Бледный, явно тоже не выспавшийся, Генка принял предложение без обычного энтузиазма:

   - Так нельзя ж вроде, а вдруг маслину в пузо поймаешь, говорят, если нажравшись - хана.

   - Заткнись, салабон - накаркаешь, пусть уж: "если смерти - то мгновенной, если раны - небольшой".

   Впоследствии, Мишка думал, именно эти полчаса, пока они с Генкой торопливо глотали переперчённый шашлык, запивая пахнущее дымом жирное мясо тепловатым пивом, сыграли в его судьбе поворотную роль.

   Ещё не доезжая до завода, парни услышали звуки отдалённой стрельбы.

   Оставив машину за поворотом, пригибаясь и прячась за кустами и высокими бурьянами, они побежали в сторону выстрелов.

   Дозорного хачиков Мишка срисовал первым, молодой "ара" напряжённо пялился в сторону заводской проходной.

   Подкравшись к нему со спины, Миха хорошенько приложил чёрного по макушке кирпичом, а потом и ещё раз, для надёжности - теперь скоро не очухается.

   Обшмонав тушку, они прилично пополнили боекомплект. Мишка набрал патронов и ТТэшку, а Генке достался самодельный дробовик - двустволка с отпиленными стволом и прикладом.

   Пробравшись на территорию и рассмотрев диспозицию, Мишка понял - Жорик в глубокой заднице.

   Пацанов загнали в здание развалившейся проходной, там одни стены остались. Им не давал высунуться пулемётчик хачиков. Засел на высотке, и лупил короткими очередями по окнам.

   Кто-то из бочаровских скупо отстреливался из-за продырявленной Поджеры, видно берёг патроны.

   Около простроченных очередями машин валялись несколько трупов - наши, понял Мишка: вон тот крупный, нелепо вывернувший шею мужик - Славка Карасёв, правая рука Жорика; а рыжий рядом - Кузя - Женька Кузнецов, одноклассник Генкин.

   Скорей всего, пулемётчик и положил пацанов, едва они из машин вышли - не собирался Хванчкара переговоры разводить.

   Всё ясно: как только у Поджеры закончатся патроны, чёрные под прикрытием пулемётчика подберутся к проходной и забросают пацанов гранатами, только фарш и останется - кирдык котятам, короче.

   Красную бандану Хванчкары Мишка приметил в расположенном чуть в стороне окопчике - хачик что-то азартно обсуждал с кунаками. Чёрные громко гыркали не по-русски и размахивая руками, показывали то на проходную, то на Поджеру.

   И тут у Мишки сам собой сложился в голове план.

   - Генчик, ползи к высотке и вали пулемётчика, нах.

   Генка опасливо посмотрел в ту сторону:

   - Он не дурак, один там сидеть, наверняка с охраной.

   - Бери ТТэшку - протянул пистолет Миха, я чуток подожду и отвлеку их, тогда и мочи.

   Дав время Генке, Миха подполз к вражескому штабу, и спрятался за куском торчащей из земли бетонной плиты.

   - Ну, небесный тёзка, архангел Михаил, не подведи - и, выдернув чеку, он швырнул в окопчик свой последний аргумент - "лимонку", прикупленную по случаю у знакомого вороватого прапора Пыжикова.

   Пыжиков, жадная скотина, мог и муляж продать, и если это так... но нет, настоящая, уберёг Михайла.

   От взрыва заложило уши и тоненько зазвенело в голове, по бетону забарабанили осколки и комья земли.

   Мишка осторожно выглянул из-за камня.

   От увиденного, так скрутило живот в рвотном спазме, что он выблевал не только утренний шашлык, но и позавчерашнюю пиццу.

   Кунаков разметало взрывом, и они валялись среди красно-бурых ошмётков серыми присыпанными землей холмиками. Хванчкара же, сидел привалившись к дальней стенке, сучил ногами в щегольских остроносых сапожках и судорожно пытался удержать руками ползущий из живота ливер, а из его рта и носа, широкой лаковой волной, лилась ярко-алая артериальная кровь.

   Пулемётчик озадаченно притих, и сквозь шум в ушах, Мишка услышал, как дважды громко бабахнул дробовик, а потом затукала ТТэшка - Генка сработал.

   А дальше всё в Мишкиной голове перепуталось и смешалось: они с Генчиком оказались героями, Жорик обнимал Мишку и при всех называл его братом, говорил, что обязан ему жизнью и вовек этого не забудет. Отдал под Мишкину руку уцелевших пацанов погибшего Карася, и назначил смотреть за южным краем рынка.

   Хороводом плыли перед глазами: кабак, баня, девочки, Жорик вручающий Мишке ключи от Бэхи, траурные венки, кладбище, опять кабак... и рефреном - Хванчкара, запихивающий кишки в живот, и серые судорожно дёргающиеся холмики в кровавом месиве на дне окопчика.

   Домой Мишка попал дня через четыре, в полувменяемом состоянии.

   Проспавшись, он отправился на кухню попить воды из-под крана.

   Кухня сверкала чистотой, никаких следов его гневной выходки, а на столе, на видном месте, лежали ключи от входной двери. Это означало: Маргошка серьёзно обиделась, и Мишке предстояло идти просить прощения.

   Маргошка, она такая: мелкая как котёнок, а гордости и упрямства на стадо баранов хватит. Но Мишка прощал ей эту маленькую слабость, он знал: Маргошка так же жаждет примирения, как и он, ну и какая разница, кто первым придёт, он же сильный мужик, в конце-то концов.

   Но конкретно сегодня: после кошмаров, кабака, бани - идти мириться было в лом, и Мишка не пошёл.

   Новые обязанности закрутили и завертели Мишку, как белку в колесе, так и неделя прошла, а он всё ещё оставался в контрах с Маргошкой.

   А потом, непогожим августовским вечером, он встретил Галку.