Смит велел ждать ночи. Зачем? Что он сделает с девчонками?.. Ну, с Фионой-то, допустим, ничего он особого не сделает, тупо нечем. А вот с Яйцериной – запросто может. Наверное. Я так и не успел разобраться в тонкостях половой жизни яиц. Да может, и не надо разбираться – поберегу психику. Права Диана, надо менять сознание. Меньше знаешь – крепче спишь.

Если уж Смит пообещал показать девчонок живьём, то самое страшное, что он может сделать с Фионой – это бухать у неё на глазах, а ей не давать. Страшная китайская пытка, конечно, но фигня, переживёт. А вот если этот хрен с моей невестой что-то сделает?

– Это яйцекраты! – голосил Яйцерик. – Они обезумели! Костя Старательное Яйцо, пойдём, я дам тебе оружие! Мы пойдём на них войной! Мы вернём мою дочь!

Он, очевидно, схватил меня за руку. Во всяком случае, меня что-то совершенно явственно тянуло куда-то в сторону. Я поймал взгляд Дианы. Странный такой взгляд, пытливый.

Я вдруг вспомнил, как она сто раз говорила: «Да нахрена нам эта кошка?!». Как несколько минут назад, сидя на крыше, убеждала изменить сознание, чтобы жениться на Яйцерине, а потом бросить её.

Ну, вот он шанс. Яйцерик от горя тронулся и отрицает очевидное. Всего-то надо взять это его оружие, прорваться к порталу – и сайонара, жестокий мир. Можно даже будет убеждать себя, что Фиону отпустят за ненадобностью, и она будет радостно жить голая на лоне природы, наконец-то обретя счастье.

И ведь, в принципе-то, почему бы и нет…

– Вот что я тебе скажу, Яйцерик… – вздохнул я, патетически скомкав бумажку с запиской.

***

– Ругаться будешь? – осторожно спросил я Диану, когда мы с ней оказались наедине в кухне Яйцерика.

– Нет. – Диана закрыла дверь, подошла к окну и задёрнула занавески. – Сил у меня уже нет ругаться. Как же я с вами мучаюсь…

– Знаешь, почему у верблюда два горба?

– Знаешь, что есть одногорбые верблюды? А в мире K-Y89011/M – трёхгорбые.

– Ой, ну чё ты начинаешь, прямо как Шарль?

Диана повернулась ко мне, уставилась тяжёлым взглядом.

– Костя, мне уже по самые гланды задолбалось сидеть в этой глуши, стирать вручную бельё каждый день, мыться в холодной реке…

– Стоп-стоп-стоп, – оборвал я её, подняв руку. – С этого места поподробнее. Когда ты мыться ходишь? Почему я не вижу? А я бы согрел!

Диана вздохнула, подошла ко мне и тюкнула смартфоном по голове.

– Чтоб такую девушку, как я, согреть, нужно хребет нормальный. А не так, чтобы через каждые полчаса «ой, мама, мне больно, давай просто полежим».

– Угу, как с Амадеем – так и просто полежать норм, а как Костя – так впрягайся и паши четыре часа без перекуров, а то брошу, – обиделся я.

– Ну и где теперь этот Амадей? – резонно спросила Диана.

Хм, ну да… Амадея-то Шарль-Переродившийся пристрелил, и Диану этот момент не особо парил. А ведь есть же ещё где-то этот Шарль… Переродился опять в каком-нибудь мире с быстрым временем, восстановил память, прокачался и строит жуткие козни.

Но эти свои тревоги я предпочёл не высказывать. Потому что ситуация-то действительно аховая – каждый час на счету. А мы, вместо того, чтобы прорываться к порталу, разрабатываем спецоперацию по спасению яйца и кошки.

– Ладно, слушай сюда, – поморщилась Диана. – Я тут тоже не просто так загорала. Я изучала местную фауну. Яйца нас очень плохо различают. Помнишь, Яйцерина поначалу приняла тебя за Фиону? Мы для них все на одно лицо. Собственно, они даже лица-то не воспринимают. Они видят в нас яйца. И друг в друге они видят яйца. Каким-то особым зрением. Подозреваю, что наши глаза тут и половины не фиксируют, что очевидно для местных. Мир глючный, но не на коленке сделанный.

– Так, – кивнул я.

– Раздевайся.

– С этого и надо было начинать! Дёрни молнию сзади. Не, погоди, сначала я тебя раздену, мне так больше нравится.

Я ещё раз получил смартфоном по голове.

– Костя, ты тупой?.. Вместо тебя в тот подвал пойду я!

Я два раза моргнул, как дебил.

– Не понял… А что ты там делать будешь?

– Как, что? Перебью яйца и выйду!

Бывает, озвучит кто идиотский план – и ты такой: «Да! Да здравствует! В атаку!». А бывает, вроде и дельные вещи говорят, а ты: «Да ну нафиг! Бред!». Вот и сейчас.

– Спятила? – Я отшатнулся. – А если тебя раскроют? Нет, без «если». Тебя раскроют!

– Да? – Диана сложила руки на груди. – И как?

– Не знаю… Голос. Характер. Я, например, как зайду – сразу перестебу всех так, что они меня убить захотят, хоть и не поймут нихрена. А ты так не сумеешь, ты только нахамить можешь. Яйцерина в меня влюблённая, она сразу смекнёт, что ты – не я. Крикнет чего-нибудь – и привет. Да и Фиона, знаешь, при всём моём к ней уважении, не Эйнштейн ни разу. Завопит: «Диана, спаси меня!». И потом – ты ж яйца не различаешь! А если убьёшь случайно Яйцерину? Тут-то нам Яйцерик благодарность и объявит. С занесением.

– Твою мать! – выругалась Диана. – Нет, тебя точно надо отсюда скорее вытаскивать. Яйца меняют твой мозг!

– Сама хотела, чтобы я мышление изменил! Ладно, всё, твой план – говно, отбой. Раздевайся, думать будем.

– Хрена там думать, – отмахнулась Диана. – На лучше, сунь себе куда-нибудь.

Она протянула мне здоровенный пистолет, из которого, кстати, и грохнули в своё время печально известного Амадея.

– Там осталось два заряда. Любое яйцо разорвёт в клочья, а заодно поджарит. Хоть с костром не будем мучиться.

Зарядов в пистолете изначально было гораздо больше, но я активно отстреливался от голема, пока Диана не сказала мне перестать заниматься фигнёй и лучше бежать. И, кстати, да, яйца от выстрелов взрывались так, что любо-дорого посмотреть.

– А он не разрушается? – спросил я, вертя пистолет в руке.

– Нет. Он ведь не из Амадеевского мира.

Я попытался чисто автоматическим движением сунуть пистолет за пояс. Хрен там, пояса-то не было. И застёгивался комбинезон – сзади. Просить Смита Гладкое Яйцо подождать, пока я, матерясь и извиваясь, не достану оружие – это уже клиника. Смит, конечно, придурок, но не до такой же степени.

Диана тоже озадачилась. Взяла со стола нож, нерешительно предложила:

– Давай прорезь сделаем?

– Давай, – обрадовался я и натянул ткань комбинезона на боку. – Вот ту…

Ткань легко треснула и разошлась сама по себе. Я едва руки убрать успел, а то вообще дырень на всё пузо бы получилась.

– Что за хрень? – удивился я. – Вроде ж плотная была…

Тихонько заныли болты в спине, но я на это даже внимания не обратил, потому что взгляд упал на платье Дианы. Левая бретелька чуть ли не под моим взглядом стремительно истончилась и лопнула. Диана подхватила платье раньше, чем оно успело показать что-либо интересное.

– А, ну да, логично, – сказал я.

Диана как-то нехорошо побледнела.

– Вопрос жизни и смерти, – сказал я, глядя ей в глаза. – А вот то самое бельё, которое ты каждый день стираешь, оно из Амадеевского мира? Или Альянсовское, казённое? Я просто так спрашиваю, ты не подумай.

Нож как-то внезапно оказался у моего горла.

– Коссссстя, – прошипела Диана, будто змея. – Слушай меня внимательно. Быстро спасаешь своё ненаглядное яйцо, берём оружие и валим из этого грёбаного маразма!

– Да не расстраивайся так, я тебя и без одежды любить буду…

– Костя! – взвизгнула Диана.

– Занавески есть, на крайняк…

Диана, молча зарычав, замахнулась на меня ножом.

– Ладно-ладно, всё, понял. Бегу совершать подвиг. Щас только пушку куда-нибудь примастырю…

Я вышел из дома и на глазах сотен яиц героической походкой направился к знакомому с ночи сараю. Идти героической походкой было трудно, мешало осознание того, что комбинезон в любой момент может лопнуть в неожиданном месте, а то и вовсе исчезнуть. Плюс, под большим сомнением спина.

Про себя я загадал, что если приступ начнётся, то сразу упаду на четвереньки, достану ствол и буду палить. И хрен с ними, с мирными переговорами, жизнь дороже. Самому попадать в яйцеплен как-то не хотелось. Убьют ещё, а я даже Диану голой не видел, не говоря уже про потрогать.