— Что-то случилось? — тихо спросила Полина.

— Нет. Наоборот, ничего. Я хотел посмотреть, все ли хорошо. Убедился.

— Ты волнуешься?

— Да, я волнуюсь за тебя, По. Думаю, ты сама это понимаешь.

Она лежала, свернувшись клубочком под одеялом, а Кир едва касался матраса. Близко. Очень близко. Как никогда в этом отрезке времени, когда они снова сталкивались судьбой. Он не мог отпустить, а она совсем запуталась в своей жизни. Но вот сейчас, в эти секунды, было невыносимо сложно и прекрасно одновременно.

— Останься, — неожиданно для себя самой сказала Полина.

— Что?

— Ты же услышал. Останься со мной.

— Ты снова используешь меня? — с недоверием уточнил Кир.

— Нет. Так нужно.

Кому нужно и что именно, оба не знали.

Кирилл медленно опустился всем телом на другую половину дивана. Теперь они оказались еще ближе, но поверить в это было трудно.

— Одеялом-то поделишься? — коротко улыбнулся Кир.

— Да, конечно, — Поля схватила край одеяла, потянула и закинула на Кира, чуть задержав руку на его теле.

— Спасибо, так лучше, — снова улыбнулся Теклер.

А потом, осторожно протянув руку, провёл костяшками по щеке Полины. Она не остановила, не дернулась назад. Прикрыла глаза и не дышала.

— Знаешь, как сложно тебя любить? — едва слышно выдохнул слова Кир. — Всю жизнь только одну тебя.

Полина сглотнула комок в горле. Его ладонь все ещё была на ее щеке.

— Мне жаль.

Кир резко убрал руку и перевернулся на спину. Двумя короткими словами был сломан такой чудный момент.

— Никогда не смей меня жалеть. Можешь не любить, если ничего не чувствуешь. Можешь считать дураком. А жалеть не смей.

— Я все и всегда делаю не так. Ладно, это не твоя вина. Прости. Спокойной ночи.

Полина отвернулась лицом к стене, пытаясь угадать, уйдёт он или останется. Она обняла себя, крепко стиснув плечи ладонями.

Кир не ушел.

Засыпая, она почувствовала на своей ладони его тепло.

Кир ощущал сразу и большое счастье, и щемящую в груди тоску. Вот же она — радость, когда твоя любимая всего в нескольких сантиметрах от тебя, ты держишь в своей ладони ее тоненькие пальчики в причудливых завитушках тату. Чувствуешь тепло ее тела, чувствуешь, как сладко она пахнет, слушаешь ее дыхание.

И все хорошо, ведь она сама пришла, не побоялась рассказать о своей проблеме, позволила помочь ей. Была откровенной и честной, но самое ужасное — это ее последние слова.

«Мне жаль».

Лучше бы уж ненавидела, говорила, что он бесит. Но только не это.

Кир в принципе не понимал, что такое жалость. Можно вот жалеть бездомного пса, которого нерадивые хозяева выбросили на улицу, ведь он не может помочь себе сам. Можно жалеть смертельно больного человека, страдающего на больничной койке. Но жалеть его?.. Взрослого, здорового парня, который сделал свой выбор сам? Да он мог бы уже давно замутить с какой-нибудь хорошенькой девчонкой, и желающие были. Не от большой любви, но отношений ради. Может, со временем даже почувствовал бы к ней что-то. Но он сам, раз за разом, день за днем выбирал Полину.

Он понимал, что она сломлена. Иногда большой город ломает людей. Кир любил Москву, шум, суету, скорость, ему было здесь комфортно. Поля же оказалась совершенно одинокой и несчастной.

А вдруг она права? Ей лучше вернуться в родной город? Да, старые псевдоподруги уже не будут в ее компании, но там ей будет проще. В знакомых местах, в привычном для нее мире. Возможно, это самое простое решение проблемы.

Только ему не хотелось соглашаться с таким решением. Отпустить ее? Не дать шанса им двоим? Конечно, Кир не обязан работать личным психологом, но если именно это нужно сейчас Полине… Почему не помочь?

Ответственность? А кому нужны пустые слова и обещания без действий? И зачем Полине эта дурацкая любовь, если в сложные моменты его не будет рядом?

