С тех пор, я ни раз просила Геннадия Ивановича об услуге – дать машину для перевозки аптечного товара или доставки на склад списанной тары. Он всегда соглашался помочь. Однажды взялся доставить меня в детскую поликлинику, когда, приболел Антон. Взамен, я « доставала» ему лекарства для его жены, болеющей ревматизмом. Дискину, на мой взгляд, было больше пятидесяти лет. Он годился мне в отцы. Не припомню, когда я приглашала его в гости. Зачем? Спросить о здоровье жены? Так я могу спросить по телефону.
Между тем, Геннадий Иванович расстегивает свое драповое пальто с меховым воротником и, достает из-за пазухи бутылку водки. Я еще сильнее смеюсь.
–Что, не так? В гости зашел…Водку, что ли не пьешь?» – озадаченно спрашивает Дискин. – Нет! – отвечаю я. Что с ним делать? Обидеть старика, выгнать в двери? Машину больше, не даст…Приглашаю на кухню.
– Геннадий Иванович! Мне приятно, что Вы, не забываете, обо мне…Но я болею…Утром вызову врача…Голова просто раскалывается…» – вру я, как по нотам. Не успела ничего другого придумать. Сделала скорбное лицо. Смотрю на Дискина. Он открывает бутылку водки и наливает себе в рюмочку. Выпивает. Я наблюдаю. Достаю из холодильника, начатую банку соленых огурцов, выкладываю пару огурцов на блюдце.
– А ты чего, может, чуть-чуть выпьешь?» – спрашивает Геннадий Иванович. Не знает о чем со мной говорить.
– Спасибо. Я только что, парацетамол приняла. Не пью совсем, – я продолжаю смотреть в упор на Дискина. Мне любопытно, как он перейдет к теме визита.
– Я Вас, Геннадий Иванович внимательно слушаю. У меня сын в спальне спит. Говорите потише, – прошу я, видя как Дискин покраснел и силится что-то сказать.
– Как, здоровье Галины Ивановны? Поправилась ли ее нога после уколов? – вежливо осведомляюсь я. Тема про жену сильно сбивает Дискина с толку. Он не знает, с чего начать.
– А тебе от меня, Полина, только, транспорт нужен?» – вдруг спрашивает Геннадий Иванович.
– А вы можете предложить что-то еще? – серьезно спрашиваю я, уставившись на Дискина.
– Ну…Ты сама понимаешь…понимаешь…Ты – свободная женщина…Я – мужчина…» – неуверенно бормочет вспотевший Геннадий Иванович.
– Вы делаете мне предложение? А как же Галина Ивановна? Она знает, что Вы здесь? » – таращу я глаза. Геннадий Иванович достает носовой платок, мятый и грязный. Вытирает лысину.
– Ой, извините! Ребенок проснулся! – я метнулась в спальню. Сижу тихо. Дискин продвигается к выходу, стоит в коридоре. Выхожу, когда он одевает пальто.
– Ладно, закрывайся! Зайду, как-нибудь, в следующий раз! – говорит Дискин. Он делает неловкое движение ко мне, пытается обнять.
– Ой, голова! Как сильно болит! – я отстраняюсь, хватаюсь за виски. Геннадий Иванович, еще с минуту стоит, держа шапку в руках. Не знает, как достойно уйти.
– Вы мне сначала позвоните, если надумаете зайти, ладно? Спасибо Вам, Геннадий Иванович за вашу помощь моей аптеке! Я Вам так благодарна! – как на митинге провозглашаю я.
– Да, ладно, ладно…выздоравливай…обращайся… – Дискин открывает дверь и уходит. Я, с шумом выдыхаю. Идиот старый! Думает, если я разведена, то можно тащиться ко мне не глядя? Хоть, смотрит на себя в зеркало, образина лысая? Мужчина он! Был тридцать лет назад! Кобель ободранный! Его дома больная жена ждет с ужином, а он по девочкам решил пойти! Черт бы, их побрал этих мужиков! Я их ненавижу! Со злостью замыкаю дверь на все обороты.
Сегодня дважды звонил Сурин. Напомнил, что я не сдала фотографию на загранпаспорт. Все не могу вырваться с работы. Моя заместитель Оля Морина срочно улетела в Оренбург. Умер ее отец. Вся работа с товаром – на мне. Можно, конечно, вызвать на помощь Галину Антоновну. Она – асс по ассортименту. Но вспомню ее постоянные нотации и наставления, становится некомфортно.
Галина Антоновна до сих пор не может выйти из роли моего «наставника молодого специалиста».Боракша, начнет комментировать все мои действия и все мои телефонные разговоры. Уж лучше я поработаю сама.
