— Ох, что-то меня до сих пошатывает...— Приземлился на соседний стул Диего, который довольно долго возился с тем, чтобы разложить в снятом номере свои вещи и переодеться в комплект относительно чистой домашней одежды, нашедшийся в его огромном рюкзаке. — Не иначе тот чертов ублюдок, покарай его все двенадцать апостолов, устроил мне сотрясение мозга...

— Хорошо хоть не трепанацию черепа. Вылечить её у местных магов было бы дороже, — хмыкнул я, а после запустил руку в карман, где бренчали отдельно отложенные монетки. — Вот, возьми, это твоя доля за трофеи...Ну, с преступников трофеи, имею в виду. По моему скромному мнению тот факт, что тебя выключили из боя первым же ударом, не является достаточным основанием, дабы зажать их и тем поставить наше сотрудничество под угрозу.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь в моих руках будут кровавые деньги... — Поморщился Диего, с сомнением разглядывая монетки разного номинала, чья общая стоимость колебалась где-то в районе сотни. Маловато, конечно, но с паршивой овцы хоть шерсти клок...— И ладно бы это были просто кошельки тех бандитов, но раздевать их тела до исподнего, чтобы эти тряпки продать...Как-то оно не по божески...

— А мне казалось, ты и не дышал почти в то время, когда стражники объясняли, что они будут делать с вещами тех идиотов, которых мне удалось прикончить без посторонней помощи. — Я невольно поморщился, вспомнив неприятный момент, когда всё висело на волоске. Если бы Пан действительно потерял сознание или если бы какой-то из арбалетчиков выстрелил из своего оружия быстрее, чем понял, чего ему лепечет порядочно измордованный пацан, то потенциальный Владыка Времени и Спаситель Земли сейчас бы уже лежал в общей могиле, голым и холодным. Стражам закона потом было бы довольно грустно, ибо за убийство невиновного во время исполнения служебных обязанностей на территории Тренировочного Лагеря им бы грозил изрядный штраф, присужденный не начальником или старостой, а самой Системой. Но меня бы это не вернуло. — Считай эти монеты компенсацией за то, что почти отправился на небеса и шишку на затылке. Тем более, оплату целебных заклинаний и тебе, и себе я оттуда уже вычел, прежде чем полученную от стражников сумму на две части разделил.

— Ты как-то удивительно спокойно реагируешь на то, что нас пытались убить...И то, у самого руки были по локоть в крови, тем более буквально. — Бразилец сверлил меня взглядом, в котором так и читалась подозрительность. — Животные это одно дело, да и та гигантская обезьяна хоть и пугала до усрачки, но была именно животным, но люди...Прикончить человека в первый раз не должно быть так легко. Да, ты вроде как служил в армии...Но служба в армии это понятно...Но армия это ведь не спецназ, который постоянно штурмует лагеря и притоны каких-то бандитов?

— Не спецназ. Но боевой опыт у меня действительно есть, причем куда больше, чем хотелось бы. О подробностях позволь умолчать, пусть старый мир рухнул, но не хочу нарушать свои клятвы так просто. — Я понимал, что выгляжу теперь в глазах бразильца довольно подозрительно, но ничего не мог с этим поделать. Будет считать профессиональным киллером или каким-нибудь представителем спецслужб, этих самых киллеров отстреливающим — его дело...Пока это нашим общим планам мешать не станет.

Быстренько доев, я отправился в снятый гостиничный номер, где наконец-то взялся за выданный ополченцу третьего уровня кристалл и опустился на набитый какими-то в меру душистыми травами матрас. Внутри хрустальной шайбы, сделанный по технологиям которые на Земле находились далеко за гранью возможного, циркулировали мистические энергии, а бледно-алый рисунок в виде человека с переделанной косой, казалось, запульсировал в такт моему сердцу. Волшебное устройство было готово к использованию и, честно говоря, использовать его стоило уже давно...Но раньше это было слишком опасно. Пусть Оливия и Диего производили впечатление порядочных и вменяемых людей, но если бы в ком-нибудь из них вдруг взыграла жалость или дурость, то у меня имелись бы все шансы живым из учебного транса так и не выйти. Да и другие соображения имелись, из-за которых очень хотелось перенести предстоящую процедуру еще дальше на потом.

