Чтобы доказать существование солнца не обязательно смотреть на него двумя глазами, можно ослепнуть. Достаточно посмотреть на тень, падающую от юрты, она и есть доказательство существования солнца

Машхур Жусуп Копеев

О юные дни! Вас я зря загубил.

Кончается жизнь моя, близок мой срок.

Хоть тысячу лет проживи, а умрешь,

И кто нажитое богатство сберег?

К тебе я, Господь, припадаю: спаси!

Беспечный мой сон да не будет глубок!

Бессовестный раб твой, я много грешил.

Лишь ты очищенье послать бы мне мог!

Грешна моя суть, от тебя далека,

Прости же, молю я, и сир и убог.

Юсуф Баласагуни

…Что со мной? Где я? Дана, что со мной? Почему… боже, да это же я… нет… Нет… Нееет… – последние слова он не кричал, скорее это был стон наполненный отчаянием, который, сходя на нет, словно пропадал в пустоту. Отчаяние, по-другому это никак не назвать, это не было страхом или ужасом, печалью или злостью, ведь никто не воспринимает свою смерть смотря со стороны со злостью или страхом, именно отчаяние – вот точное описание.

Он словно парит над своим телом и наблюдает сверху, как суетятся врачи, забегают родственники, которые исступленно плачут и кричат, но все эти крики словно доносятся из другой комнаты. Видно, как врачи опускают руки, как сжимает кулаки двоюродный брат, но старается держаться, а вот жена, наоборот, она выпускает на волю все эмоции, ведь она понимает, что он мертв, мертв… Но одно дело понимать, а другое адекватно воспринимать произошедшее.

Глядя на то, как убивается от горя жена, погибший уже не думал о себе, он думал только о том, как успокоить ее, шепча про себя:

– Все хорошо, милая, все хорошо… Не плачь, мне не больно, прошу, все будет хорошо, только успокойся.

Алмат повторял себе это снова и снова как заклинание, словно жена могла его услышать.

В это время душа умершего, поднимаясь все выше и выше, уже давно оказалась над реанимационным отделением больницы Алмалинского района.

При этом для усопшего это не было видом словно с дрона сверху, нет, он как будто видел каждую деталь сквозь стены. Он видел все: как его дочь, находящаяся от него далеко, в другой стране, перебирает нервно бумаги, периодически вздрагивая от любого сообщения в WhatsApp, или звонка, словно подсознательно ожидая страшную новость об отце, который лежит за тысячи километров в реанимации. Видел, как дремлет лежа на диване перед включенным телевизором его бывший коллега и лучший друг. Он видел всех и сразу, кого знал хоть немного.

Два года назад:

– Алмат Русланович! Тут к вам посетитель. Говорит, очень важно. Господин Калиев… – раздалось из громкоговорителя.

– Конечно, я свободен, – неторопливо ответил мужчина средних лет, сидя в кожаном кресле богато и со вкусом обустроенного кабинета руководителя. Можно долго описывать дорогие, красивые детали интерьера и мебели. Взять хотя бы настольный набор ручек Паркер, явно подаренный очередными компаньонами данной компании в качестве благодарности и очень доброго жеста. Даже внешний вид самого руководителя указывал на успешность компании, а дорогие часы на металлическом ремешке говорили о том, насколько их владелец ценит время; аккуратная рубашка бренда Seidensticker подчеркивала не только мужественность, но и практичность ее обладателя. Практичность и сдержанность чувствовалась во всем его внешнем облике: он не надевал золотых перстней и цепей, не имел татуировок и не носил, как это стало модно, бороду. Все это вместе взятое выдавало в нем обычного рабочего человека каким-то чудом и упорством добившегося успеха и денежного достатка.

Бесшумно распахнулась дверь, и вошедший мужчина как тень прошмыгнул в комнату. Что-то необычное было в нем: болтающаяся мешковатая одежда придавала ему еще большей худощавости, сальные волосы являлись полной противоположностью ухоженной короткой стрижке обладателя кабинета. Несмотря на свою худобу, гость съеживался, словно хотел исчезнуть из этого роскошного кабинета, которому он совсем не соответствовал.

