал себя ни джентльменом, ни заботливым парнем, ни даже мужчиной. Он ощущал себя никем, ощущал себя черной дырой, которая поглощала себя саму.

Туман, который снова настиг его на съемке, испарился, выветрился из головы, и мир вроде бы заиграл прежними красками, только вот у Димы, видимо, закончилась гуашь, иначе бы внутри он не чувствовал себя так бесцветно.

Эти прошедшие два дня несли в себе столько путаницы. Каждое событие ловкими пальцами произвола щипало Диму за минорные струны, вызывая в нем еще больше тоски и беспомощности. Дима вдруг ощутил себя беззащитным ребёнком, которому запретили кричать и которой поэтому кричал в себя, сотрясая все фибры.

В мозгу только крепко засело: «родители и Алиса».

«Родители».

«Алиса»

Дима даже не мог нормально позлиться; все, что он делал – шел ко дну с тяжелым камнем, привязанным к его глотке. Он никогда не задумывался о своих состояниях. Он ощущал их, но не анализировал. Да и зачем? Главное избавиться от них и продолжить жить спокойно. Ну, хотя бы более-менее спокойно.

Прошедшие два дня действительно выбили его из колеи. Одного Дима не мог понять – с чего это он вдруг такой ранимый и чувствительный. С чего вдруг ему начало казаться, что все окружающие люди обсуждают его. С чего вдруг каждую брошенную в его сторону фразу он воспринимает в штыки. С чего вдруг он перестал слушать музыку. С чего вдруг исчез весь запал для своих творческих съёмок. Когда он снимал Алису – уже тогда ему захотелось бросить это все и ничего не делать.

Дима отчаянно желал прогнать этот упадок. Вечером он сел за свой спортивный мотоцикл и просто поехал. Он не обозначил себе четкой дороги, да и дорога отражалась в его глазах «для галочки», как какая-то неживая картинка, тогда как на самом деле он снова смотрел вглубь себя и не мог перестать это делать.

Дима выехал за город и свернул на неосвещенный большак. Только фары мотоцикла освещали потрескавшийся асфальт и одинокие деревья вдоль него. Сейчас это был единственный свет в его жизни, по которому он ориентировался во всех смыслах.

Он думал обо всем – о родителях, об Алисе, и не мог понять, какая ситуация, связанная с ними, отзывалась в нем сильнее всего. С непониманием отца и матери он жил всю свою сознательную жизнь. Он взрослый молодой человек – уже должен был привыкнуть к реалиям, которые его окружали. Должен был. Но не привык. С детства ему отчаянно не хватало моментов, которые обычно случаются в жизни каждого среднестатистического ребенка: восхищенная похвала матери, когда чадо дарит ей свои первые, самые бесполезные, но самые ценные каракули в альбоме; доброе ворчание отца, когда последний, нужной длины гвоздь криво вбился в доску под давлением неопытной, еще нежной, припухлой руки. Вот эти моменты. И Дима простил бы, простил бы их за отсутствие этих сокровенных мгновений, если бы они просто подарили ему редкое объятие и прошептали бы на ухо «сынок, мы верим в тебя». Дима никогда не спрашивал их об отсутствии тех самых сокровенных моментов, но догадывался, что они с самого рождения относились к нему не как к ребенку, а как к инвестиции, с которой со временем можно было получить проценты.

Воспоминание пришло к нему моментально.

Маленький Дима шел с мамой за ручку по большому книжному магазину. От обилия разноцветных обложек книг рябило в глазах, а запах свеженапечатанных страниц приятно щекотал ноздри.

Дима разжал материнскую ладонь и, радостный, побежал к отделу детской художественной литературы. Он не преследовал определенной цели, а просто стал выискивать глазами ту книжицу, которая привлекла бы его красивым переплетом. Такая нашлась. Она стояла на третьей полке сверху, куда Дима в силу маленького роста никак не мог дотянуться. Тем не менее он сделал «авантюрную» попытку.

Ничего не получилось.

– Что тебе достать? – спросила подошедшая сзади сотрудница магазина – Дима узнал ее по форме и бейджику. – Эту? – она указала пальцем на ярко-зеленый корешок.

Дима активно закивал.

– Держи, – девушка улыбнулась ему, вкладывая в его маленькие руки тонкую книгу сказок.

– Дима, вот ты где!

К нему моментально подбежали мама и папа.

– Что ты здесь забыл? – строго спросил отец.

– У вашего ребенка замечательный вкус, – сказала сотрудница магазина. – Русские сказки хорошо развивают детскую фантазию.

– Купи-купи-купи! – взмолился Дима папе.

– Зачем тебе дурацкие сказки? Я уже взял тебе математику для маленьких. Пошли.

Дима тряхнул головой, прогоняя обидные воспоминания.

С Алисой было немного сложнее. Дима впервые сталкивался с изменой и просто понятия не имел, что делать дальше, как вести себя. Знал только, что ему тошно не потому, что «такая-сякая посмела изменить мне, такому классному парню», а потому, что этот «классный парень» уже давно не тот, что был раньше, и поэтому теперь Диме было хреново из-за того, что это он что-то неправильно сделал, что-то неправильно сказал, где-то не обратил должного внимания. Он винил себя, даже несмотря на то, что эти обвинения субъективны и совершенно беспочвенны. А может, и нет. Может, он действительно сам весь какой-то неправильный, оставляющий делать лучшего. Он не знал. Не понимал.

Сегодняшняя ночь веяла отголоском детства, когда Дима со своим другом по даче ложились на пустую дорогу, раскидывали руки и смотрели на яркие звезды. Такие же яркие, как сейчас. Иногда становится жаль, что тебе уже давно не десять лет, когда все проблемы заключались в том, чтобы понравиться соседской девчонке или в том, что за сидение на траве в светлых штанах могла наругать мама.

В голове Димы проносились картины беспечного отрочества, а перед глазами – километры. Он зажмурил глаза и открыл их, чтобы прогнать внутреннее состояние беспомощности. Мотоцикл чуть не завихлял. В этом чувстве Дима вдруг обнаружил нечто новое, неизведанное им до сих пор.

Совсем не отдавая себе отчёт и повинуясь своему воспалённому мозгу, Дима выключил фары.