Они похожи, пусть даже Макс отчаянно пытается не допускать этой схожести, будто отец ему тоже чем-то противен, будто он тоже его чем-то обидел.

— Готово! — на стол передо мной приземляется тарелка с аккуратно выложенными спагетти, политыми грибным соусом, и кусочком вырезки.

Выглядит потрясающе.

— Ты первый мужчина в нашей семье, который умеет готовить, — говорю совершенно серьезно, забираясь на высокий барный стул.

Макс устраивается напротив.

— Правда что ли? — вскидывая бровь, удивленно произносит он, беря в руки столовый нож и вилку. — А я думал, дед, как и все грузины, должен в этом разбираться.

Отрезаю кусочек мяса и, только тщательно прожевав, отвечаю:

— Дед только шашлык умеет, а все остальное всегда готовила бабушка. Тебя мама учит?

— Да, нас с Софией мама частенько напрягает этим делом, — с мягкой улыбкой произносит Макс, наматывая спагетти на вилку. — Говорит, что делает огромное одолжение моей будущей жене.

— Это так, — киваю, представляя себе картинку, где племянник годиков через пять-шесть на кухне с невестой готовит еду, пританцовывая под Чака Берри.

Молодые и счастливые. Влюбленные. Взаимно влюбленные друг в друга.

— А ты почему не готовишь? — спрашивает Макс, поглядывая на меня с интересом. — Не обязательно же уметь. Можно начать с чего-то простого, посмотреть в интернете видео, например, попробовать повторить.

— С моим графиком это не так-то просто. Тебе, кстати, завтра когда в университет?

— Та я не пойду! — легкомысленно отмахивается он, кладя в рот последний кусочек мяса.

— Что значит не пойдешь? А как же разговоры о том, что всего добьешься самостоятельно? Разве учеба не входит в твои планы?

Очень хочется закурить, но дома я себе такого не позволяю, а выходить на улицу…

— Мудрость не в том, чтобы ходить на все пары, а в том, чтобы знать, на какие ходить, а на какие нет, — глубокомысленно заявляет Макс, убирая тарелки в посудомойку. — А тебе на работу к часу, да? Я отвезу.

Он не дает мне ничего сказать, идет в коридор, а возвращается с вытащенной из рюкзака не распакованной зубной щеткой.

— Все предусмотрел, да? — спрашиваю почти спокойно, умело скрывая нервные нотки в голосе, наблюдая, как Макс прокалывает ногтем картонную упаковку, доставая красную зубную щетку. — У меня ощущение, что ты ко мне все-таки на неделю…

— Навсегда, — улыбается племянник и, подмигнув, уходит в ванную, а я, не давая себе возможность вновь ускользнуть в подозрения, иду перестилать кровать.

Выдаю ему отдельное одеяло, планируя разграничить пространство хотя бы таким незамысловатым способом, потому что спать под одним одеялом на одной кровати, рискуя соприкоснуться во сне телами, слишком… Просто слишком.

— У тебя прохладно! — жалуется Макс, падая лицом в подушку. — Но очень уютно. Такой себе скандинавский минимализм.

— Ага, мне тоже нравится эта квартира, — бормочу неопределенно и ухожу в ванную.

Взгляд притягивает вторая зубная щетка в стаканчике рядом с моей. Очень… непривычно.

Когда я возвращаюсь в комнату, Макс уже, кажется, спит, закутавшись в одеяло с головой, и я стараюсь не шуметь, только шепчу «спокойной ночи» и, не получив ответа, гашу свет.

***

Мы спим до обеда не просыпаясь, и я бы соврал, если бы сказал, что это не была лучшая ночь в моей жизни. Открыв глаза, увидеть не пустую белую студию, а сонное расслабленное лицо Макса, который, едва ли почувствовав мои шевеления, на секундочку лениво приоткрывает один глаз и улыбается, уютно кутаясь в одеяло… Непривычно.

Он напоминает мне большого ленивого кота, что свернулся клубочком, уткнулся носом в подушку и растягивает блаженные минуты пробуждения, когда никуда не нужно спешить.

— Как спалось? — сонно бормочет Макс, убирая кудрявую прядь с лица. Хмурит брови, когда она снова падает и щекочет щеки…

Мне хочется протянуть руку и заправить его волосы за ухо, но я не позволяю себе этого, продолжая рассматривать, пользуясь моментом, пока он еще не открыл глаза.

— Я во сне не разговаривал? — спрашиваю осторожно, потому что действительно понятия не имею, что я мог сболтнуть в бессозналке.