– Доброго дня, Канат, присаживайтесь, может чаю? – тепло встретил гостя хозяин.

– Нет, нет, спасибо, я ненадолго. Не хотел вас отвлекать… – робко отказывался вошедший мужчина.

– Знаешь, Канат, ко мне часто приходят люди, одни – с просьбой, другие – с предложениями, но ты первый, кто пришел ко мне с отказом. Будь добр, присаживайся! А пока нам несут чай, я хочу, чтобы ты понимал, что твой суетливый вид, показная скромность и опущенные глаза уже рассказали мне какая нужда тебя привела сюда. Так что расправь плечи, раз уж ты пришел, – не отрывая глаз от собеседника, сказал владелец. – Я вижу тебя насквозь! Занимаешь деньги, чтобы отдать один долг, тем самым влезая во второй… Тебе неловко просить деньги, однако деваться некуда и ты идешь и просишь, снова и снова. Но на сей раз я не собираюсь продолжать этот порочный круг.

Канату хотелось от стыда провалиться сквозь землю; он замер, не двигая ни одним мускулом лица, сидел, уставившись в пол, со стеклянным взглядом. Собеседник прав, тысячу раз прав, и ничто не бьет в разговоре так сильно, как правда.

Больно было даже не от того, что ему теперь откажут в помощи, а от того, что его тыкали носом в ту правду, от которой он постоянно мысленно отгораживался, находя сотни оправданий. А ведь во время беседы с любым человеком, всегда нужно помнить, что твой собеседник о себе хорошего мнения. Не зря же об этом твердят в книгах по психологии. Даже воры, игроманы и просто неприятные люди считают, что они все делают правильно, это заложено инстинктом самосохранения. Ведь когда человек понимает, что он ничтожество, он просто заканчивает жизнь самоубийством, никого не предупреждая, не афишируя, не оставляя себе шансов на спасение.

Ему захотелось встать и уйти, но даже этого он сделать не мог, не желая поступать невежественно. Он просто опустил голову и только тогда заметил, что перед ним уже стоят две пиалки, наполненные наполовину чаем. А это, согласно национальных традиций, считается уважением. И конечно же, блюдце с орехами, изюмом и сухофруктами. Аромат чая и этот маленький жест все же немного действовали успокаивающе.

– Алеке, – так вежливо обращаются к старшим или уважаемым людям в Казахстане, – как ваше здоровье, Дана, дочь? Все ли хорошо?

Алмат улыбнулся, прекрасно понимая, что собеседник, упоминая имена, намеренно делает ему приятно и старается сблизиться с ним.

– Все хорошо, аллага шукур.

– Алеке, пойми, я не хочу тебя грузить своими рассказами о трудностях, тебе это совсем не нужно, – теперь уже Канат, набравшись смелости, твердо смотрел прямо в глаза руководителя, – пришел просить, предложить могу лишь обещание вернуть…

– Достаточно… – прервал его Алмат, заставив собеседника вновь опустить глаза, – мне не нужно ничего предлагать. С течением времени и исходя из жизненного опыта, я понял, что лучше доверять тому, кто просит безвозмездно, чем предлагает что-либо. Такие люди не обманывают и не предают. Так сложилось, что, давая кому-либо в долг, виноват лишь я сам, потому что доверился. Проблема не в том, что можно потерять какую-либо сумму, я не хочу остаться как когда-то в дураках, потеряв существующие отношения из-за денег.

– Понимаю, деньги портят отношения, – задумчиво ответил гость, – думаю, пора закрыть эту тему.

– Ну, я же не сказал, что не помогу, забыл? Ведь когда-то и я так же скитался в поисках крова и еды, так же были грустны мои глаза, как сейчас твои. Выброшенный словно рыба на берег после окончания престижного вуза понимаешь, что никому не нужен, карабкаешься вверх с мизерной зарплатой не по специальности, где тебе с первого дня диктуют, что ты никто и в любой момент могут выпнуть… Незаменимых людей нет, так ведь? А мы берем кредиты, хотим жить как все и при первой же подножке судьбы падаем не на землю, а словно с обрыва катимся вниз, а все только отворачиваются, так как спасают себя, – Алеке залпом выпил пиалу чая и продолжил: