Автор не пропагандирует, не старается сделать БДСМ популярным, не предлагает пробовать на себе.

Что люди знают о боли… Что вообще любой отдельный человек знает о том, как может болеть внутри, там, где нет никаких органов, только что-то такое, что постоянно ноет, тянет и режет?

А ведь у каждого в душе есть бронированная дверь, которая в определенный момент распахивается перед конкретным человеком. А потом, если что-то пошло не так, она захлопывается и больше не открывается никогда и ни перед кем – как бы сильно он ни старался ее открыть.

Это больно для обоих – и для стучащегося, и для прижавшегося к этой двери с другой стороны. К счастью, есть люди, понимающие, что с ломом или взрывчаткой к такой двери нельзя. И спасибо им за это.

Дано: есть я, любящая боль мазохистка, есть мой Верхний – Олег, человек с твердыми незыблемыми принципами и замашками самурая, и есть мой бывший Верхний – Денис. Со стороны мы уже давно выглядим как крепкая шведская семья, хотя это, конечно, не так. Дело в том, что Денис и Олег знакомы с детства, а мы с Денисом – лет с семнадцати, и вышло так, что в свое время поехавший с катушек Денис просто отдал меня, тогда свою нижнюю, Олегу – решил повоспитывать таким образом и объяснить, что в Теме есть не только отношения типа «садист-мазохист», но еще и «доминант-сабмиссив». Объяснил. Да вот беда в том, что я поняла это несколько иначе… Я окончательно убедилась в том, что для меня в Теме есть только С/м, и ничего иного, а рядом со мной – человек, который разделяет мою точку зрения. Словом, Денису пришлось признать факт, что он облажался, поскольку спорить с Олегом ему не позволяет ни весовая категория, ни весовая категория в «тематическом» сообщества. Что, однако, не мешает ему периодически пробовать влезть к нам в пару третьим. Ничего обычно не происходит – Олегу помощники не нужны, но Дениса это только раззадоривает. У нас сложилась довольно тесная компания из трех «тематических» пар и – Дениса.

В последнее время он стал много времени проводить вместе с Валерией – она появилась в нашей компании как раз по его приглашению, а нашел он ее, как ни странно, в офисе Олега. Лера работает управляющей одним из его магазинов и одно время даже это был магазин, который находится на территории моего комплекса обслуживания автомобилей. Правда, после некоторых ситуаций Олег перевел ее в другой филиал, чтобы ее присутствие не раздражало меня. Лера – Верхняя, и они с Денисом все пытались найти себе одну нижнюю на двоих, чтобы устраивала обоих, благо, вкусы на женщин у них примерно схожие. Лера девушка нетрадиционной ориентации, и изначально в компанию пришла вместе со своей партнершей, однако Лиза – так ее звали – не смогла принять внезапно открывшихся Лериных склонностей к доминированию и садизму, а потому довольно быстро исчезла. Надо сказать, что Лера долго переживала по этому поводу, а потом внезапно оказалась в постели с Денисом. Как я и предсказывала в свое время, все ее лесбиянство оказалось только до первого хорошего члена. Я, если честно, с облегчением выдохнула, надеясь, что Денис наконец обретет занятие и отношения и отстанет от нас. Ошиблась. Но, надо признать, притязания его стали чуть менее интенсивными. Хотя…

После моих слезных просьб Верхний решает, что нам бы пора сократить до минимума присутствие моего бывшего в нашей жизни. Это дает мне возможность какое-то время спокойно дышать, зная, что риск прийти к Олегу и увидеть там Дениса сведен к нулю. Что они делают, когда меня нет, меня не касается тоже. Как и то, что делает Денис единолично. Слухи о том, что он по-прежнему с Лерой, до меня, конечно, доходят – с остальной частью нашей небольшой тусовки мы продолжаем иногда пересекаться. Говорят так же, что Лера теперь нижняя, что мне лично странно, хотя… Зная Дениса много лет, я, конечно же, не исключала такого варианта. Он ни за что не потерпит рядом с собой женщину, равную себе – по его понятиям, конечно. И Верхняя Лера ему не нужна, зачем соревноваться.

