– Не вздумай… – а язык вообще не ворочается…

– Все, тихо!

Он набрасывает брюки и шерстяные носки и идет вниз. Там слышится возня, стук упавшей мебели – стул, наверное, потом звук открывшейся входной двери и через пару минут – отчаянный ор Дениса с улицы. Встаю, шатаясь, подхожу к окну, но застаю уже финал – Олег бросает к забору пустое ведро, а Денис, мокрый, выбирается из сугроба и трусцой несется в баню.

– Если я спущусь вниз еще раз, пеняй на себя! – орет Олег ему вслед и входит в дом. – Так, все, закончили! По норам! – раздается снизу. – Повторяю – если спущусь еще раз – не обижайтесь.

Скрипят ступеньки лестницы – он поднимается наверх, а внизу через пять минут действительно стало тихо, только через какое-то время хлопает входная дверь – вернулся Денис. Олег, злой, как черт, захлопывает дверь нашей комнаты и задвигает защелку:

– Ну, не может, чтобы не вывести, что за человек…

– Что… там?

Мне не сильно интересно, да и кайф мне Денис сломал своей дурью.

– Я ему папа, что ли? – Олег забирается под одеяло, и я просто физически ощущаю, как от его тела волнами исходит злоба. – Не умеешь – не берись! А выпил – вообще не берись, даже если умеешь! В асфиксию мальчик поиграть решил!

– Господи…

– Что-то они с Севером вообще планки сорвали, не контролируют себя никак. Но самое удивительное – теперь Леру на общак ставят.

– Это не наше дело.

Он смотрит на меня, потом вздыхает:

– Ты права. Не наше. Но если что-то случится, я буду чувствовать себя виноватым – я здесь самый опытный.

– И что – так и будешь всем сопли вытирать? Им под полтинник уже всем, пусть разбираются. И мне, кстати, надоело, что моя Тема идет по радиусу, если у этих придурков что-то происходит.

– Мари, ну, что ты… тебе я дам все, что ты захочешь, только скажи.

– Да? Тогда… руки за спину, господин. Нет, ляг на них! Или… – с меня вдруг слетела вся истома от веревок, я встаю и иду к саквояжу. – Можно?

– Чего ты хочешь?

– Ты скажи – можно?

Олег заинтригован:

– Хорошо, можно.

Я вытаскиваю кожаные наручи – у них большие ремни, хватит на его запястья:

– Руки за спину заведите, господин.

Он смеется:

– Ты что придумала?

– Увидите.

Он подчиняется, и я стягиваю его запястья сзади, заваливаю на спину и тяну вниз брюки:

– А вот теперь я посмотрю, насколько хватит вашей силы воли…

– Только не это… – стонет Олег, но сам подается вперед, понимая, что я все равно сделаю, что хочу.

Этим искусством я давно овладела в такой мере, что ничего выдумывать не приходится. Но рядом с кроватью стоит бутылка с водой, и она явно холодная… Контраст теплых губ и холодной воды доводит моего Верхнего до крайней точки, он стонет, закусив губу и закрыв глаза, а я, видя это, получаю такое удовольствие, от которого заходится сердце.

– Ты… сумасшедшая… – задыхаясь, произносит Олег и вытягивается в струну. Через секунду он орет так, что мне становится смешно – представляю, чего сейчас нафантазируют остальные… – Мари… я тебя убью…

– Придется оставить тебя в наручах, дорогой, – невозмутимо говорю я, садясь на него сверху.

– Освободи руки.

– Нет, – наклоняюсь и провожу языком по его шее вниз, к яремной впадине. – Хоть раз почувствуй, каково это – подчиняться…

– Можно подумать… да ты такая же Верхняя, как я, просто тебе это не вкатывает.

– Нет, родной, ты ошибаешься… я не Верхняя, никогда даже мыслей в эту сторону не было. Я мазохистка – и все. И только для тебя – все остальное.

Я долго мучаю его легкими прикосновениями, до тех пор, пока тренированное тело моего Верхнего не становится похожим на стальной рельс – так напряглось. Он может прекратить все одним жестом – просто с силой развести руки за спиной в стороны, и либо разогнется карабин, либо лопнут ремешки, его держащие, но Олег этого не делает – ему, похоже, самому понравилось новое ощущение. Но – хватит… Снимаю наручи – и он мгновенно подминает меня, развернув к себе спиной, но в последний момент вспоминает:

– Ох, черт… на колени!

