Центральный банк, значит. Ага. Ясно.

Дима уныло продолжил ковырять кусок говядины.

– Сегодня я лично познакомлю тебя с нашими спонсорами. Я уверен, ты сможешь произвести должное впечатление.

– Как скажешь, – Дима чуть было не ляпнул «whatever», что звучало бы несколько саркастически, учитывая димино явное нежелание переться на какую-то конференцию предпринимателей.

– Мы с твоей мамой думаем, что месяцок-другой – и ты оставишь свою блажь касательно этой работы в кофейне, – продолжил отец, однако теперь он смотрел точно на Диму через свои прямоугольные очки. Дима терпеть не мог этот ожидающий от него чего-то взгляд, будто он задолжал всему миру и всем, кроме самого себя.

Диме нечего было ответить, потому что он давно утерял способность разговаривать с родителями, используя аргументы в свою защиту – аргументы просто-напросто бесполезны в этом вечном противостоянии поколений, которое сложилось в их семье.

– Мы с папой хотим дать тебе время на осознание приоритетов, – в разговор вступила его мать, мягко и, избегая острых «углов», сглаживая высказывание мужа. – Ты уже выбрал, куда будешь поступать в следующем году? По-моему, в прошлый раз мы остановились на экономическом.

– Это вы на нем остановились.

– Ты не будешь вечно носиться с камерой, снимая сомнительного смысла молодежные ролики, – отец встрял как всегда безапелляционно. – Мы уже сто раз ссорились из-за этого. Давай не начинать снова. В конце концов, спустя лет пять-десять ты осознаешь, что мы повели тебя по верному пути. Лена, думаю, ты тоже согласна.

– Абсолютно, – подтвердила мать. Впрочем, она всегда была солидарна с мнением супруга.

Это какая-то ирония – некогда молодая с интересом к политике и экономике пара встретилась и связала свою жизнь узами брака для того, чтобы родить совершенно индифферентного к финансовому рынку ребенка. Если раньше Диме было все равно на эту сферу, то сейчас его равнодушие тем более возросло в геометрической прогрессии. Смешно то, что родители до сих пор думали, что их сын продолжает ходить к репетитору по макроэкономике: Дима уже месяц как его не посещал и малодушно радовался, что мать и отец настолько свято уверены в правильности его выбора, что даже не подумали проверять, ходит ли он до сих пор к репетитору или нет.

Дима еще не учился в вузе. После окончания школы он взял время на то, чтобы понять, кто он и что из себя представляет, но, если честно, он до сих пор не понял. У него было увлечение – иногда любил носиться с камерой и снимать разномастные видео, которых у него скопилось уже около пятидесяти в его скромной коллекции. Ему нравилось быть оператором, но вот незадача – как только он приближался к тому, чтобы осознать себя кем-то, родители тут же начинали настаивать и умудрялись уничтожать его планы еще в зародыше лишь с помощью пары предложений, в которых невозможно было вставить свои пять копеек. Дима давно перестал с ними спорить – просто поступал по-своему. По возможности.

Вечером конференция длилась мучительно долго. Сначала организаторы говорили со сцены мотивационные речи для обладателей молодого бизнеса, потом все умудренные опытом желающие тоже поднимались на «помост» и вещали о важности самоподдержки на начальном пути к дороге успеха. Все их фразы по смыслу были похожи на знаменитую работу Наполеона Хилла[1], которую Дима прочел еще в семнадцатилетнем возрасте, когда действительно думал, что его судьба – стать банкиром. Благо, он вовремя одумался.

С деньгами у Димы были ровные, нейтральные отношения. Когда он переехал в отдельную квартиру, родители отслюнили ему кругленькую сумму. Дима не радовался, что с такими суммами может легко пробить финансовый потолок, который не могли пробить среднестатистические люди, но и не огорчался при осознании, что деньги рано или поздно закончатся. К тому же он работал, поэтому о своем финансовом состоянии он не беспокоился, считая, что деньги нужны только для того, чтобы о них не думать.