Поэтому… да, будет трудно. Иногда придется сжать челюсти и заткнуться, когда очень захочется кричать от злости на весь этот мир. Быть может, терпения не останется, и от бессилия получится лишь кулаками по стенке бить.

К черту такую любовь, если ты не перетерпишь все это ради будущего. Ради нее.

Утром Полина проснулась первой. Сначала боролась с мыслью, а не сбежать ли по-тихому, потом передумала. Это было бы не очень красивым жестом по отношению к нему, а ведь он так сильно хочет помочь.

И все же. В чужом городе, в чужом доме, с чужим человеком. Стоп. А чужим ли? Кого считать чужим в этом мире, если по-настоящему, по крови близкие люди забывают о тебе, а тот, с кем никогда не получалось, готов взять тебя за руку и показать, как обойти эту пропасть?

Она внимательно разглядывала его сонного. Теклер был красивым. Нет, не просто красивым — таким, которого не забудешь. Густые и непослушные русые волосы, широкие скулы, довольно пухлые для парня губы и несколько родинок, из которых можно сложить созвездие.

Хотелось задать вопрос, где таких красивых делают, да вот ответ она знала. Парней типа Кира Теклера не отшивают. Они не бегают годами за одной и той же. Хорошо, Полина — не какая-нибудь простушка с постным лицом, цену себе она знала. Но все равно…

Неужели он правда все эти годы не мог ее забыть?

Она поднялась, осторожно выйдя из комнаты. Будить Кира не хотелось, но она твёрдо решила не уходить по-английски. В прихожей отыскала свою сумку и судорожно переворотила ее в поисках полупустой пачки. Курить натощак — зло, но безумно хотелось. Накинув на себя шарф, она пошла на кухню и выбралась на небольшую лоджию. Здесь почти не было вещей, лишь какие-то коробки — возможно, парни притаскивали в них что-то, когда заселялись.

Через открытое окно сразу же забрался холодный воздух. С каждым днём в Москве все больше чувствовалось приближение зимы. Полина знала, что рано или поздно доиграется, если будет вот так бегать курить, но дурная зависимость брала верх.

Не слишком хорошо курить без спроса в чужой квартире, более того, съемной. И даже не вопрос, хорошая она или плохая девчонка, это элементарные вещи. Но хотелось до безумия, словно это спасало.

— Не понял, что ты творишь? — рявкнул Кир, заходя на кухню. — Сдурела?

— Прости, если нельзя, я проветрю.

— Мозги себе проветри, Полин, ты какого хрена голая прешься курить, так ещё и до завтрака?

— Не занудствуй, — тихо отбивалась Полина, не прекращая травиться дымом.

— Выбрасывай, — Кир пришел к ней с пустой банкой из-под кофе, которая могла сойти за пепельницу. — Выбрасывай, я сказал.

Полина искренне удивилась напору, хотя чему удивляться. Это же Теклер, а он привык быть наглым. И все-таки она послушалась.

— На кухню быстро.

— Не перегибаешь палку?

— Даже не начинал.

Поля в итоге завернулась в шарф, как в плед, прячась от внешнего мира в своём коконе, и плюхнулась на диванчик.

— У меня дома никаких сигарет, это понятно? Увижу — все в мусорку полетит.

— Не надо меня воспитывать, — возмутилась Полина, плотнее задергивая шарф.

— Я тебя не воспитываю, большая слишком. Мне просто не нравится, что ты себя гробишь в девятнадцать лет.

— Тебя это не касается.

— Касается.

— С чего ты взял?

— Потому что я так хочу.

Полина нервно рассмеялась.

— И все? Слабый аргумент.

— Не все, Полин. Видишь ли, ты тоже этого хочешь. Просто боишься сказать.

— Что это значит? Чего я от тебя хочу? — недовольно переспросила Полина.

— От себя, По, от себя. Мне надоело видеть тебя такой, давай мы вместе тебя реанимируем.

— Напомни, Теклер, ты учишься в меде?

— Нет.

— Тогда с чего ты меня реанимировать собрался? Не надо эксперименты ставить надо мной.

Полина распахнула шарф, в который куталась, и подтянула ноги к груди, обнимая свои колени.

— Никто не ставит экспериментов, — спокойно, но твёрдо сказал Кир. — Просто нужно что-то менять.