Засыпаем мы мгновенно – едва коснувшись подушек головами, но я вскоре просыпаюсь – бессонница, сон, всегда короткий, мучительный, сменяется долгими часами бесцельного рассматривания потолков. Осторожно поворачиваюсь на бок, беру руку Олега в свою. Он ровно дышит, и его лицо сейчас кажется мне самым прекрасным на свете. Я смотрю на него и думаю – ну, вот все, что угодно, только бы он был со мной. Я никогда не скажу этого вслух, но внутри только так и чувствую – главное, чтобы он у меня был.

…устав лежать без движения, спускаюсь вниз за чаем. Дэн курит в кухне, весь какой-то помятый, расхристанный – чисто алкаш с похмелья, хотя они не так много выпили сегодня.

– Не спится?

Молчу.

– Не провоцируй меня, Мари. Не видишь, что творится?

– А что творится? Изуродовал девку. Все самоутверждаешься? Зачем тебе? Ты и так в порядке. Почему тебе непременно нужно из кожи вон выпрыгивать и партнершу из нее вытряхивать, чтобы доказать кому-то, как ты крут и какой ты офигенный Верх? Никто в этом не сомневается.

– Н-да? – щурится он. – И ты не сомневаешься?

– Тебе мое мнение зачем? Да, и я не сомневаюсь, если уж ты хотел это услышать. Не сомневаюсь – ты хороший садист, всегда таким был, у тебя чутье, что ли. Но зачем лезешь туда, где от тебя только вред? Ну, вспомни – ты ведь и меня чуть не угробил, Денис. Я больше десяти лет восстановиться не могу, я внутри мертвая совсем.

– Это не из-за меня.

– Ты в этом уверен? Не ты ли… а, да что об этом в сотый раз, все равно ведь не понимаешь.

Наливаю чай в большую кружку, режу лимон. Денис наблюдает так, словно никогда прежде не видел.

– Что – господин чаю изволят? – кривит губы.

– Завидуй молча.

– Ну, скажи мне хоть раз честно – он что, на самом деле лучше меня?

– А ты по мне не видишь? Качество Верхнего сразу заметно по состоянию его нижней, дорогуша, если вдруг ты этого не знал.

– Это ты сейчас что имела в виду? Лерку?

– А хоть бы и так.

Отставляю кружку, разворачиваюсь к нему лицом, а сама ловлю себя на том, что рука за спиной нащупала на столе нож. Кошмар какой-то, на автопилоте уже…

– Зачем ты с ней так? Ведь она пришла в Тему Верхней. Ну, и мутили бы на пару, вам же примерно одного типажа женщины нравятся. Но нет – ты ж не можешь признать в женщине равную себе, откуда у тебя это первобытное понятие? Ты ведь нормальный мужик, Денис, откуда, а?

Он вдруг хлопает рукой по столешнице, и я вздрагиваю, сжав рукоять ножа:

– Откуда? А не ты ли меня сделала таким? Не ты ли – своим упрямством, своей манерой соревноваться? Не ты ли меня постоянно обламывала, даже когда уже чуть не в крови валялась? Я ведь каждый раз, каждый экшн дерьмом себя чувствовал – потому что ты смотрела на меня с пола так, как будто ты сверху, а на полу – я! Я – а не ты! И я ничего с этим не смог сделать.

А, ну, вот оно – во всех своих проблемах быстренько обвиняй Мари, и все. Все так делают. Удобно – Мари виновата, а они вроде как пострадавшая сторона, даже если Мари потом кровью умывалась и на таблетках сидела. Мари – вселенское зло, чуть что не задалось – «а помнишь, ты то-то и то-то, и потому я теперь…»

– Знаешь, мне тебя даже не жалко уже. Ты придумал себе образ, с которым носишься так долго, что уже и сам в него поверил. А я другая, понимаешь? Совсем другая Мари, не та, которую ты все жаждешь заполучить. У меня даже имя – не то, каким ты меня звал, не замечаешь? Как только Олег появился, я стала Мари для всех – и ты не сопротивлялся. Твоя Мари – фантом, за которым ты бегаешь, попутно ломая на своем пути все и всех. Остановись, Диня, я серьезно. В дурку ведь загремишь.

Вместо ответа он вдруг встает, и я сжимаю пальцами рукоять ножа за спиной так, что слышен хруст суставов. Денис подходит почти вплотную, но руки не поднимает, не пытается прикоснуться.

– Брось ножик, Мари, ты не сможешь.

– Не советую проверять.