— И что это было? Какой контемп? Какая репетиция? У тебя готов танец, — Чонгук если честно немного злится. Что это за выходки при всех?

— Нет, не готов. Мне нужно помочь с техникой.

— Зачем? Она идеальна.

— Ей до идеальной, как до Китая босиком, — настойчиво в телефоне в поиске трека роется.

— Китай вообще-то рядом.

— Плевать.

— Ну что это… — Чонгук ближе подходит, в лицо заглядывает, силясь разобраться, и доходит. — Ты… ты ревнуешь что ли?

— Мне не нравится, что она тебя трогает, — опускает телефон в карман, решив прекратить клоунаду, смотрит на него, брови хмурит.

— А ты думаешь, мне нравится, что она меня трогает? Или, может, думаешь мне нравится её трогать? М? — смотрит как на придурка. Всё же о нём знает, что устроил? — Тэхён, что за капризы на ровном месте? Ты там тоже с партнёршей был, которую между прочим очень некрасиво бросил сейчас, — указывает рукой себе за спину.

— Она тебя трогает помимо танца тоже постоянно.

— Я что с этим могу поделать? Я пытаюсь избегать, сам знаешь, но не отпрыгивать же мне от неё, стоит ей к рукаву прикоснуться. Это, как минимум, для остальных странно будет выглядеть.

— Бесит… А почему вы тогда с ней так друг на друга смотрите? — продолжает, так злится, что аж щёки покраснели.

— Как мы смотрим? — подходит ближе. Хочется глаза закатить. Господи, он ведь и правда ревнует. Его-то самый адекватный и понимающий в мире Тэхён. Ревнует. К девчонке.

— Как будто хотите поцеловаться. Гуки, ты обычно на меня так смотришь. Почему ты на неё так смотрел? Весь танец. Я всё видел. Почему? — в глаза уставился.

«Вот чернее этого эспрессо я ни разу не пил».

— Так в этом и секрет.

— Какой секрет?

— Благодаря которому мы почти всегда выигрываем. И тебя. И всех остальных. Если не подкачает техника.

— Не понимаю, — качает головой, сникая.

— Чувства, Тэхён, — выдыхает снисходительно.

— Какие у тебя с ней чувства? — совсем каким-то не своим голосом.

— Никаких, Тэ, перестань.

— Как я должен перестать, если я не понимаю? — уже не на шутку завёлся, руками всплёскивает.

— Секрет в том, солнышко, что все люди одинаковые, — ласково, чтобы успокоить побыстрее, убирает чёлку, на глаза упавшую, пальцами. Его Тэхён не такой. Значит, сильно беспокоит это всё. Он никогда такого не устраивал. — И судьи на соревнованиях — тоже люди. А людям нравится смотреть на чувства. На химию. На что-то красивое и приятное между другими людьми. Потому что каждый, абсолютно каждый человек, когда видит какую-то вот такую ваниль, влюблённые взгляды и так далее, начинает подсознательно проецировать это всё на себя и ему становится приятно. Это дофамин. Слышал об этом гормоне что-нибудь?

— Слышал, это гормон счастья.

— Ну вот. Должен понимать. Почему мы смотрим одинаковые дорамы, с шаблонными сюжетами, одинаково красивыми актерами, одинаковыми страданиями и одинаковыми хэппи-эндами? Почему слушаем написанные, как под копирку, одинаковые треки о любви? Почему читаем ванильные сладкие истории про влюблённых?

— Почему? — тихонько.

— Потому что мы наблюдаем за чужими чувствами и хотим, чтобы с нами было так же. Это заставляет дофамин вырабатываться в больших количествах. Мы попадаем от него в относительную зависимость. И каждый раз, когда наблюдаем за чужими чувствами, мы испытываем счастье и добрую зависть. Понимаешь?

— Когда мы рядом, между нами тоже дофамин?

— И окситоцин ещё, который усиливает действие дофамина в разы.

— То есть?

— То есть, тебя я люблю. А с ней мы просто ведём себя на сцене так, как люди хотят, чтобы мы себя вели. Показываем любовь, страсть и ещё чёрт пойми что. Играем. И это залог победы. Поэтому тебя и доставали мы с Хосоком за бесчувственность. Иногда они необходимы. Если нет настоящих, приходится играть. Убедительно, потому что неискренность хорошо видно. Чтобы заставить судей поверить. И ты же знаешь. Я в жизни не захочу ни прикоснуться к ней, ни уж тем более поцеловать. Знаешь же? — смотрит ласково, но вопросительно.

