– Простите, Ваше Величество, – испуганно пролепетал юноша, но заметив Леону, тут же кинулся к ней. – Лео, что случилось?

Приблизившись, он замер рядом и сдавленно охнул. Взгляд Мартина пробежал по безвольной фигуре больного, и он с усилием отвернулся.

Леона и сама с содроганием смотрела в сторону отца. Обычно твёрдый и решительный, сейчас король казался призраком самого себя. С разметавшимися по подушкам волосами, мокрыми от пота, с мертвенно-белым лицом Гильем ничем не отличался от простого человека, попавшего в беду. Только край парадной мантии, обитой мехом, как-то особенно жалко свисал с кровати, да на туалетном столике без всяких церемоний лежала корона. В других странах к коронам относились бережнее, но то в других. В Румии она считалась не более чем символом королевских привилегий. Настоящей силой обладал лишь Знак Власти, что хранился в самых тайных подвалах дворца. Лишь он делал короля королём.

Дверь наконец закрылась, оставив их наедине с больным. Принцесса услышала, как с губ Мартина сорвался тихий вздох, и он прошептал:

– Если я чем-то могу помочь… – Мартин не договорил, словно ему не хватало воздуха. Собрался с духом, уже твёрже произнёс, – Лео, я сделаю всё, что в моих силах.

Чародей повернулся к Леоне и обратился к ней с таким видом, будто и не замечал стоящего рядом Мартина.

– Принцесса, мне нужно поговорить с Вами наедине. Попросите Вашего друга выйти.

Леона почувствовала, как Мартин вздрогнул, как от удара, и гордо вскинула голову. Как смеет этот человек указывать ей, как поступать, да ещё и оскорблять её друзей? Для простого придворного чародея он слишком много себе позволял.

– Мартин никуда не пойдёт. Говори при нём, – отчеканила Леона, украдкой сжимая ладонь юноши.

Чародей взглянул на молодого дворянина с явным недоверием. Казалось, в душе мужчины боролись необходимость подчиниться приказу и некие неведомые Леоне сомнения. Наконец он отвернулся и тихо произнёс:

– Как прикажете, принцесса. Тогда я начну. – Чародей подошел к окну. Один за другим отвязал шнурки, придерживающие тяжёлые шторы, и те упали, отрезая свет. Вспыхнули свечи в канделябрах, не позволяя спальне погрузиться в темноту. – Я соврал, – быстро, будто боясь передумать, сказал чародей, – когда говорил, что надежды почти нет.

Леона подалась вперёд. Неужели всё не так страшно? Но почему он не сказал этого раньше?

От окна послышался горький смешок, а потом чародей добавил:

– На самом деле её вообще нет.

Принцесса вздрогнула. Краем уха уловила чей-то плачущий возглас – может, Мартина? Отец застонал, не открывая глаз.

– Почему? – голос дрожал, и Леона глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Не верила она, что спасения нет.

Чародей подошёл ближе, останавливаясь у постели друга.

– Потому, Ваше Высочество, что Рикард – великий лекарь. Двадцать лет назад он совершил то, на что не оказался способен никто другой. Болезнь, которую наслал он, нам не победить.

Леона задумалась. Что-то в этих словах насторожило её.

– Двадцать лет? – спросил рядом Мартин. – Как раз когда родилась принцесса?

Леона вздрогнула. Как же она сразу не сообразила? Чародей поморщился и снова присел около короля.

– Гильем, – сказал он мягко, но настойчиво, – ты должен рассказать ей.

Отец слабо покачал головой.

– Ни за что.

Но давний друг был непреклонен.

– Не расскажешь ты, расскажу я, – и, встретив взгляд Гильема, в котором светился призрак страшного монаршего гнева, твёрдо ответил: – Пора. Лучше они узнают это от тебя, чем от Него.

Леоне показалось, что по комнате пробежал холодный ноябрьский ветер, пронизывающий до самых костей. Она не знала, что ей хотят рассказать, но почему-то при мысли об этом по коже пробегала отчетливая дрожь страха. Девушка поняла, что в глубине души не хочет знать, что произошло тогда, двадцать лет назад, и только крепче стиснула зубы. Она должна узнать, в чём дело.

Отец длинно выдохнул, и были в этом вздохе одновременно печаль и безнадежность. Он неловко завозился на кровати, пытаясь повернуться к дочери, и в его пустых глазах на короткий миг отразилось пламя свечей.

