- Зачем?
- Она единственная знала адрес места, где я была в последний раз.
Мама жестко втянула воздух:
- Ты понимаешь, что это было крайне глупо?! Кто знает, что это за…
- Там было красиво. – Снова перебила я женщину. – Как в фильмах.
- Знаешь… - Она устало потерла переносицу. – Возможно, во всем изначально виновата… я. Думаю, я задушила тебя опекой, вот ты и сбежала.
- Не думаю, что я сделала это нарочно. – Нахмурилась я. – Ощущение, словно это вышло случайно.
Мама усмехнулась, потрепав меня по волосам.
- Хороша же случайность.
- Мам… Мне кажется, что я была не в плохом месте, ну или не совсем плохом.
Женщина смолкла.
- Я не могу…, не могу… - я запнулась, - у меня не выходит вспомнить, но чувства такие, словно я до боли по чему-то или кому-то скучаю. Ночью, во снах всплывают мутные образы, отголоски, смех или плач, - я зарукоплескала руками. Что если мне там было хорошо? – Я с мольбой уставилась на маму, в надежде, что та поймет.
- Неужели стокгольмский синдром? – Выгнула бровь женщина.
Я спрятала лицо в ладонях.
- Не стоило тебе этого рассказывать. Ты мне, как всегда, не веришь.
- Пойми, я не стараюсь делать тебе хуже, просто…, как бы ты поступила на моем месте? Твоя неходячая дочь пропадает из закрытой комнаты на несколько месяцев, а когда возвращается ведет себя очень странно и говорит, что хотела бы вернуться…
- Но я не говорю этого.
- Все к этому и идет, дорогая. – Она хлопнула по одеялу, а потом встала. – Насыщенные у нас с вами дни, девочки. – Устало пробормотала она. – Надеюсь, все сгладится, и ты перестанешь нести подобную чушь.
- Чушь? - Встрепенулась я. - Для темя мои чувства - чушь?
Мама наклонилась ко мне и чмокнула в лоб.
- Выспись, я не буду запирать дверь.
- Ты меня вообще слышишь?!
- Давай отложим этот разговор до завтра?
Ничего не ответив, я проводила маму взглядом.
Куда я попала…
Что, если я правда хочу туда вернуться?
Достав кристаллик, я покрутила его в пальцах.
- С ним было письмо. – С натягом произнесла я, пытаясь дотянуться до сумки, лежащей на тумбочке.
Ухватив конверт влажными от волнения пальцами, я осторожно вскрыла край.
Развернув розоватую бумагу, я впилась в изящно написанные строки:
«Наследнице.
Здравствуй, Ена.
Думаю, сейчас ты в крайней растерянности, но это нормально. Со мной было так же в первое время. Все воспоминания вернутся если ты, конечно, сама того захочешь. Тебе дали выбор: жить дальше, не вспоминая или…
Мне очень жаль, что я не побеседовала со своим протеже с глазу на глаз, но видимо так сложились звезды: мое время вот-вот истечет. Думаю, ты поняла, о чем я.
Мой сын должен был передать тебе маленький подарок от меня, - кристалл. Раньше у тебя был похожий, но гораздо больше и могущественнее. А это лишь маленькая его часть. Если душа твоя не на месте, если тянет обратно, он сможет помочь.
Главное, запомни: это дорога в один конец. Сделав выбор, назад уже не вернешься.
Д.»
Дочитав, на глазах навернулись слезы.
«Я не сошла с ума…»
Сжав в руке осколок, я сосредоточилась на образах, крутящихся в моей голове уже несколько недель.
«Все воспоминания вернутся, если ты, конечно, сама того захочешь», - повторила про себя я.
- Я хочу, хочу, хочу их вспомнить.
В ушах зазвенело, поток тысяч событий унес меня вглубь сознания.
Одна за другой яркие картинки сменяли друг друга: падение в озеро, маленькая девочка, боль в ногах, большой дом, тоска, враги, друзья, танцы, веселье, смех, слезы, боль…, очень много боли, потери, жертвы, битвы. Абсолютно каждое воспоминание сопровождалось чьими-то грустными холодными глазами. Они заглядывали в душу, терзая ее на мелкие кусочки. Я вспомнила, как упала с обрыва защищая маленькую девочку… Ее звали… Тара. Вот почему это имя… Вспомнила, как холодил ноги пол, как камешки забивались между пальцев. Вспомнила заливистый смех рыжеволосого парня и теплые объятия… Рэна. Рэн.
