— Ты каждый день видишь этот купол. Ты работала над ним почти три года.

— Это совсем другое дело. Я пыталась представить себе, как все будет, когда начнутся танцы… Пары, кружащиеся под ним, сами будут походить на цветы.

Марианна знала, что ее мечта неосуществима.

Юные девушки, находящиеся на школьной скамье, не посещают балы, а она смирилась с мыслью, что останется вечной школьницей для того, чтобы Алексу по-прежнему не угрожали обидные уколы. Все эти три года ее держали в стороне от общества, и она успела за это время убедиться, что Грегор и Дороти говорили правду: светское общество скучающе-жестоко. Только знатность Дороти и ее резкие отповеди не дали яду коснуться их с Алексом. Девушка заставила себя снова улыбнуться:

— Ну, ты завтра обо всем мне расскажешь. — Она посмотрела витраж на просвет и покачала головой: — Не пойдет. Он недостаточно хорош.

— Он выглядит очень мило, — запротестовал Грегор.

— Он банален. Я воспользуюсь тем, который изготовила в прошлом месяце. — Марианна громко позвала: — Роберт!

Когда на зов к ним подбежал молодой лакей, она отдала ему витраж:

— Отнеси его в кладовую при конюшне и принеси мне из башни панель с жасмином.

— С жасмином? — тупо переспросил тот.

— С белыми цветами.

Он кивнул и рысцой побежал выполнять ее поручение.

— У тебя в кладовой столько витражей, отправленных в ссылку, что ими можно было бы украсить все окна в брайтоновском дворце принца-регента, — шутливо упрекнул ее Грегор.

Марианна пожала плечами:

— Может быть, они еще когда-нибудь мне пригодятся. Факелы готовы?

— Конечно.

— А вдруг пойдет дождь? — встревожилась она. — Или снег? Вчера шел снег. Почему нельзя было устроить прием в дневное время? Купол гораздо лучше выглядит при солнечном свете.

— Потому что Джордан решил устроить бал. А балы даются по вечерам, — терпеливо, как маленькому ребенку, напомнил ей Грегор.

— Он пригласил кучу гостей, а сам даже не потрудился приехать заранее. Как всегда — в последнюю минуту!

— Он два месяца провел в Швеции и вернулся в Лондон только позавчера.

Марианна все это знала, но сегодня она не склонна была выслушивать разумные доводы.

— Удивляюсь: почему это он не захватил с собой кронпринца, раз ему было с ним так интересно! Или, может, это была принцесса Дезире. Дороги говорит, она очень обаятельная.

— Это был кронпринц. — Глаза Грегора заискрились смехом. — Думаю, даже сама Афродита не могла бы удержать Джордана в этой холодной стране, если бы он не считал необходимым там быть.

— Если ему не нравится холод, тогда зачем было устраивать бал в разгаре зимы?

— Наверное, у него есть на это причины, — уклончиво ответил Грегор.

Но Марианну уже трудно было остановить:

— Он привык, что все вокруг потакают его прихотям, он приезжает и уезжает, когда ему заблагорассудится… он совершенно лишен…

— Я сказал ему, что ты закончила купол. Он хотел оказать честь твоей работе.

Марианна почувствовала, как у нее запылали щеки. Она пытливо заглянула Грегору в глаза:

— Правда?

Он кивнул:

— Джордан очень гордится твоим мастерством.

— Он никогда мне этого не говорил, — прошептала она чуть слышно.

— Разве ты не заметила, как трудно ему заставить себя говорить о тех вещах, которые его глубоко трогают? Но ведь он предоставил тебе право делать с Камбароном все, что тебе вздумается. Разве это не знак глубокого доверия?

— Да. — Марианна с трудом проглотила вдруг вставший в ее горле ком. Он гордится ею! Он ценит ее работу! Это значило для нее необыкновенно много, но почему-то она не хотела, чтобы Грегор догадался о ее чувствах, и упрямо возразила: — И все же он чуть было не прозевал бал, который дает в честь моей работы.

— Я знаю, что ты сочтешь это пустяком, но он пытался склонить Швецию к тому, чтобы отвергнуть Наполеона и присоединиться к союзникам.

