– Алвар, мы ведь хотели сначала по-хорошему, разве нет? Я всё думаю о резне, которую устроили на площади… Мятежники уже могли попрятаться в другие места, ты же понимаешь? Мы, возможно, совершили ошибку, сразу показавшись людям.
– Не переживай, – спокойно ответил Алвар, приподнял забрало и посмотрел на молодого рыцаря. – Севинд всё сделал верно. Мы устрашили население, объявили о своём приходе, а теперь, когда выходы из города заперты и охраняются, мы передавим их, как клопов. Правду не скрыть, Лайнен: их взгляды, осторожность, спрятанное оружие, да и все эти тайные убежища… Когда человек честен перед собой и богами, ему нечего бояться, не от кого таить нож за поясом. Если даже на нас нападут, действуем решительно и максимально подавляем мятежников – они должны десятикратно пожалеть о своих решениях, а их судьба станет назиданием для остальных людей. Весь Регор – это большая семья, здесь всё связано, все друг друга знают. Мы убедим народ в своей правоте, и люди сами выдавят последних мятежников, как заносу. Это уже происходит! Видел драку перед тем убежищем? – Алвар указал за спину и усмехнулся. – Не думаю, что ренские крысы преуспеют в своих кознях.
Лайнен немного подумал, вздохнул и медленно кивнул:
– Хорошо. Надеюсь, ты прав.
– Даже жаль! – вдруг отозвался Севинд, ехавший сзади. – Я не надеюсь встретить сегодня достойных соперников, а без них чувствую лишь тоску. Приятно было молодую кровь тренировать, смотреть, как они учатся и стремятся превзойти меня – пусть, они никогда этого не смогут, но… они стараются. А эти мятежники – сброд, ремесленники, пьяницы – что они могут нам сделать?
Вскоре рыцари добрались до высокого четырёхэтажного каменного дома с плоской крышей. Оказавшись в двадцати метрах перед входом, они увидели собравшуюся группу легко вооружённых людей, которая стояла между ними и домом. На маленький балкон второго этажа вышел человек со светлой бородой до груди и свисающими вдоль висков грязными волосами. Он был единственным, кто носил броню из всех видимых людей, но она была обыкновенным, симметричным стёганым гамбезоном – явно не регорский подход к защите своего тела. Бородатый блондин схватился за перила и стал выкрикивать:
– Бронированные псы! Убирайтесь туда, откуда пришли, глаза этого города теперь открыты! Все его жители, десятилетиями страдавшие от вашей наглости, скупости, похоти и лени, теперь освобождены! Они сами определят новые правила жизни!
– Наглости? – удивлённо переспросил Алвар.
– Скупости?! – изумился Хорн.
– И ведь «похоти» ещё… – возмущённо взмахнул руками Севинд.
– И лени, – спокойно закончил Лайнен и помотал головой. – Вы что, совсем идиоты? Как вам вообще кто-то верит?
Регорцы выглядывали из окон и робко стояли у дверей, как пару часов назад на площади – они ждали и сомневались. Может, кого-то из рыцарей и можно было упрекнуть в отклонении от должного образа жизни, но каждый из четверых прибывших всадников воспринял выкрики мятежника с балкона как оскорбление – не только личное, но и всех рыцарских догм.
Алвар спрыгнул с коня, сделал два шага вперёд, к дрожащей в напряжении толпе мятежников и заговорил:
– Если среди вас остались те, чьи умы открыты правде; те, кто услышит меня и поверит, не обнажайте ваших клинков и дубин, послушайте: мятеж обречён. Никаких новых порядков и мнимых свобод не будет. Если вы дорожите вашими жёнами, детьми, братьями и сёстрами, если вы не хотите стать позором ваших отцов – развернитесь и убейте того, кто пытается привести вас к гибели!
– Но ведь это ты несёшь гибель! – рявкнул с балкона светлобородый мятежник. – Ты пришёл к нам с мечом, ты убил их соратников на площади! Убил их братьев, отцов!
Алвар, ещё не опустивший забрало после разговора с Лайненом, прищурился и внимательно посмотрел на агитатора в доме:
– Послушайте, как он говорит о вас! Их отцов, их соратников… Он не часть Регора, он наверняка не был рождён здесь.
Мятежник продолжал перебивать рыцаря:
– О, поверь мне, я был! Я прожил в Регоре всю жизнь, но вы не замечали меня, вытирали об меня ноги, выталкивали меня из своих подвалов, где я пытался укрыться от холода и смерти! Когда-то я был одним из вас, но стоило оплошать лишь раз – и доблестные блюстители клятвы лишили меня всего! Я прятал от вас сына, отдавал ему последний хлеб, не мог скопить сил даже на то, чтобы просто сбежать из города и найти новую жизнь! Но Ренамир принёс нам добрые вести. Он принёс нам прозрение. Принёс нам новую клятву: клятву в том, что всё наладится. Но для этого городу нужна прополка, нужно избавить его от блестящих, стальных сорняков, которые засиделись в своём ненаглядном бастионе!
Алвар выслушал его, вздохнул и опустил забрало:
– Видят боги, я этого не хотел…
Он медленно снял из-за спины огромный тканевый свёрток с торчащей из него красной рукоятью, размотал его и обнажил сверкающий двуручный меч. Тяжёлые ножны упали на землю, а крестовидная гарда из лезвий сделала общий вид Алвара ещё вдвое более угрожающим. Он крепко обхватил меч двумя руками, дождался, пока Хорн, Севинд и Лайнен тоже подготовятся к бою, и сказал:
– Не повинен я в крови, о которой вы просите сами.
Четыре пары тяжёлых сапог ринулись вперёд по улице. В лезвиях и стальных пластинах доспехов отражались факелы, зажжённые в сумерках, а из окружающих домов зазвучали разнородные крики. Рыцари ворвались в гущу врагов стальным клином и принялись сокращать число бьющихся сердец размашистыми ударами. Некоторые мятежники, казалось, умерли от страха ещё до того, как чей-то клинок рассёк их тело, но были среди них и решительные воины. Двое из таких в пылу битвы накинулись на Алвара, обхватили его руки с двух сторон и попытались повалить на землю, но рыцарь твёрдо врылся сапогами в грязь, дёрнулся влево, а затем, сопротивляясь инерции, – вправо и, взявшись стальной перчаткой прямо за лезвие меча, стал усиленно толкать вперёд одного из своих врагов. Мятежник рыл землю ногами, пока не был прижат к стене, и тогда, лезвия на гарде меча Алвара вонзились ему между рёбер и пробили лёгкое. Рыцарь отвёл голову назад, с размаху ударил врага шлемом в лицо, а затем, уже оглушённого и захлёбывающегося кровью, пронзил насквозь.
Сзади на Алвара тут же накинулся ещё один мятежник, ударил его по плечу дубовой доской, но желаемого эффекта этим не добился – Алвар пошатнулся, развернулся и быстрым горизонтальным взмахом обезглавил человека, чья жизнь закончилась в это же мгновение. Мятежников становилось всё меньше с каждой секундой: Лайнен убивал одного за другим быстрыми ударами одноручного меча, Хорн насаживал на эсток то одного, то сразу двух человек, а Севинд рубил их в куски тесаками с такой скоростью, что отрубленные руки только и успевали падать на землю.
Последний выживший мятежник прижался к двери в четырёхэтажный дом и застонал:
– Всё! Хватит! Прошу! Я понял, мы ошиблись… Рыцари всегда были основой Регора и будут ею до конца!
Хорн подошёл к нему и процедил сквозь зубы:
– Выбор надо было делать раньше.
Он пронзил мятежника эстоком и загнал лезвие так глубоко, что оно пробило дверь за спиной убитого и вылезло уже внутри дома. Хорн упёрся в него ногой, выдернул меч обратно и схватил дверную ручку.
– Заперто! – крикнул он и обернулся к Алвару.
Командир рыцарей восстанавливал дыхание после схватки и оглядывал убитых – их было около тридцати. Некоторые ещё дышали, но биение их сердец замедлялось, разум угасал, а дрожащий взгляд постепенно останавливался навсегда. Севинд разогнался и чуть ли не с прыжка вышиб дверь ногой – она слетела с петель, рухнула посреди первого этажа и впустила внутрь вечерний уличный свет.
– Закончим начатое, – сказал он и шагнул внутрь, как вдруг из-за угла вылетело лезвие топора и вонзилось ему в живот.
– Тварь! – зарычал Севинд, схватился за руку напавшего и заломил её.
Мятежник вывалился из-за угла, упал на пол и закряхтел от боли, но уже в следующую секунду Севинд заткнул его тесаком. Он нанёс несколько яростных ударов по врагу, отшатнулся и прильнул к стене. Алвар подбежал к нему, Хорн и Лайнен встали рядом.