Прихожу утром, загружаюсь так, что, глаза поднимаю: уже шесть вечера. Бегу в садик за Антошкой. К этому времени, все фотографии уже закрыты. Сегодня снова пришлось вызвать Славу, сломался мой калькулятор. Уходя в центральную аптеку, бухгалтерия оставила здесь одно старье. Славик сидит, чинит, что-то на время получается. Сегодня с утра он сидит за моим столом, разобрал калькулятор, пытается собрать заново.
Мы с ним давно на «ты». Славик поднимает свои глаза, один смотрит в стену, другой – в окно.
– Ты, Полина, насчет фотографий, не волнуйся! Я сейчас Пашке позвоню, он вечером, тебе одним махом фото сделает, – говорит Слава, который слышал мой разговор с Суриным.
– Славик, ты меня, выручишь! А до какого времени работает твой Паша? – обрадованно спрашиваю я.
– А он живет сейчас, в своей фотографии. Его жена из дома выгнала. Представляешь, какая, стерва! Мужика из дома, выгнала, а за зарплатой детей посылает два раза в месяц. Пашка все отдает до копейки, сам сидит потом на чае с сухарями…Капец, какая жадная баба…Моя дача рядом с Пашкиной, дверь в дверь…Его Галька орет с самого утра, не переставая…орет и орет на него…то ей не так, то, ей не эдак…Жалко мне, Пашку… – Славик бормочет себе под нос, одновременно, закручивая какую-то гаечку.
Я считаю план по выручке и Славика слушаю слабо. Да и какое мне дело до Пашкиной Гальки, орет она на него или нет.
После работы мы с Антоном идем к ресторану « Медведь», где как сказал Славик, находится фотография Павла Леднёва. С трудом находим помещение в торце здания ресторана. Маленькая комната, разделенная перегородкой. Мы заходим. Павел радостно, встречает меня, усаживает на стул. Включает лампы, какие-то прожекторы. У меня за спиной – натянутая на каркас белая ткань. Я поясняю, что фото нужны для загранпаспорта.
– Понял. Мне Славка все сказал, – Павел подходит к аппарату на высокой стойке и внимательно вглядывается в мое лицо. Потом говорит : «Полина, я постарше Вас. Можно на «ты» и по имени? Не обидитесь?». Я отвечаю : « Мы не связаны служебными отношениями. Конечно, можно.» Павел снова смотрит на меня. Я думаю: «Что, с моим лицом, не так?», но терпеливо сижу, выпрямившись на стуле. Все же, загранпаспорт – это серьезно.
Антошка сидит на табуретке, ждет. Наконец, Павел щелкает затвором камеры. Еще, еще раз. Потом предлагает: «Полина! У тебя необыкновенные глаза! Поверни лицо вправо, чтобы был виден цвет твоих глаз. Я постараюсь цвет передать ретушью и краской. Это, уже не для паспорта, а любительское фото». Я соглашаюсь. Удачно получится – вышлю Нине в Иркутск, она давно просила. Сеанс окончен.
Я собираюсь идти, спрашиваю цену фотографии и открываю кошелек.
– Нет, нет! Сначала сделаю, а потом видно будет! Вот если, бы ты компанию составила мне и чаю со мной выпила! Очень прошу! Одному тоскливо!» – просит Павел.
– Нам еще домой идти через весь город! – говорю я.
– А я вас с сыном довезу! Машина возле дверей, стоит! – отвечает Павел.
« Почему бы и нет, если нас довезут! Чем тащиться вечером по дороге.» – думаю я.
– Хорошо. Только полчаса.» – говорю Павлу.
Он быстро забегает за перегородку и приносит чайник, заварник с отбитой ручкой, печенье.
– Где можно руки вымыть? – спрашиваю я. Павел кивает на перегородку.
Захожу. Там находится раковина, столик с фотоприборами, три стула. У самой стены узкая металлическая кровать. Возле кровати два чемодана, сложены друг на друга. На чемоданах – телефонный аппарат. Нежилая обстановка.
– Полина! Не обращай внимания, у меня здесь такой бардак! Один живу, некогда порядок наводить! – кричит Павел, словно чувствует, что я рассматриваю его жилище. Мне становится, неудобно.
– Да я и не смотрю! – отвечаю и выхожу из-за перегородки.
Мы пьем чай, Антон ест печенье. Павел смотрит на меня какими-то добрыми, внимательными глазами.
– Устала? – спрашивает.
– Немного. Товар сегодня разбирали…» – отвечаю я. В комнатке, тихо и тепло. За стеной ресторана, слышится музыка, очень приглушенная. Я пью чай и думаю : Как, спокойно здесь.