После конференции состоялся банкет. Дима ощущал себя совершенно чужим среди всех этих людей. Он просто не вписывался в их круг, и это заставляло в его груди подниматься что-то протестующее и революционное. Оно лишь просыпалось ото сна, но вот-вот было готово вырваться. Дима терпел стоически, но не знал, насколько его хватит, и что будет, если этот внутренний протест дойдет до пика.

Во время конференции он вынужден был хлопать, во время банкета – держаться близ родителей и, улыбаясь, поддерживать разговор с их знакомыми, которые периодически встревали в их узкий круг с беседами о бизнесе и прочем. Если начистоту, то это сосало всю его энергию, которой итак было мало в последнее время. Дима чувствовал себя тряпкой, досуха выжатой сильными руками. Он мечтал только о том, чтобы этот вечер быстрее закончился.

Несмотря на его отношение к мероприятию, сам банкет проводился в личном пентхаусе организатора и имел довольно-таки приличный вид: из окон открывался панорамный вид на центр Москвы, людей окружал роскошный интерьер в стиле модерна, а на столе стояли вызывающие обильное слюноотделение закуски. Приглашенный бармен наливал разные коктейли, поэтому гости были довольны вдвойне, если не втройне. Дима заметил, что держащие в руке бокал со спиртным выглядели более солидно, нежели те, которые просто коротали время за разговорами, словно шампанское и вино давали плюс десять очков к непринужденной привлекательности. Дима тоже взял себе шампанского, но он единственный являлся исключением и выглядел неловко, прибавляя своему потерянному образу еще больше неуверенности.

«Боже, чего они уставились?», – Дима краснел и бледнел, когда ловил на себе чей-то заинтересованный взгляд, и не мог избавиться от мысли, что все почему-то обсуждают его в своей привилегированной компании. Ему казалось, что все видят, какой он – фальшиво улыбающийся, неловко переминающийся с ноги на ногу и думающий о том, что само пребывание здесь ему ненавистно. Ранее он не наблюдал за собой этих навязчивых мыслей, но теперь они заполонили его голову, да так, что фильтр мнительности заставлял его видеть какой-то заговор в каждом обращенном к нему взгляде.

Раньше он получал особый кайф, когда люди смотрели на его яркую, выразительную внешность. Видимо, это время прошло.

Вечер закончился около десяти. Единственное, что хотел Дима – это завалиться в кровать и забыться, однако дома его ждали.

Следующий день – а именно день субботы – он встретил не один, что вполне закономерно – с пятницы на субботу обычно к нему приходила девушка, они перебрасывались парой слов, занимались сексом и благополучно – под ее лепетание о ее последних бьюти-съемках – засыпали.

Проснувшись, Дима оценил обстановку и совершенно без удивления обнаружил на себе аристократически-бледную руку Алисы, которая – о, чудо – проснулась раньше него и теперь смотрела на него сквозь легкий прищур.

– Ди-и-им, – сладко протянула она, для полноты картины притираясь к его боку ближе.

Дима вздохнул.

– Сейчас переведу.

В его щеку прилетел крепкий льстивый поцелуй.

– Ты лучший.

– На что в этот раз? – вопрос был задан чисто для того, чтобы размять немного онемевшие после сна губы.

– На маникюр, – невинно отозвалась Алиса. – Сегодня же второй понедельник месяца, забыл?

Он и вправду забыл о ее девичьих ритуалах. Их отношениям скоро полгода, а он постоянно забывал, что у Алисы по два раза на неделе всякие «ритуалы». Может, он и правда уделял ей мало внимания?

Открыв банковское приложение на телефоне, Дима беспрепятственно отыскал Алису в числе первых по переводам и отправил ей кругленькую сумму.

– Когда ты присоединишься ко мне на съемках? – тем временем продолжала ворковать Алиса. – Фотограф согласен поснимать тебя даже отдельно. Дим, ты вообще слышишь?

– А. Что?

– Фотограф, – с нажимом повторила Алиса, – согласен поснимать тебя. Говорит, у тебя фактурное лицо. Правда я не знаю, что это значит. Короче, – капризно выдохнула она. – Не понимаю, почему ты постоянно отказываешься. С твоей внешностью можно сразу на обложку.