Удивительно другое – как она пошла на это, придя в Тему относительно недавно и с острым желанием доминировать, быть сверху, научившись хорошо владеть ударными девайсами. Разумеется, Денису это не нужно совсем. Они какое-то время пытались работать в паре, искали нижних, но что-то, видимо, пошло не так. Наверное, им просто разное было нужно от этой самой нижней. Денис всегда хотел абсолютной власти, слепого подчинения, беспрекословного послушания. И всего этого он в свое время пытался добиться от меня. Конечно, я ему не во всем подходила, это было очевидно. Я не умею смотреть в рот, не умею покорно опускать глаза и трепетать от каждого прикосновения. Я все время сопротивляюсь, соревнуюсь и доказываю собственную точку зрения. Он терпел, но иногда, если чаша переполнилась, срывался и здорово мстил за подобное поведение. Чаще – в тот момент, когда я меньше всего была готова отражать атаку. И это всегда было больно. Но мы были квиты.

Сейчас в моей жизни все иначе. А я разучилась понимать, хорошо это или нет, когда тебя любят, а не гнут в дугу. Наверное, впервые рядом со мной мужчина гораздо умнее меня. И знает он меня куда лучше, чем я сама. И потому все делает правильно, не оглядываясь на мои бзики. Я впервые смотрю снизу, а не сверху.

Болезнь напоминает о себе всегда неожиданно, в тот момент, когда ни я, ни окружающие к этому совершенно не готовы. Но так уж это устроено… Так стало трудно обманывать всех. Наверное, потому, что разучилась обманывать себя. Ничего уже не будет хорошо. Никогда. И я давно уже не живу, а делаю вид. Вялые фрикции при полном отсутствии возбуждения.

Я сейчас похожа на металлический стержень, который с виду прочный и крепкий, а на самом деле его тронь, и он в труху рассыплется, потому что давно внутри проржавел. Я стараюсь вести себя нормально, говорю бодрым голосом, что-то обсуждаю, делаю вид, что все хорошо, а на самом деле…

У меня новый чехол для телефона, с цветущей сакурой. А нужна новая печень, новое сердце и лимфатическая система.

Как золушка, ждешь полуночи, чтобы превратиться если не в тыкву, то уж точно – в липкое желе, трясущееся от боли. Никому нельзя показывать, никто не должен видеть. Днем надо держаться, разговаривать, улыбаться, что-то кому-то объяснять, о чем-то говорить. Ночью можно отодрать от лица маску с вежливым оскалом вместо улыбки, накрыть голову подушкой и выть от боли. Наркотики закончились, наступило то самое время, когда из обезболивающих только коктейль «сила воли плюс характер». Но его вряд ли хватит надолго. Надо успеть закончить все дела. Дотянуть. В Москву мне лететь только через две недели, а сил держаться уже нет – настолько, что я порой позволяю себе слезы и сопли. Когда же совсем край, и нет сил жить, Олег говорит мне – с вечера, ложась спать, найди причину просыпаться утром, все равно, что это будет – пусть хоть варенье сварить, торт испечь, шторы выстирать, неважно. Просто найди причину, ради которой ты утром откроешь глаза.

И это на самом деле работает. Но я себя ненавижу – такую:

– Эта болезнь делает меня сентиментальной.

– Эта болезнь делает тебя женщиной.

Может, он и прав. Но от этой правоты еще хуже.

– Ну, хочешь, я полечу с тобой?

– Ты же прекрасно понимаешь, что ответ будет отрицательным.

– Понимаю. Но всякий раз надеюсь, что ты передумаешь.

Вместо ответа беру его руку, утыкаюсь в нее лицом и мотаю головой. Нет. Не надо лететь со мной. Я не хочу, чтобы ты видел, какой я могу быть слабой.

В Москве все время пасмурно, хотя и не так холодно, конечно, как у нас. После лечения каждый день наматываю круги по району – доктор велел много ходить, даже если плохо себя чувствую. Гуляю одна, хотя можно позвать Ляльку. Но я стараюсь не делать этого – зачем бередить себе все внутри, потом Олегу опять придется разбираться с моими загонами. Нет, мне и одной хорошо. Ну, как – «хорошо»? Одиноко, а мартовская погода в этом каменном сером мешке только усугубляет мое состояние. Номер в гостинице крошечный, похожий на одиночную камеру – кровать, телевизор, окно, которое все время приходится держать зашторенным, так как первый этаж и оживленная улица, и это все при моей клаустрофобии просто смерть, еще и поэтому я целыми днями брожу по улицам, чтобы вернуться сюда только переночевать.