Андрей все ещё прижимает телефон к уху. Я слышу в трубке чей-то голос, хоть слова и не различаю.

Мне кажется, что мужчина передо мной не слушает сейчас, что ему говорят. Он будто погружен в собственные мысли. По крайней мере, именно такой у него взгляд.

— А?

— Ты вилку искала? Они здесь.

Только теперь замечаю, что во второй руке у Андрея держатель для столовых приборов.

Кивнув, я медленно достаю оттуда вилку.

Надеюсь, этот держатель не на столе стоял прямо перед моим носом?

— Спасибо.

— Пожалуйста, Лин.

"Ну. Всё. Вилку вы мне дали. Спасибо я вам сказала. Что вы продолжаете стоять и мешать мне вернуться к столу?" — спрашиваю мужчину мысленно. Вслух, наверное, никогда не решусь такого сказать.

Это все нервно как-то. Не стоял бы он так близко, я бы ногти начала на руках грызть.

Неожиданно Андрей ставит держатель на стол позади меня, затем, продолжая удерживать телефон, тянет руку к моей голове, собирает волосы на затылке и поднимает их наверх, сильно сжав.

*****

Я не сразу нахожу в себе силы что-то сказать на это. Сначала у меня просто перехватывает дыхание, и не понятно точно — от страха, или от возбуждения? Странно то, что я предпочитаю думать, что все же от страха. Почему-то именно возбуждение и сама вероятность его возникновения, как реакции на действия мужчины, вызывает во мне ужас.

Лучше бояться, чем хотеть?! Как же это так?!

— Что вы... делаете? — наконец произношу одними губами.

Мне кажется, я даже звуков никаких не издаю. И не моргаю — глаза застекленели.

В кухне воцаряется тишина. Слышно только голос из телефона Андрея, а ещё грохот моего сердца. Секунду назад я была уверена, что оно остановилось, но нет... Всё иначе. Сейчас я прекрасно слышу, как оно отчаянно стучит, шарахает по рёбрам и болезненно сжимается в конце каждого удара.

Андрей дышит тяжело и шумно, подходит ближе и сильнее сжимает мои волосы.

Мне становится нехорошо. К горлу подступает тошнота, и я в очередной раз не понимаю, отчего именно это происходит... Лишь щекотка внизу живота намекает на то, что дело вовсе не в страхе перед мужчиной.

— Уберите... — хочу сказать "руки", но дыхания не хватает.

Я вцепляюсь в плечо мужчины и начинаю царапать его, чтобы тот отошёл, чтобы не трогал меня больше.

— Отойдите от меня, Андрей!

Его взгляд тяжёлый пристальный скользит от моих волос к глазам, затем к губам, протекает по руке, пока не останавливаются на пальцах, сжимающих его плечо. Его взгляд ищущий, странный, цепкий. Он будто бы пытается найти во мне что-то, чего никак не находит.

А потом все заканчивается. Так же неожиданно, как началось.

Андрей резко разжимает руку и отходит от меня на шаг назад. Затем грубо рявкает в трубку:

— Я перезвоню!

Мне все ещё трудно дышать полной грудью. Моя рука повисла в воздухе, когда мужчина отошёл. Вот я держала его за плечо и царапала... И вот его больше нет рядом, и мне некого касаться...

Я должна чувствовать себя лучше, спокойнее, свободнее, но не получается. Мне мгновенно начинает не хватать его запаха и тепла, а ещё силы, импульсами исходящей от мужчины.

— Что это было? Зачем вы это сделали? — спрашиваю дрожащими голосом, наконец опустив руку и пальцами вцепившись в столешницу сзади.

Во другой руке я по-прежнему сжимаю вилку, да ещё с такой силой, будто вот-вот согну металл. Но, разумеется, подобного не происходит, просто моя ладонь потеет от волнения и в итоге вилка высказывает и падает на пол. Вторая вилка за вечер...

— Прости, Лин. Этого больше не повторится, — выдыхает мужчина, проведя пятерней по тёмным волосам. — Возьми чистую вилку и садись, доедай. Я... позже присоединюсь.

Я не двигаюсь. Просто стою на месте ледяной статуей и взираю на мужчину немигающим взглядом, как на сумасшедшего.

— Обещаю, что больше тебя не трону, — говорит уже с нажимом, насупив брови, а в глазах мелькают отблески сожаления.