«Значит, скорее всего так и будет», — подумала она. В последние три года у нее сложился образ совсем иного Джордана Дрейкена, совершенно не походившего на того человека, которого она впервые увидела в Монтавии, и на того, который изредка появлялся в Камбароне. Блестящий, сложный человек, разъезжавший по всей Европе, управляя событиями по своему вкусу, был для нее полнейшей загадкой. Грегор рассказал ей, что именно Джордан убедил генерала Барвуара, которому Наполеон доверял, предать своего императора и перейти на сторону союзников. Он также намекал и на то, что крах банков Лиона, который в прошлом году чуть было не вызвал крушение всей экономики Франции, можно тоже приписать герцогу. Она содрогнулась, представив себе, какая устремленная к единой цели одержимость нужна для того, чтобы устроить такие разрушения.

— Почему он так ненавидит Наполеона?

Грегор пожал плечами:

— В Англии многие ненавидят Наполеона.

Он уходил от ответа — Марианна это заметила и еще раз повторила свой вопрос:

— Почему он его ненавидит?

Грегор немного поколебался, но все же ответил:

— Ты права. Ненависть Джордана — очень личная. Он представляет собой угрозу владениям Джордана, а это недопустимо.

Марианна озадаченно нахмурилась:

— Владениям в Кассане?

— И здесь, в Камбароне.

— Он равнодушен к Камбарону.

— Потому что отрицает всякую привязанность? Я думал, ты настолько проницательна, что не поверишь ему.

Как можно заглянуть в сердце и мысли Джордана, когда он так тщательно скрывает их? Лишь однажды он на мгновение приоткрыл перед ней свою душу, и она вдруг ощутила беззащитность и даже ранимость этого с виду такого сильного и уверенного в себе человека.

— Когда-то он сказал мне, что не хочет слишком сильно привязываться к кому-то или чему-то из опасения это потерять.

— У Джордана были в жизни потери, — негромко сказал Грегор, — поэтому теперь он так осторожен. К тому же обладание налагает огромную ответственность. По крайней мере, для Джордана это так.

— Почему?

— То, что у него есть, принадлежит ему навсегда. Это становится страстью, одержимостью. Джордан знает, что должен защищать Кассан и Камбарон даже ценой своей жизни, потому что его характер иного ему не позволяет. Наполеон — это угроза, которую он во что бы то ни стало должен устранить. — Грегор отвернулся. — Надо спросить Дороти, не нужна ли ей помощь. Она совершенно обезумела с этими приготовлениями.

Марианна не хотела отпускать его как раз в ту минуту, когда он наконец начал отвечать на вопросы, которые уже много лет мучили ее.

— Грегор, почему…

Но он уже исчез. Он всегда уходил — в буквальном или переносном смысле —от вопросов, на которые не хотел отвечать. По правде говоря, сегодня он сказал даже больше, чем ей хотелось бы знать.

Картина, которую нарисовал ей Грегор: безжалостная одержимость Джордана, защищающего то, что ему принадлежит, — пугала. Человек, готовый повергнуть в прах империю, чтобы победить одного противника, не остановится ни перед чем для достижения своих целей.

Грегор так и не объяснил ей, почему Джордан решил дать этот бал в самый разгар зимы, и к тому же была эта странная секунда колебания, когда она его об этом спросила. Может быть, Грегор не обманул ее, сказав, что Джордан гордится ее работой, но этот бал может означать и что-то совершенно иное. Весь этот последний год Марианне становилось все беспокойнее. События развивались слишком быстро: все знали, что Наполеон готовится напасть на Россию. Похоже, временная передышка кончается, и этот бал пробьет последний час ее мирной и спокойной жизни.

Ну что же, она знала, что это время рано или поздно наступит. У нее все готово для того, чтобы в любой момент покинуть Камбарон.

Нет. Пока она не будет об этом думать! Может быть, еще нет нужды спешить. Пока Джордану неплохо удается препятствовать планам Наполеона — возможно, он сумеет обойтись и без Джедалара.

Ей не хочется покидать этот замок, с удивлением призналась себе Марианна. И не только из-за Алекса. Она тоже счастлива здесь. Ей не хочется расставаться с Грегором и Дороти. У нее еще никогда так хорошо не спорилась работа. И, наконец, она просто привыкла к Камбарону и даже полюбила его. Может, Джордан и не питает к нему никакой привязанности, но для нее это теперь такой же дом, как и тот скромный коттедж в Монтавии, в котором она появилась на свет.