– Хорошо, я помогу тебе. Можно я вымою твои волосы? Они красивого цвета. Знаешь, они напоминают мне цвет одного сорта меда.

Девочка улыбалась, краснея. В один момент от более широкой улыбки на ее щеках проступили ямочки.

Вытирая ее голову полотенцем, я спросил, сколько ей лет.

Она задумалась.

– Хмм… прошлый день рождения был зимой. Мастер подарил мне расческу и зеркало на ручке. Свечей на пироге было пятнадцать.

Я поперхнулся кровью, брызнувшей из моего носа.

На втором этаже всего одна дверь была заперта на ключ. Я открыл ее, и девочка зашла в комнату, словно не покидала ее ни на минуту. Она подошла к кровати и села на нее, свесив ноги.

Я спросил, не хочет ли она переодеться.

Девочка пожала обнаженными плечами, завернутая в одно лишь полотенце.

– Обычно Мастер решает во что я буду одета.

Я вздохнул и направился к шкафу. В шкафу на вешалках висело множество нарядов, что глаза разбегались. Наверное, здесь несколько больше одежды, чем имеет любая другая девочка ее возраста. Я снял с вешалки платье с алой юбкой.

– Как красный мак, – произнес я, завязывая за ее спиной пояс. Девочка все это время, как только я помог ей залезть внутрь платья, стояла как манекен, не двигаясь.

Когда наши глаза встретились, она улыбнулась.

– Большое спасибо, заместитель Мастера, – она наклонила голову вперед, поклонившись.

Я подумал, что ослышался.

– Выбрось эту дурь из головы, – слабо встряхнув, я поставил ее на место. Девочка перестала выглядеть так, словно потеряла равновесие. – Эй, а как твое имя?

Она улыбнулась, словно обрадовалась тому, что сможет дать ответ на вопрос.

– Ева.

Она протянула мне руку для рукопожатия. Я принял ее жест.

– Ты слишком много знаешь о привычках людей. Ты здесь живешь не так давно?

– Мои родители оставили меня одну. Мастер забрал меня к себе и очень заботится обо мне.

Да уж, забота так и хлещет. Я осмотрел ремни для бандажа на внутренней стороне дверцы шкафа. Подошел к нему и закрыл обе дверцы.

– Ладно, не буду тебе доставлять неудобства.

Она нерешительно, но заметно с плохо сдерживаемым чувством сказала:

– Нет, Вы ни в коем случае не можете приносить Еве неудобств… Это было бы неправильно сознавать со стороны Евы.

– Понятно. Мне нужно закончить еще с парой дел…

Она кивает, отходя к кровати.

– Я не буду доставлять больше Вам проблем. Простите, что отняла Ваше время.

Она смиренно смотрит на меня, наклонив голову вперед, и ждет моего решения. У меня предчувствие, что она ожидает услышать что-то плохое, что расстроит ее. Но вряд ли она бы показала эти чувства.

Я киваю, отходя к двери.

– Ты можешь поспать.

– Большое спасибо, – она не поднимала головы.

Я еще с минуту простоял, глядя на нее, девочка же больше не двигалась, и покинул комнату.

В коридоре горел свет, из ванной выходит теплый воздух и пар. Из комнаты Тадеуша доносится стук от печатной машинки. Вздохнув, ухожу в ванную, поднимаю окно, чтобы проветрить, и осматриваю лужицы воды на полу.

У меня больше нет никакого желания заканчивать уборку. По крайней мере сейчас. Я бы с большим удовольствием лег спать и забыл то, что здесь увидел. Мне неловко, и виной тому поведение Тадеуша. Сейчас я не мог понять, о чем думал, когда решил уступить любопытству и посмотреть, что находится за простыней.

Я спустился в подвал и осмотрел клетку. Решетка не старая, металл в идеальном состоянии. Такое чувство, будто он купил эту клетку специально для нее. И где он только смог достать эту девочку? Я поднял с пола кусочек ткани. Немного подержал в руке и поднялся наверх.

Когда я оказался в гостиной, часы пробили ровно четыре часа дня. Но у меня нет такого чувства, будто день близится к своему концу. Наоборот: скорее я чувствую, что он только начинается.

Нужно зайти к Тадеушу и поговорить с ним. Но, если честно, мне хотелось это отсрочить как можно более на поздний срок. Мне не хотелось выслушивать его объяснения, меня они даже не волнуют. Но у меня выбор не слишком велик.

