Все вроде бы шло хорошо, но из-за надвигающегося вечера, и тех неприятностей, что он должен принести, внутри меня зрела жуткая тревога.

Не выдержав, я поинтересовалась у старушки, нет ли по близости дешевых гостиниц. Но, как выяснилось, из-за рождественских праздников, все постоялые дворы были забиты до предела.

И куда мне идти?

Прилавки, постепенно, закрывались. Люди расходились в разные стороны. Площадь начала пустеть. И чем больше, тем сильнее становилось мое отчаяние. А когда бабка Глаша выдала мне заработанные пятьдесят копеек и стащила с себя передник, меня вдруг осенило…

– Глафирия Петровна, а можно я в вашем домике на лавке переночую? Закроете меня здесь, а утром и ждать не придется. Я даже от выручки своей откажусь. Пожалуйста. Мне совсем некуда идти.

– Да кумекала уж об этом, – тяжело вздохнула старушка. – Но не мой это домик. Мифодий Кирилыч, хозяин ярмарки, нам их в наем дает. А по ночам его сторожа ходют тут… проверяют.

– А я тихо как мышка сидеть буду, – чуть не плача, взмолилась я. – А если кто-то войдет, скажу, что сама сюда залезла. Про вас никто плохого не подумает.

После продолжительной паузы, она, наконец, махнула рукой,

– Бог с тобой, оставайся. Шаль тебе свою отдам, чтобы не замерзла совсем. Спрячься только поглубже, а то…

Дослушать ее наставления я не успела. На плечо легла чужая ладонь и слегка потормошила.

– Машка! – раздался за спиной звонкий мальчишечий голос. – А ее везде ищу, а она на ярмарке развлекается.

Резко обернувшись, я уставилась на пухлощекого парнишку лет четырнадцати, у которого из-под черной шапки выглядывали рыжие кудри.

Сотни вопросов промелькнули в голове. От самого простого: кто он? К сложному: откуда знает мое имя?

Пока я удивленно хлопала глазами, Глафирия Петровна выступила вперед.

– А ты кто такой будешь?

– Братишка я ее меньшой, по отцу, – не смутился малец.

– Маша, чего он мне зубы заговаривает? – повернулась она ко мне. – Ты же молвила, нет у тебя родни.

Вот тут передо мной встала дилемма. Откреститься от родственных уз и остаться в холодной избушке метр на метр, откуда среди ночи могу выселить сторожа? Или пойти с этим мальчишкой к той бородавчатой Бабе-яге, отдать ей заработанные за день копейки и лечь спать в пусть и воняющую клопами, но теплую кровать?

– Машка, айда домой, – снова схватил меня за руку «братец». – Там маменька рвет и мечет, жених твой приперся!

Это еще что за новости? Какой такой жених?

Ни предстоящая встреча со злобной мачехой, ни знакомство с неизвестным женихом не смогли повлиять на мое решение, провести ночь в более-менее просторном и отапливаемом помещении. А потому, пообещав Глафирии Петровне, что вернусь завтра утром, я, вместе со своим «братцем» отправилась в путь.

Ноги, после тяжелого рабочего дня, гудели невероятно. А проезжающие мимо экипажи и повозки, так и манили отдать последнее заработанное и прокатиться с ветерком. Но стоило представить, какой скандал последует, явись я без гроша в кармане…

Да ну его, лучше потерплю!

Идущий рядом мальчишка трещал без умолку. Только темы были для меня совсем не интересные. То друг у него ерша с аршин длиной сегодня поймал, то какая-то Мария Ивановна вкусными блинами угостила.

Хотелось перебить и задать уже более насущные вопросы – про него, про мачеху, про непонятного жениха, а самое главное, про Машку, в тело которой я, по всей видимости, вселилась.

Впрочем, о последнем вообще думать не хотелось. Я даже у бабки Глаши зеркало просить не стала. Боялась, погляжу и все – новая паническая атака, инфаркт, остановка сердца… Лучше доберусь до дома, останусь одна и испытаю судьбу.

– … Малую конюшенную перекрыли. Весь город гудит.

– Что? – вернувшись в реальность, переспросила я.

– Говорю, банда «котов» снова объявилась. Княжий дом обнесли. Все цацки поворовали и деньги из сейфу, – выпучив от восторга глаза, вещал парнишка.