— Ох, это будет...Неприятно, — пожаловался я неизвестно кому, а потом резким жестом приложил артефакт к своему лбу, запуская тем процедуру передачи данных из искусственного вместилища прямо в сознание. И в следующий момент меня не стало. Был кто-то, кто маршировал вместе со строем себе подобных час за часом, день за днем, год за годом. И регулярно оказывающийся втянутым в масштабные сражения, хуже которых была только жизнь в военных лагерях.

Башмаки разваливались, после каждого долгого перехода их приходилось перематывать веревками, дабы не ступать босой ногой по камням. Некто, чьего лица я не видел, тщательно изучал острие своего копья, переделанного из простой крестьянской косы и бережно острил его первым попавшимся камнем, ибо на специальный инструмент не было денег, да и не заслуживал чуть ржавый кусок металла, готового в любой момент треснуть от серьезных нагрузок, каких-то специальных инструментов. На щит, который ему вручили, раз за разом обрушивались вражеские атаки, грозящие убить на месте, если преграда опуститься хоть чуть-чуть ниже необходимого или будет слишком сильно задрана вверх. И ополченцы, стоящие слева и справа, гибли десятками, когда они совершали хоть малейшую ошибку...Или не совершали, но враг оказывался слишком силен.

Хуже изматывающих маршей и даже хуже ужаснейших битв были выматывающие тренировки под руководством сержантов, во время которых руки раз за разом отрабатывали удары. Простые выпады оружием, ну никак не предназначенным для фехтования, особых проблем на вызывали, но кровь из носу требовалось превратить атаку в нечто большее, чем просто сочетание хорошо наточенного лезвия и мускульной силы. Руки били по мишени, а натренированное до полного автоматизма тело напрягалось в запредельном усилии. Напрягалось сведенное в крике горло, напрягался трясущийся от мускульных спазмов живот, напрягалось само человеческое естество, бывшее чем-то отличным от простого куска плоти, хотя и органично дополняющим его. По рукам стегала плеть, когда начальству казалось, будто нечто идет неправильно, боль и ярость наслаивались на неимоверное напряжение воли, из трясущихся от напряжения окровавленных рук выливались незаметные глазу но очень даже существующие ручейки силы, вьющиеся вокруг древка и сливающиеся вокруг железного острия в постоянно норовящий разрушиться кокон. Если хоть чего-то шло не так, то стабильность этой структуры нарушалось и все усилия оказывались напрасны, но когда пробивающий удар с выплеском энергии все же получался, то наконечник копья начинал резать тренировочное чучело на доли секунды раньше, чем мог физически до него дотянуться. А если на манекене оказывалась вконец убитая жизнью пехотная броня, сделанная из грубой толстой кожи, то её вскрывало с той же легкостью, что и мешок набитый гнилой соломой. И хотя ополченец никогда не пробовал терзать подобной атакой эфемерную плоть призраков или духов, не испытывал ею магических барьеров, не ковырял тела бронированных не хуже танка чудовищ и не пытался вскрыть рыцарскую броню, он знал, что результат от его усилий будет...Хоть какой-то, но будет. А вот обычный низкокачественный кусок ржавого металла подобным противникам вреда не причинит никогда.

— Фу ты, блин! Ненавижу это чувство, — я вырвался из пелены видений, и устало сел на постели, вытирая выступивший пот тыльной стороной рукава. Сжатый в руках артефакт по-прежнему мерцал мистическими энергиями, но делал это чуть менее ярко, чем раньше, свидетельствуя о том, что частично свою полезность он уже исчерпал. В реальности мой транс вряд ли занял больше получаса, но по ощущениям прошла целая вечность! И вечность эта была...Неприятной. Не мучительной, не ужасающей, а просто неприятной, словно легкая зубная боль или многолетнее течение какого-то хронического заболевания. — Хм, а если попробовать так...