— А ты со мной случайно не потому, что только ко мне прикасаться можешь? — неуверенно.

— Ну совсем уже… — Чонгук всплёскивает руками, выдыхает раздражённо и отступает. — Тэхён, я сказал тебе уже два раза, что люблю тебя. Это пустой звук?

— Нет, нет, что ты, нет, — словно опомнившись, руками за его ладони хватается.

— Тогда что происходит? Ты срываешь репетицию на глазах у всех. Устраиваешь сцену ревности на ровном месте. Вопросы задаёшь такие, что мне уже обидно становится. Что это? Я заслужил такое разве? Я всегда говорю тебе правду, стараюсь быть рядом, настолько, насколько могу, между нами столько всего хорошего происходит. В чём сейчас дело, я не понимаю? — возвращает ему взгляд, губы поджимает расстроенно.

— Я разозлился из-за Чимина. Потом ты в этой одежде, — окидывает его взглядом, тяжело сглатывает, — а потом она со своими ручищами, я начал сильнее злиться на неё за то, что она трогает помимо танца ещё руками тебя… А потом смотрю, ты на неё пялишься, словно хочешь её вообще. А потом вы ещё и второй раз выступать пошли и опять эти взгляды, прикосновения и всё… — заполошно чёлкой трясёт.

— Ревнуешь?

— Ревную.

— Это даже не повод был.

— Понимаю, но ничего поделать не могу, — бормочет грустно. — Я вообще бы с тобой сам танцевать хотел.

— Ой, как же ж ты мне такой на голову свалился. Вот в тебе сюрпризов, — выпутывает руки из его хватки и прижимает к себе крепко, целует в висок.

— Прости меня. Я придурок.

— Да ладно уже, чего уж там. Мне почти приятно. Но не думал, что ты такой собственник, — усмехается.

— Я тоже не думал, — молчит недолго, в объятиях греется. — Почему ты в семнадцать такой умный?

— Ну… я иногда читаю.

— Я тоже читаю, но ни разу не такой умный.

— С чего ты взял? Ты тоже отличник и нам всегда есть о чём поговорить.

— Пф, отличник… это вообще ни разу не показатель. Мне тоже семнадцать, а я знать не знаю ничего о дофамине, например.

— Ну, это такие всё вещи… не помню даже откуда я это знаю. Порно люди кстати вот смотрят поэтому же.

— Чонгук, блин!

— Ну что? Это нормальные вещи, чего ты так реагируешь?

— Меня смущает.

— У нас через неделю первый секс.

— Будешь так напоминать и я откажусь от этой затеи.

— Да ладно тебе, я просто хочу тебя более раскованным сделать. Тип смотреть порно — это нормально. И мастурбировать нормально. Все это делают. Это просто процесс познания собственного тела. Со мной вот родители об этом не разговаривали. Сексуального образования в стране нет. Как я должен ко всему этому прийти? Ну я и начитался.

— Ты три месяца назад не целовался ни с кем даже. Сексолог-любитель.

— Зато теперь вон какой прошаренный, — шепчет ему в ухо пошло, сжимает в руке его ягодицу мягко и заставляет пахом слегка о бедро потереться.

— Чонгук… ох, — за шею тут же цепляется. — Перестань, ну не здесь же.

— Не ревнуй меня, понял? Я люблю и хочу только твои губы, твои руки, твой голос, твои глаза, тебя самого полностью. Ясно тебе? Это не из-за того, что я могу тебя касаться. Это касаться я могу, потому что люблю. Понял? — отстраняет от себя, чтобы в глаза заглянуть.

— Понял. Но ничего обещать не буду, — утвердительно головой кивает, смотрит виновато.

— В смысле?

— Если я увижу, что она просто так тебя снова трогает, я буду подходить. Где бы это не происходило. На парах, на репетициях, в коридоре при всех. Мне всё равно.

— Ты понимаешь, что это может создать нам дополнительные проблемы?

— Пусть думают, что я странный.

— Ну вот откуда в тебе это?

— Я переживаю, во-первых.

— С этим понятно. А во-вторых?

— А во-вторых, просто не нужно ей тебя трогать и всё, — смотрит нагло.

— Хочешь так и остаться единственным человеком, которого я могу касаться?

— А ты против?

— Неа.

— Ну вот и всё, значит.

— И на Чимина не злись сильно. Он тоже, наверное, тебя взревновал. Вроде как лучшие друзья. Я так посмотрел, он психованный просто, но там этот Юнги адекватный, я думаю он ему мозг вправит, и он придёт мириться.