Но так действовали все властители варварских королевств на бывших территориях империи, не смотря на то, что все они (кроме вандалов, добившихся официального признания независимости своего государства) формально были подданными императора, связанными с ним обязательствами по федеративным договорам.

Так что никакого особенно выдающегося нахальства в поведении Одоакра не было.

Более того, Зенон, видимо, ничего так и не понял про варваров, несмотря на большой опыт общения с ними, если надеялся что властитель остготов Теодорих I, в Константинополе согласившийся на все его условия, получив Италию, будет вести себя иначе и проявит больше почтения и меньше самостоятельности, чем Одоакр. Захватив трон, король остготов ведь и не пытался делать вид, что собирается плясать под дудку императора. Просто не ссорился с ним лишний раз без серьезной причины. Но его правление было куда более самостоятельным и «нахальным» в римском понимании, чем правление Одоакра.

Получается, как это ни парадоксально, не Одоакр, не варвары, а император Восточной Римской империи Зенон Исавр окончательно уничтожил Западную Римскую, натравив Теодориха I на последнего правителя Италии, который хотя бы формально признавал сюзеренитет Константинополя и само наличие императора на Западе.

Рим! всемогущее, таинственное слово!

И вековечно ты, и завсегда ты ново!

Уже во тьме времен, почивших мертвым сном,

Звучало славой ты на языке земном.

Народы от тебя, волнуясь, трепетали,

Тобой исписаны всемирные скрижали;

И человечества след каждый, каждый шаг

Стезей трудов, и жертв, и опытов, и благ,

И доблесть каждую, и каждое стремленье,

Мысль светлую облечь в высокое служенье,

Все, что есть жизнь ума, все, что души есть

страсть –

Искусство, мужество, победа, слава, власть,–

Все выражало ты живым своим глаголом,

И было ты всего великого символом.

Мир древний и его младая красота,

И возмужавший мир под знаменем креста,

С красою строгою и нравственным порядком,

Не на тебе ль слились нетленным отпечатком?

Державства твоего свершились времена;

Другие за тобой слова и имена,

Мирского промысла орудья и загадки,

И волновали мир, и мир волнуют шаткий.

Уж не таишь в себе, как в урне роковой,

Ты жребиев земли, покорной пред тобой,

И человечеству, в его стремленьи новом,

Звучишь преданьем ты, а не насущным словом,

В тени полузакрыт всемирный великан:

И форум твой замолк, и дремлет Ватикан.

Но избранным душам, поэзией обильным,

И ныне ты еще взываешь гласом сильным.

Нельзя – хоть между слов тебя упомянуть,

Хоть мыслью по тебе рассеянно скользнуть,

Чтоб думой скорбною, высокой и спокойной

Не обдало души, понять тебя достойной.

Петр Вяземский

25 июля 306 года в Британии умер его отец тетрарх Констанций Хлор.

Однако перед смертью он успел оказать любимому сыну последнюю услугу: убедил подчиненные ему легионы признать сына цезарем.

Констанций был любимцем армии. Легионы Галлии и Британии в принципе верили и подчинялись только ему. Собственного, именно это обстоятельство спасло отцу и сыну жизнь, когда они бежали из Рима после неожиданных назначений Диоклетиана – под защитой верных легионов они могли не опасаться покушений. Ведь тогда – в конце 305 года – больной и немощный Диоклетиан под давлением соправителя Галерия назначил цезарями не тех, кого хотел, не способного юношу Константина, сына давнего соратника, а ставленников Галерия Александра Севера и Максима Дазу. И вот в довершение бед Констанций умирает на руках сына.

Отец и сын искренне любили друг друга, и Констанций перед смертью решил сделать Константину последний подарок. Убедить легионы поддержать его сына было просто – юноша еще при жизни отца заслужил любовь солдат и репутацию умелого воина и командира. Так что, думаю, легионеры итак поддержали бы его кандидатуру в качестве нового претендента на корону.

Но был один нюанс, который превращал поступок Констанция из формальности в необходимость. Старый воин был тетрархом, законным соправителем Диоклетиана и Галерия. Соответственно, его сын имел все права на титул цезаря, тем более он с детства жил при дворе и учился искусству управления. Так что Констанций фактически узаконил права сына и прозрачно намекнул армии, что Галерий узурпировал власть. Легионеров долго уговаривать не пришлось. Галерия в армии не любили за его необузданную жестокость и свирепость. А вот семейство Констанция уважали. А в те смутные времена кто пользуется поддержкой армии – тот и властитель. Ведь эпоха солдатских императоров еще не была забыта даже после 20 лет относительно стабильного правления Диоклетиана.

Именно очевидная поддержка солдат заставила Галерия признать за Константином право на титул и участие в управлении. Ведь сам он прекрасно знал об отношении к нему армии.

Так что именно с этого дня, с последнего поступка умирающего отца началось возвышение Константина Флавия, будущего императора Константина I, известного в истории как Константин Великий.

Через 20 лет 25 июля 326 года император Константин впервые в истории Римской империи отказался от выноса языческих идолов – обычной для любого общественного праздника церемонии.

После Первого Вселенского (Никейского) собора (325 год) и всех явных проявлений благоволения к христианской церкви это, казалось бы, вполне естественный шаг. На тот момент «первый христианский император» был язычником (в принципе есть большие сомнения относительно того, принял ли он крещение, многие ученые склоняются к мысли, что нет).

Это был поступок, продиктованный не религиозными чувствами (честно говоря, сомневаюсь, что Константин вообще во что-то верил, кроме собственной удачи), а чисто прагматическими соображениями. После собора, где Константин председательствовал, было бы нелогично демонстрировать свою приверженность древним языческим традициям. Тем более, примерно в это же время его деятельная матушка занималась раскопками в Иерусалиме в поисках христианских святынь.

Конечно, такое нарушение древней, освященной всем величием истории Рима традиции не осталось незамеченным. Император еще раз продемонстрировал, на стороне какой религии его симпатии. А если учесть, что за 2 года до этого Константин, наконец, стал единоличным правителем империи, устранив последнего соперника Лициния, христианские иерархи могли ощущать себя победителями.

Но вот что удивительно. Во-первых, Константин при всем явном покровительстве церкви, не пошел на последний шаг – не объявил христианство государственной религией и не завещал детям сделать это.

Во-вторых, император оказал церкви медвежью услугу: введя церковных иерархов в управленческие структуры империи, он заставил их подлаживать содержание религии под идеологические установки империи.

Ну а Феодосий I, сделав никейское христианство единственно допустимой формой для подданных империи (эдикт «О вселенской вере», 380 год), введя церковь в ее управленческий аппарат, окончательно лишил церковников выбора и не оставил им пути к отступлению.