— Но ведь… Сам же говорил, что у нее нет внутренностей?

— Вся иллюзия работает, как большой резонатор моих мыслей. Так почему бы ей и не говорить? Просто силы тратится немного больше, поэтому разговоры редко используются. Это просто понты.

— Хороши понты, я чуть палубу не уделал. Вот позор бы был на мою седую жопу.

— Пфф… Маг воды в море об уборке дерьма с палубы переживает. Не верю. Лучше ответь мне, что ты там о лечении скуки бубнил?

— Ты о своем протеже не забыл? Ну так пошли в трюм, повеселимся.

Рэйс остался сидеть у борта, а рысь пошла вслед за Карачуном в трюм, где и стоял их груз.

— Эй, ты не подох там случаем? — Карачун постучал по крышке бочки, — Поговорить надо. Ты не думай, я в курсе, что ты сознание не терял, актёр из тебя отстойный. Давай-ка…

Карачун подцепил ножом крышку бочки, аккуратно ее приподнял, и отвел в сторону. В сантиметре от его морды тут же материализовалось огненное копьё, нацеленное прямо в глаз. Сделав вид, что даже не замечает готовое к использованию заклинание, он бросил крышку на пол и внезапно пнул бочку. От мощного пинка, та завалилась на бок, и дракончик кубарем покинул свое временное жилище. От потери концентрации его огненное копьё тут же рассыпалось искрами; у Раса был богатый на нули боевой опыт. И все эти нули стояли впереди одинокой единички.

— Мы в открытом море, гений! А я — маг воды. Короче, будешь выёбываться — вышвырну за борт. Огненный дракон посреди океана — это будет драматично! Понял?

Рас, успевший сесть на задницу, кивнул и перевел взгляд на рысь.

— А что ты так на меня смотришь? На мне узоров нет, и цветы не растут, — рысь легла и немигающим взглядом уставилась на дракона.

— Я тебя помню. Ты была вместе с джинном в подвале, вы вдвоем меня в эту бочку запихивали.

— Было дело. Значит это джинн был? А я-то все думал, что за человек под ногами путается, — оскалилась в улыбке иллюзия.

— А кто же еще? Сначала бутылка старая разбилась, а потом он появился и убил Гава. Страшно стало до усрачки, когда он исчезать и в разных местах появляться стал; я чуть не помер от страха, даже оцепенел.

— А я все голову ломал, чего это ты в бочку не влазишь; лапы торчат во все стороны, хрен согнешь. А это у тебя коматоз был, — рысь захихикала.

— Ничего смешного, — насупился Рас, — Если бы не джинн, я бы тебя поджарил, как…

— Я вообще-то тебя от смерти спас, — перебила его рысь, — мог бы и поблагодарить.

— Не ты, а джинн, — упрямо возразил дракон.

— Может мне его сюда пригласить? И ты ему сможешь изъявить благодарность лично? — вкрадчиво спросила иллюзия, медленно становясь прозрачной.

— Н-не-е н-на-ад-д-о, — промямлил, заикаясь от страха, Рас и начал медленно заваливаться на бок.

— Ты че творишь-то, хрен сутулый? — заорал Карачун на рысь, — Это ж ребенок еще, понимать надо.

— Он же нас сейчас слышит?

— И видит, — подтвердил енот.

Рысь подошла к дракону, и склонившись над его мордой, тихо промурлыкала:

— Поверь мне, я намного страшнее джинна. Так что слушайся дяденьку енота и делай все, что он тебе скажет. Хорошо делай, на совесть. А то будешь делать за страх. А дяденька Карачун хороший, он тебя плохому не научит.

С тихим хлопком иллюзия исчезла, и в трюме остались только, обалдевший от воспитательных методов мага Карачун, и оцепеневший от ужаса дракон.

Дракон оказался довольно замкнутым подростком; он с удовольствием показывал еноту свои магические возможности, но наотрез отказывался участвовать в беседах о своем прошлом. Карачуну с большим трудом удалось вытянуть из него только общие и довольно расплывчатые сведения о его жизни у котолаков Геста.

Из скупых фраз Раса, енот понял, что в банде Канариса все дети были общие.

"Хренасе, Канарис придумал инкубатор", — подумал Карачун, — "Так он же себе армию выращивал. Немудрено, что они обезьян уделали, это же по сути огромная семья."

— Сколько тебе лет, малец? — спросил Карачун Раса, после того как тот выдал неплохую серию огненных заклинаний.

— По раскладам Древа уже пятнадцать общемировых лет.

— То есть ты даже несовершеннолетний. Значит третий ранг тебе целенаправленно преподавали, причем в ускоренном темпе.

Поняв, что сболтнул, что-то не то, дракон с досадой отвернулся от енота.

— Родители твои кто?

— Я же дракон, какие у меня родители? — пожал плечами Рас.

— Да знаю я вашу хрень с потомством. Яйцо в теплом месте бросили и привет. Вырастил кто?

— Воспитывали все кому не лень, — передернулся дракон от неприятных воспоминаний.

Неслышно подошедшая сзади рысь, положила тяжелую лапу ему на плечо и проникновенным голосом спросила:

— А кем тебе приходилась белая сиамка? Та, которую ты сжег в разрушенной комнате. Ее ведь убил кто-то свой, и скорее всего это был ваш начальник охраны.

Испуганный внезапным прикосновением дракон поначалу вздрогнул, а после последних слов рыси вскочил и с надрывом в голосе выкрикнул:

— Ингиль вернется и я все ей расскажу! Она все узнает! Канарис за свою жену Гава в порошок сотрет!

Рас рухнул на палубу, и с шуршанием раскрыв небольшие крылья, закрыл ими голову; он зарыдал в жуткой тоске по хозяйке и бессильной злобе на судьбу, которую он не в силах был изменить.

Карачун и рысь быстро переглянулись и маг, приглашающе мотнув головой, направился в сторону мачты.

— Ты уже понял? — спросил енота Рэйс.

— А чего тут непонятного. Начальник охраны под шумок жену главы убил. Думаю, что Канарис и эта Ингиль никогда больше не вернутся в Гест, захват власти не делается с бухты-барахты. Ее в новом мире наверняка ждали, а его перехватят по дороге в одном из миров-хабов. У котолаков Геста теперь новый босс.

— Теперь Расу ни в коем случае нельзя возвращаться обратно, — рысь тяжело вздохнула, — Тебе и сообщать ему эту новость, Карачун. Ты же у нас добрый дядюшка, мне он просто не поверит.

— Вот, покушайте, господин Ловец, прекрасная рыба! Здесь такую нигде не найдешь, это я из Сарманики, консервированную вез! Только для дорогих гостей! — проревел уже порядком выпивший медведь и склонился над столом, вновь разливая брагу по стаканам.

— Ты консерву хаваешь, — сказал енот, беря свой стакан, — потому, что у тебя кок с утра пьяный в жопу. Так что, не лечи нас про дорогих гостей, ладно?

Медведь как-то резко скис, а енот разом опустошил стакан, и занюхал его подцепленным прямо из банки кусочком восхитительной маринованной рыбы.

— Давай, по-нормальному поговорим. Мы пятый день на борту, смотрим как ты кривляешься, изображая морского дьявола. А что по делу? Корабль — дрянь. Матросы — пьянь. Сивуха твоя, кстати, тоже дерьмо. Так что, либо ты рассказывай, зачем позвал, либо мы пошли обратно по каютам.

Медведь насупился и принялся забивать курительный мох в гильзу от папиросы. Молча и угрюмо, он высыпал на подстеленный лист бумаги комочки просушенного мха, растолок их пальцами и сложив листик принялся аккуратно засыпать его в папиросу, постепенно утрамбовывая когтем. Когда енот уже засобирался уходить, внезапно произнес:

— Да не мой это корабль. Я бы на такой корче в гальюн сходить побрезговал, — он устало отвалился на спинку своего кресла и закурил, уставившись в иллюминатор, — Я тут наемный капитан. Судно принадлежит судовладельческой артели.

— А свой, стало быть, просрал? — нагло поинтересовался Карачун, снова умащиваясь на табурете.

— Не просрал я! — вскинулся медведь и зло засверкал глазами, — Не просрал! Тут… ну в общем такое дело. Мы выходили с острова Капца, что на юге, с грузом в Гест. Выходили накануне штормов. У меня красавица-бригантина, быстрая как ветер. Рассчитали время. Выходило, что до начала штормов у нас неделя-полторы есть. С запасом. А как отплыли, на четвертый день напасть у нас: штурман наш от островных какую-то заразу подцепил. Серьезно так подцепил, лихорадка, шерсть полезла, глаза заплыли. Ну, мы ясно дело его в карантин, да смотрю — не довезем. Плохеет на глазах. На пятый день уже говорить не мог. Пришлось крюк сделать, да в ближайший порт курсом идти. А там, как узнали, что на борту больной, чуть все судно в карантин не поставили. Еле договорился, чтоб штурмана моего шлюпкой с борта сняли. В общем: то да се, потеряли время. За три дня до Геста нас штормом и накрыло. А шторма в южных морях — кто б на голову насрал!!! Волны выше бизани поднимались. Потрепало нас знатно. Как дошли — загадка; наверное, древние боги сберегли. Входили в гавань с таким креном, что я, перегнувшись через борт в море лапы мыл. Поставили мою рыбку на стапеле. В ремонт все деньги за ту ходку пошли.