– У нас с Тасией долго не было детей, – Гильем говорил тихо, но каждый присутствующий в комнате отчетливо слышал его слова. – Я даже подумывал найти наследника на стороне. Забрать во дворец какого-нибудь способного мальч… ребёнка и воспитать как родного. И вот, когда я уже было отправился приглядывать себе приемника, – голос отца дрогнул, – я встретил его. Маленького мага лет шести. Рикарда. Он сразу узнал во мне короля. Заметил печать власти, что висит на владельце Знака. Я, наверное, даже был готов забрать его с собой, – последнюю фразу король произнёс шёпотом, будто стыдился её, – во дворец. Он пугал меня уже тогда, но в то же время был исключительным ребёнком, в самый раз для будущего короля. И тут Рикард предложил мне помощь.

Гильем снова зашёлся слабым, но непрекращающимся кашлем, раздирая горло, и чародей суетливо кинулся к постели. Провел руками над грудной клеткой, временно успокаивая болезнь. Леона понимала, что это ненадолго. Отдышавшись, Гильем продолжил хриплым голосом:

– Он предложил вылечить меня. Сказал, что это очень легко и непонятно, почему этого до сих пор никто не сделал. А взамен попросил сделать его наследником престола.

Принцесса услышала, как рядом ахнул Мартин. Король впервые со страшного происшествия улыбнулся.

– Да, мне тоже не понравилась эта мысль. Теперь, когда мне обещали родного, долгожданного наследника, – он на мгновение поморщился, словно вспомнил о чём-то неприятном, но вслух только продолжил, – в чужих детях не было нужды. Тогда Рикард попросил дворянский титул для своей семьи. Я согласился, и мы разошлись.

Наблюдавшая за отцом Леона вздрогнула, потому что его лицо вдруг исказилось гримасой боли и страдания. Только в этот раз боль была не физическая. Помолчав, король заговорил снова тихим, срывающимся голосом:

– Я совершил страшную ошибку. Мой поступок – ужасный поступок – вина всему, что происходит сейчас. Когда я узнал, что Тасия беременна, рассказал про Рикарда ему. – Он кивнул на чародея, который, кажется, был бы рад и вовсе исчезнуть сейчас с глаз присутствующих. – Он сказал, что мальчик слишком опасен и его нужно убить, пока молод. Я не хотел нарушать слово, но в то же время так боялся этого ребенка… Не в силах с этим бороться, я приказал бросить Рикарда и его родителей в пропасть Забвения.

Король замолчал и отвернулся, не глядя на свою дочь. В комнате повисла напряженная тишина. Мартин покачал головой, с трудом веря в услышанное. Это просто невозможно. Убить того, кто помог тебе, да ещё и со всей семьей? Юноша покосился на Леону – и увидел, как темнеют от гнева глаза принцессы. Плотно сжатые губы превратились в тонкую линию, и принцесса бешено уставилась сначала на своего отца, а потом и на чародея, съежившегося под этим жутким взглядом. Мартину показалось, что Лео хотела сказать что-то, резкое, злое, но вдруг от двери послышался ещё один голос, полный боли и недоумения:

– Как ты мог совершить такое, Гильем?

Все обернулись. В дверях стояла королева. Замерший за её спиной слуга лишь беспомощно развёл руками.

Чародей досадливо охнул и потупил взгляд, стараясь не обращать на себя внимания. Гильем молча отвернулся, словно не замечая жены, и только слабая дрожь, бившая его тело, показывала, что он всё слышал.

– Мама, – Леона пересекла спальню и бережно взяла Тасию за руку, – идём отсюда. Мы поговорим с ними позже, а пока оставим отца одного. – В ласковом голосе девушки прозвучала нешуточная угроза, и чародей невольно поежился. Коротким жестом принцесса подозвала Мартина. Втроём они вышли из спальни – и ни один не обернулся на оставшихся в комнате. Только Леона коротко бросила через плечо:

– Жду тебя через полчаса в своём кабинете.

Королева шла, опустив голову и обхватив себя руками, будто мёрзла. Глаза у первой женщины Румии были испуганные, полные неверия. Леона быстро провела всех пустым коридором третьего этажа, остановилась у покоев королевы и повернулась к Мартину.