– Кажется, что-то такое я сегодня слышала, – нахмурилась я. – Снова объявились?

– Да они уже месяц как в городе делишки промышляют. Раньше через день знать грабили, а потом на неделю затихарились. Думали, в столицу мож свалили. А они снова-здорово.

– А полиция чего?

– А ничего. Шашками только трясти умеют, да за уши таскать, – паренек потер озвученный орган, давая понять, что заключения почерпнуты из личного опыта. – Пусть бы лучше не поймали их никогда. Все равно от этих арастикратов не убудет.

– Аристократов, – машинально поправила его я. – И что это еще за романтизация бандитизма? Тебя мать не учила, что воровать – не хорошо?

Черт, как же его зовут? И ведь не спросишь прямо. Решит, что сошла с ума и матушке своей разболтает.

– Не хорошо, – насупившись, согласился мальчик. – Но коты добрый люд не трогают. Только богатых обносят.

– И отдают все честно награбленное бедным?

Он замялся.

– Нет конечно. Не дураки же.

– Ну и чем они лучше этих богатых? Я-то уж решила, там «робингуды» местного разлива…

– Кто? – паренек от удивления приоткрыл рот.

– Забей, – махнула я рукой. И тут же перевела тему. – Долго еще до дома? Ноги устали.

– Да вот же он, – кивнул паренек на потрепанное двухэтажное здание.

Утром, из-за раздрая, я его разглядывать даже не пыталась. Зато сейчас запоминала каждую деталь.

Выцветший рыжий кирпич когда-то давно был увит густым плющом, от которого сейчас остались только сухие ветки. Ставни на окнах почти везде заколочены. А деревянная дверь, казалось, дунешь – упадет.

Но вошли мы не через нее, а ту, что находилась неподалеку и больше напоминала подвальную.

Малец постучал. Раздался скрип. Высунулась посеревшая рука и схватила его за ухо.

– Ай, мамка! – завизжал он на всю улицу.

– Лешка, охламон этакий! – значит, Алексей. Запомним. – Ты где ходил столько времени? Только за смертью посылать! Нашел?

– Нашел, – продолжал ныть «братец».

Голос Бабы-яги был так сильно пропитан злостью, что я не спешила показываться ей на глаза. Но ее сынок быстро заложил меня, ткнув пальцем.

– Вон она стоит. На ярмарке отыскал.

– Ох и стерва! Мы с Пал Сергеичем ее ждем, а она по ярмаркам скачет!

Не успела я поинтересоваться, что там еще за Пал Сергеич нарисовался, как эта ведьма, выскочив на улицу в своем мешковатом сером платье, схватила меня за локоть – спасибо хоть не за волосы – и потащила внутрь.

Лешка, проводив жалостливым взглядом, быстро испарился где-то в недрах небольшой квартирки. А я, едва переставляя и без того ноющие конечности, влетела в свою комнату и чуть не распласталась на пыльном полу.

– Только не бейте меня, я не с пустыми руками! – выхватив из кармана копейки, принялась ссыпать их на кровать.

В голову тут же полетел ворох одежды, состоящий из юбки, платья – чуть новее того, что было на мне – и штопаных колготок.

– Умывайся, – вполголоса прошипела женщина и кивнула на табурет, поверх которого устроился таз с водой. – Переоденешься и живо на кухню. А вздумаешь задерживаться – не посмотрю на гостя, за лохмы оттаскаю!

Сдунув упавшую на лицо рыжую прядь, она окинула меня полным ненависти взглядом, и выскочила за дверь.

Умываясь резко пахнущим куском коричневого мыла, в отдающей тиной холодной воде, я грустно вздыхала по собственной душевой, и молилась, чтобы под утро кожа не превратилась в наждак.

Впрочем, какая разница? Тут бы понять куда я попала и как из этого всего теперь выбираться. А не переживать по пустякам.

Промокнув лежащей рядом серой тряпкой лицо, я подошла к сундуку. Приоткрыв крышку, посветила лампой и вытащила обнаруженный еще утром деревянный гребень без пары зубчиков. Затем огляделась в поисках зеркала.

Оно нашлось висящим на стене у окна. Небольшое, округлое, со сколотыми краями. Ничем не примечательная вещица, при взгляде на которую меня охватил панический страх.