Несмотря на безумный страх, Стивен решил взять свечу и спуститься в кабинет мистера Эбни: час назначенного свидания приближался. Кабинет, или библиотека, находился недалеко от парадного зала, и Стивену, подстегиваемому ужасом, не потребовалось много времени, чтобы добраться туда. Но войти внутрь оказалось нелегким занятием. Дверь была не заперта – в этом он не сомневался, – ключ, как обычно, торчал снаружи. Он несколько раз постучал, но никто ему не ответил. Мистер Эбни был занят: он разговаривал. Что такое! Кажется, он кричит? И почему крик его переходит в хрип? Неужели и он увидел таинственных деток? Но вот все стихло, и под неистовыми толчками Стивена дверь наконец подалась.
На столе в кабинете мистера Эбни Стивен Эллиот нашел кое-какие бумаги, в которых он обнаружил объяснение происшедшему, когда стал постарше и смог понять суть написанного. Ниже приводится самая важная часть текста:
Повсеместно древние – в чьей мудрости в подобных вопросах я настолько убедился, что доверяю и этому утверждению, – верили в то, что при определенной процедуре, каковая в наше время может показаться варварской, человек в состоянии достичь необыкновенной власти над духами. Например, поглощая личности некоторого количества своих друзей, особь может приобрести полную власть над духами, что управляют силами нашей Вселенной.
Маг Симон утверждал, что умеет летать по воздуху, становиться невидимым или же принимать любую форму, какую только пожелает, посредством души мальчика, которого, если употреблять клеветническое слово, приведенное автором «Признаний Клементины», он «убил». Более того, в работах Гермеса Трисмегиста я нашел еще более убедительные доказательства того, что подобного результата возможно достичь быстрее, если поглотить сердце не менее трех человеческих существ, возрастом до двадцати одного года.
Чтобы удостовериться в правдивости данного рецепта, последние двадцать лет я употребил, выбирая для своего эксперимента corpora villa[10] – таких людей, отсутствие которых не нанесет урон обществу.
На первой стадии своего опыта я изъял Фебу Стэнли – девочку цыганского происхождения – 24 марта 1792 года. На второй стадии – бродячего итальянца, Джованни Паоли, ночью 22 марта 1805 года. Заключительной «жертвой» – употребление подобного слова совершенно несовместимо с моими убеждениями – станет мой кузен, Стивен Эллиот. Это совершится 24 марта 1812 года.
Лучший способ достичь желаемого поглощения – это вынуть сердце из живого объекта, сжечь сердце дотла и смешать пепел с пинтой красного вина, предпочтительно портвейна.
Останки первых двух, по крайней мере, было легко спрятать, для этого вполне подошли заброшенная ванная и винный погреб.
Несколько досаждают души объектов, которые на обычном языке удостоены именем «привидения». Но человек философского склада ума – лишь такому подвластен подобный эксперимент – мало придает значения жалким попыткам этих существ ему отомстить.
С глубочайшим удовлетворением я намереваюсь расширить границы своего существования в том случае, если эксперимент завершится успешно. Я не только окажусь вне досягаемости человеческой справедливости (так называемой), но и вне самой смерти.
Мистера Эбни нашли сидящим на стуле, с откинутой назад головой.
На его лице отпечаталось выражение бешенства, страха и смертельной боли. Слева на груди зияла ужасная рваная рана, открывающая сердце. Крови на руках не было, длинный нож, лежащий на столе, был абсолютно чистым. Подобные раны могла нанести дикая кошка. Окно в кабинете стояло открытым, и, по заключению коронера, мистер Эбни погиб в результате нападения какого-то дикого животного.
Но, изучив бумаги, часть которых я процитировал, Стефен Эллиот пришел к совершенно иному заключению.
Меццо-тинто[11]
Насколько я помню, я уже рассказывал вам о приключениях, которые выпали на долю моего друга Деннистоуна во время поисков предметов искусства для музея в Кембридже.