Черт возьми…
Вспыхнули и последние события: так много боли, крови, криков. Я закрыла уши рукам, стараясь приглушить визг. Я была полна решимости. Я была другой: смелой, непокорной воительницей. Воительницей, что отдала свою жизнь. Но тогда…
Я открыла глаза, полные слез:
- Я умерла. Они думают, что я… умерла. - Промычала я в пустоту, давясь собственным хрипом.
Я бросила их.
Оставила его…
Оставила его одного на такое долгое время.
Мой дом был не здесь. Мой дом был… там. Он был там всегда.
***
В Ониксе стояла солнечная погода.
После того, как народу открыли глаза, прошло не больше пары недель.
Прошлые беззаботные деньки канули в Лету. На смену им пришла жизнь во дворце, сопровождаемая тяготами людского принятия. Точнее, неприятия.
Многие считали, что мы́ свергли «святую» Миллиарию, оклеветав ее во всех грехах. Навязанное мнение о сумасшедшей династии только сильнее распаляло неприязнь к моей персоне.
Единственной поддержкой для меня стала семья и друзья. Они не дают мне сойти с ума. Я им благодарен.
Каждый из них, как и я, учится жить по-новому. У кого-то хорошо получается, а кто-то все еще живет прошлым: рыжий дурень теперь ходит и хвастается каждому своим новым боевым шрамом, и тем, что побывал по ту сторону. Тербий принялся обучать меня правлению государства, несмотря на открытых противников из совета знати. Тара добралась до королевской библиотеки и теперь сутками не может оттуда вылезти. Даже Кантор, наш библиотекарь, пожимает плечами. Павана взяла под крыло Парию. Они вместе занимаются выпечкой и рукоделием. Недавно даже навестили ее семью. Что касается отца… Ему, как ни странно, тяжелее всех находиться в стенах замка. Он часто проводит время с лошадьми на холмах.
Все, кто был в сговоре с Миллиарией, лишились своих титулов и были сосланы в города на отшибах. Там их заставили отрабатывать моральный долг, добывая уголь, камни и древесину. Некоторых казнили. Благодаря Парии, мы нашли лекаря, травившего… Ену.
Вспоминать о ней… тяжело.
***
Жизнь каждого из нас кардинально перевернулась. До сих пор язык не поворачивается сказать, что наш новый дом – дворец. Однако это не значит, что «дом» рад нам. Герцоги, графы, бароны - все, кто только мог, ежедневно выставляли меня сыном самодуров, подрывая даже маломальское доверие народа. Тербий призвал относиться к этому с холодом, как подобает крон-принцу. Только он не мог на себе ощутить тысячи глаз, смотрящих на тебя с подозрением и ненавистью.
Спустя какое-то время, я нашел бывшую комнату Хины. Как она и говорила, за кроватью, в стене была спрятана шкатулка. В ней лежал дневник, фамильные перстни моих родителей и печать.
Каждую ночь перед сном я листал пожелтевшие страницы. Почерк сестры был слегка корявым, а некоторые слова и вовсе не читались. Часто приходилось останавливаться. Пелена перед глазами никак не давала увидеть текст. Я теперь часто думал о сестре, о том, какой она была, чем увлекалась… Мы были знакомы с ней так…, так мало.
«Сегодня мне подарили братика, а я хотела лошадь. Нянечка сказала, что братик куда лучше лошади. Хотя, откуда ей знать, если ни братика, ни лошади у нее не было?». - Я прыснул от смеха, прижимая ладонь к губам. Если я тогда только родился, значит ей было около восьми лет. Слишком умна для восьмилетки.
«Стащила с кухни две булки со сливками, хотела поделиться с Леоном. Меня наругали. Ну я же не жадина, есть все в одиночку…».
«Братец растет. Нянечки говорят, что он вырастет красавцем, но я вижу лишь маленького сморщенного тролля».
С каждой страницей я понемногу узнавал ту юную светловолосую девочку, что ценой своей жизни пыталась меня защитить.