— Конечно, не тронете... И не буду я ничего доедать... Я просто немедленно уеду отсюда и всё! Вернусь в отель! Не позволю ещё одному психу стать частью моей жизни! — выплюнув всё это на одном выдохе, я срываюсь с места и несусь в коридор, готовая убежать даже босиком — потом разберусь, как добраться до отеля.

Но уже возле двери Андрей настигает меня, резко хватает за руку и разворачивает к себе, вжав спиной в стену.

— Не смейте меня трогать! — визжу изо всех сил. — Не прикасайтесь ко мне никогда!

Он снова отступает. Отходит назад, выпустив меня из плена своих рук. Во взгляде вновь мелькает сожаление, а затем он стекленеет и покрывается толстой коркой льда.

— Не трону, Лин.

— Я уже это слышала пару минут назад на кухне, и что в итоге? Вы... опять меня схватили! Погнались за мной? Как это понимать, Андрей?! Вы не имеете права меня удерживать! Не смеете хватать! Я... Я имею полное право уехать! И не доверять вам больше! — выкрикиваю, глядя в ледяные глаза.

Корка ничуть не сходит.

Мужчина кладёт руки в карманы трико, отчего мой собственный взгляд машинально скользит вниз. Я тут же себя одергиваю, и возвращаюсь к голубым глазам, смотреть в которые все же безопаснее, чем на любые другие части тела Андрея.

— Верно, Лин. Ты можешь уйти. И я не имею права тебя держать и хватать, если только это не необходимость для твоей же защиты. Там, на кухне, я не должен был этого делать. Это... была моя слабость. Ты очень похожа на одного человека... — он обрывается и замолкает на этой фразе.

А я чувствую и вижу, как складывается первый пазл в картине под названием "понять Андрея".

Те взгляды, что мужчина на меня бросал и бросает до сих пор. Его странное поведение... Получается, это все из-за того, что я похожа накакого-то человека из его жизни? И что это за человек? Что он значил или значит для него?

Любопытство волной накрывает меня, хотя, следуя здравому смыслу, я должна сейчас бежать из квартиры и искать способ добраться до отеля. Но не могу. Мне хочется получить ответы, хотя бы какие-то.

В голове настойчиво звучит голос Мэй "не позволяй над собой никакого насилия". И вроде я пытаюсь. Вроде... Только я вдруг начинаю сомневаться, что со стороны Андрея это было насилием.

Надо же как пара фраз могут исказить, изменить, исправить отношение человека к другому человеку и его поступкам.

Минуту назад я думала, что Андрей просто псих, а сейчас... А что сейчас я о нем думаю?

— И что же это был за человек? — спрашиваю, прикусив губу и чуть сместившись в сторону, чтобы быть ближе к двери на всякий случай.

Ручка больно упирается в поясницу, но я готова потерпеть, пока не услышу ответ.

— Этот человек был очень дорог мне, — тихо произносит Андрей.

Его взгляд неотрывно следит за моими передвижениями, но новых попыток схватить меня мужчина больше не делает.

— Был? Или есть?

Это некорректный вопрос — я знаю. О таких вещах не спрашивают. Я бы сама отругала человека, если бы он при мне перешёл в столь личную плоскость, но ведь сейчас я имею право знать, так? Андрей первый пересёк границу между нами, напугав меня своими действиями.

— Этот человек умер, Лин, — его голос звучит приглушенно, когда он отвечает, а в глазах образуется ещё больше льда, чем до этого.

— Вы... любили его?

— До сих пор.

В воздухе повисает тишина и становится холодно. Нет, я уверена, что причина не в том, что на Сейшелы вдруг опустился арктический мороз. Холод исходит от глаз мужчины. Я всматриваюсь в их глубины и, кажется, вижу трещины. Лёд трескается, а из трещин веет ледяным дыханием прошлого этого человека. И я не уверена, что готова с ним столкнуться. Мне и моего прошлого хватает.

Простой ответ "до сих пор", а смысл может быть разный. Любит до сих пор или до сих пор любил?

*****

— Возвращайся в кухню, Лин. Доешь спокойно. Я не стану больше тебя беспокоить сегодня. Я был не прав, когда проявил несдержанность, и прошу за это прощения. Да, ты можешь уйти, как я уже сказал, только это бегство ничего не изменит в твоей жизни. Ты не избавишься от Царёва и не научишься защищаться. Убегать вечно не получится.