Для печати он предоставил довольно скудный отчет; но многим его друзьям было, разумеется, известно о его злоключениях. Среди них был и джентльмен, который в то время возглавлял музей искусств в другом университете. Поэтому неудивительно, что вся эта история произвела неизгладимое впечатление на человека, чья профессия совпадала с родом занятий Деннистоуна. Вот почему он стремился выяснить все детали этого столь невероятного дела и, конечно, полагал, что самому ему вряд ли представится случай пережить подобное. Тем не менее мысль, что приобретать старинные рукописи – а этим занималась Шелбернанская библиотека – ему не требуется, некоторым образом успокаивала его. Пусть начальство, если хочет, обшаривает темные закоулки Европы. Ему было вполне достаточно того, что в то время он обязан был ограничиться изучением большого, непревзойденного собрания английского ландшафтного рисунка и гравюр, принадлежащих музею. Однако, как оказалось, даже столь привычный и знакомый архив может иметь свои загадки, и с такой одной мистеру Уильямсу и пришлось столкнуться.
Те, кто занимается коллекционированием пейзажей, хорошо знакомы с лондонским агентом по продаже, чья помощь в подобном деле просто неоценима. Мистер Дж. У. Бритнелл постоянно выпускает восхитительные каталоги гравюр, планов и старинных эскизов поместий, церквей и городков Англии и Уэльса. Эти каталоги, безусловно, являлись главным источником знаний мистера Уильямса, но в его музее уже имелась огромная коллекция ландшафтных рисунков, и он, хотя и числился постоянным клиентом мистера Бритнелла, приобретал не редкости, а искал что-нибудь, что могло просто пополнить его собрания.
Итак, в феврале прошлого года на рабочем столе мистера Уильямса оказался каталог из заведения мистера Бритнелла. К каталогу было приложено письмо (напечатанное на машинке) от самого агента. Оно гласило:
Уважаемый сэр!
Прошу обратить Ваше внимание на № 978 в прилагаемом каталоге. Был бы крайне Вам благодарен, если бы Вы согласились ознакомиться с ним.
С совершенным почтением,
Дж. У. Бритнелл
Обратить внимание на № 978 в прилагаемом каталоге было делом одной минуты. В указанном месте он обнаружил следующее описание:
978 – Неизвестное ранее, любопытное меццо-тинто.
Вид поместья начала века. 15 х 10 дюймов; черная рама. 2,25 фунта.
Вроде ничего особенного, но цена почему-то высокая. Тем не менее мистер Бритнелл, прекрасно знавший свое дело и своего покупателя, явно придавал гравюре большое значение. И мистер Уильямс написал открытку с просьбой прислать указанный предмет для ознакомления, а заодно и несколько других гравюр и эскизов, которые он нашел в каталоге. А затем он без особого вдохновения обратился к своим повседневным обязанностям.
Любая посылка, как водится, приходит днем позже, чем вы ее ожидаете. И в этом смысле мистер Бритнелл не оказался – если можно так выразиться – исключением из правил. Посылка прибыла в музей в субботу во второй половине дня, когда мистер Уильямс уже ушел; курьер доставил ее на квартиру мистера Уильямса в колледже, предполагая, что содержимое может оказаться настолько важным, что откладывать его просмотр до воскресенья не следует. Там и обнаружил ее мистер Уильямс, приведя с собой домой товарища выпить чашечку чая.
Предмет, который нас интересует, оказался довольно большим, в черной раме меццо-тинто, краткое описание которого я уже процитировал из каталога мистера Бритнелла. Необходимо привести несколько других деталей, хотя подозреваю, что они не дадут точного представления о гравюре. Похожие картинки в наше время можно обнаружить в гостиных старых отелей либо в коридорах безмятежных деревенских домиков.
Наша гравюра была весьма посредственным меццо-тинто, а посредственное меццо-тинто, пожалуй, самая ужасная гравюра на свете. На ней был изображен фасадом к зрителю не очень большой господский дом с тремя рядами подъемных окон в обрамлении кладки из дикого камня, с длинной террасой то ли с шарами, то ли с вазами по углам и с маленьким крыльцом в центре. По обеим сторонам дома росли деревья, а перед домом простирался широкий газон. На узеньких полях была выгравирована надпись «Автор А. У. Ф.» – и более ничего. Создавалось впечатление, что гравюра была выполнена непрофессионалом. И мистер Уильямс никак не мог понять, почему мистер Бритнелл оценил предмет такого рода в 2,25 фунта. С чувством презрения он перевернул ее. На обороте оказался бумажный ярлык, левая часть которого отсутствовала. Можно было лишь прочитать окончания двух слов: «-нгли Холл» и «-ссекс».