— Не знаю, я когда ночью вставал в туалет, то ты спал, как котенок, а вообще, если и разговаривал, то я не слышал, — отвечает он, переворачиваясь на спину и сонно протирая глаза. — У тебя шикарный ортопедический матрас. Я готов убить за еще одну ночь на нем.

Звучит как-то совсем не смешно, а очень даже пугающе, и я никак это не комментирую, предпочитая промолчать и не провоцировать Макса на дальнейшие размышления о матрасах и кроватях.

— Надо вставать, — наконец-то произносит он, приподнимаясь на локтях и жмурясь на солнце. — Уже почти одиннадцать.

— И что? Мне на работу к часу, — натягиваю одеяло до подбородка, украдкой поглядывая на потягивающегося племянника. Футболка задралась, оголяя живот, под тканью отчетливо вырисовываются мышцы груди…

Сколько же он времени проводит в зале?..

— Да, к часу, но я еще хочу позавтракать и выпить кофе! — безапелляционно заявляет Макс, поворачиваясь ко мне лицом.

Молчу какое-то время, пытаясь найти аргументы, чтобы убедить его еще немного поваляться в кровати, но не нахожу, а потому глухо шепчу:

— Пить кофе вредно.

— Курить тоже вредно! — убежденно парирует он, обеими руками зачесывая назад свои всклокоченные темно-каштановые волосы, отливающие на солнце медовым золотом.

— Хочешь сказать, что ты не куришь? — насмешливо приподнимаю бровь, но Макс только беззаботно пожимает плечами.

— Иногда, когда в компании. Но своей пачки у меня нет.

Это не оправдание.

— Бросай.

Макс ехидно ухмыляется и вдруг так резко подается вперед, что я вынужден отшатнуться и сильнее закутаться в одеяло, отгораживаясь от него.

— Брошу, только если ты тоже бросишь!

Мне не нравится такой расклад.

— Я курю с пятнадцати лет и мне гораздо сложнее, знаешь ли…

— Да пофиг, насколько это сложно! — шепчет Макс, отбирая у меня одеяло. — Только если ты бросишь, а иначе…

— Эй! — уже откровенно злюсь на него, пытаясь вырвать из крепких рук одеяло, но он не отпускает. Лицо становится серьезным, под стать его намерений… — Ну хватит, Макс, я не смогу!

— Не сможешь удержаться от того, чтобы купить пачку, вытащить сигарету, щелкнуть зажигалкой и вдохнуть дым? — ядовито интересуется он, вставая с кровати и едва ли не стаскивая меня за собой.

Спать уже не хочется.

— Зависимость — это не так просто, — сухо замечаю я, отпуская одеяло и направляясь в ванную комнату. — И не смей угрожать мне! Я ни разу не шантажировал тебя, что, например, расскажу о чем-то отцу!

Макс мгновенно тушуется и совсем смущенно бормочет:

— Да, прости. Глупость сказал.

Ничего не отвечаю, закрывая за собой дверь, и понимаю вдруг, что я тоже поступаю неправильно, демонстрируя обиду, но не обижаясь. Это манипуляция, а я никогда не хотел быть манипулятором.

В конце-то концов, Макс ничего плохого не предложил, даже наоборот…

В процессе обычных утренних процедур я все думаю и думаю об этом, пытаясь подобрать слова, извиниться, но, когда выхожу, решив действовать по ситуации, застаю племянника за плитой, взбивающего что-то вилкой в кастрюльке, видимо, ввиду отсутствия венчика или миксера.

— Я решил приготовить омлет, ты не против? — интересуется, мельком оглядываясь, а я уже и не помню, что вообще хотел сказать. Он не выглядит обиженным или расстроенным, скорее наоборот, улыбается, оглушительно тарабаня вилкой.

На столе уже чашка свежезаваренного кофе, и я разбавляю его оставшимися сливками, добавляю пару ложек сахара.

Макс тоже в процессе готовки пьет кофе, черный и наверняка крепкий. Такой любит Владлен…

Хотя к чему вообще сейчас вспоминать его? Владлен… Господи, что, на нем свет клином сошелся? Почему все мысли сводятся к нему?

Если бы я мог, вычеркнул бы его из своей жизни! Но это я сейчас такой умный, когда слова психотерапевта наконец-то начали казаться мне правильными и справедливыми. Она всегда говорила: уважай свои интересы, не считай себя эгоистичным или самовлюбленным, когда думаешь вдруг о том, что с тобой поступают неправильно. Если с тобой обращаются грубо — то это у них комплексы, у них проблемы с головой, у них недостаток воспитания, а не у тебя.