С тяжелым чувством поднимаюсь наверх и захожу в комнату Тадеуша. Он лежит на своей широкой кровати, на нескольких подушках, и пьет из чашки чай.

– Я слышал, как ты ходил по дому. Чем занимался?

Я нахмурился и подошел к окну, чтобы раздернуть тяжелые, набитые пылью, шторы.

– У тебя не дом, а клоповник. Когда в последний раз ты делал уборку?

– Раньше домом занималась моя жена, – произносит Тадеуш, отпивая чай. – После ее смерти я так и не смог заниматься этим вместо нее.

– Ты повесил эти обязанности на ту девочку?

Тадеуш хрипло смеется.

– Познакомился наконец? Как она тебе?

Я безразлично пожимаю плечами, садясь в кресло напротив кровати.

– Пока что меня интересует ее поведение. Как долго она просидела там?

– Пять дней. Ты ведь забрал ее?

– Ты вообще собирался мне сказать о ней?

Тадеуш улыбнулся, отпивая чай медлительными глотками.

– Я надеялся, что ты заметишь ее раньше. Ну как она?

– Я услышал от нее много нового и интересного о тебе, Тадеуш. Девочка даже ванну принять сама боится. Ты бил ее?

– Нет, ни в коем случае. Я добился ее подчинения добротой и хорошими вещами по отношению к ней.

– Но на улицу ты ее не пускаешь. Я видел сыпь на ее груди и спине. Она же больна, не получая солнечного света.

– Она достаточно здорова для моих нужд. Тебе это вряд ли знакомо.

– Ну еще бы.

Тадеуш искоса взглянул на меня, оставив чашку.

– Как такой как ты может осуждать меня? Я делаю для нее все, что не сделал бы ни один человек во внешнем мире. Я не причиняю ей боли, не отвергаю ее, забочусь и одариваю подарками. Она ведет себя исключительно благодарно и счастлива быть здесь. Это все, о чем она мечтает.

Я усмехнулся.

– С чего ты это можешь знать?

Тадеуш улыбнулся, наливая молоко в чай. Добавил сахар и сделал глоток.

– Я это точно могу знать.

Я ушел от Тадеуша в замешательстве. Мне было трудно думать и сосредоточиться на своем, поэтому я направился к Еве в комнату. Приоткрыв дверь, я увидел, что она лежит под одеялом, а сверху постели лежит ее платье. Она тихо и размеренно дышала во сне. Я прикрыл дверь, чтобы не разбудить ее.

На первом этаже еще не до конца прибрано, но я этим больше не хотел заниматься. Перейдя в кухню, стал искать еду, и подумал, что могу сделать. Выбор пал на завтрак, хоть и время было четверть пятого. Приготовив оладьи и заварив чай, я посмотрел на часы и увидел, что время уже половина шестого.

Поднявшись наверх, я постучал к Еве в комнату и зашел. Ева спала, но мне удалось легко ее разбудить.

– Просыпайся, и пойдем есть.

Удивление нарисовалось на ее сонном лице.

– Что? Вы правда хотите накормить меня? – Она берет себя в руки и смиренно произносит слова благодарности: – Да, большое спасибо.

Она скинула одеяло и стала одеваться. Я решил помочь ей, за что был награжден слабой скромной улыбкой.

– Большое спасибо.

Да, это я уже слышал.

Мы спустились вниз. Ева села, должно быть, за свое привычное место с краю стола. Я принес ей тарелку, и увидев ее, глаза Евы становятся еще больше и удивленнее.

– Это все мне? Мастер никогда не готовил Еве такую еду… Это большая тарелка, Ева сможет наесться и поправить свои силы.

Меня в который раз поразило ее выражение о себе в третьем лице (не всегда, но к месту), а также ее непременное высказывание мнения о своих мыслях. Вряд ли нормальный человек стал бы так говорить, и это заслуга дрессировки Тадеушем.

Ева взяла приборы и стала осторожно и аккуратно есть, очень медленно и даже нервно. Я знал, что хорошим это не кончится. Очередной маленький кусочек еды, который она неловко поднесла к своему рту, оказался тем, что она не смогла проглотить. Она подавилась и стала кашлять, мгновенно покраснев и опустив взгляд. Я видел, как ей стало стыдно за свою «неаккуратность», и принес ей стакан воды.