========== . ==========

Mummy don’t know

daddy’s getting hot

At the body shop

Doin’ somethin’ unholy…

— Папа, а я в школе получила пятерку по контрольной!

— Правда, солнышко? По математике или по английскому?..

В голове — пустота, в серце — пустота.

На лице ноль эмоций, стандартные ответы и вопросы, вызубренный на зубок диалог с дочерью, все по сценарию.

Дима хороший отец. С семи и до восьми утра, а так же с шести до девяти вечера он примерный семьянин, который отводит дочку в школу и забирает с продленки. По дороге заезжает с ней в магазин, катает в тележке и позволяет брать все вкусняшки, которые ее непокорная детская душа желает.

Он действительно хороший отец. Без шуток. Он позволяет ей красить себе ногти, разрисовывать фломастерами татуировки на руках и даже играет с ней в детские настольные игры.

У него вся неделя расписана, ведь он еще и хороший муж. Жена — твой партнер, а не мама. Потому вечером Дима не позволяет себе плюхнуться на диван и уткнуться в телевизор. Его ждет стирка, готовка или уборка. Каждый раз что-то новое, смотря как они разделят с женой домашние дела.

Еще Дима хороший сын. Если мать с отцом позвонят и попросят помощи, он, конечно же, приедет. Ведь у него есть совесть, и он благодарен родителям за все, что они делали для него.

Конечно же, Дима хороший начальник. На работе полный порядок и с бухгалтерией, и с документами, и с кредитами. Платится в срок, никаких задержек с поставками.

Дима вообще с какой стороны не посмотри, хороший. Отец, муж, сын, начальник…

Он хороший почти всю неделю. Он честно старается быть хорошим.

— …а Маша говорит, что ну… это, они вообще не понимают ничего. Ведь правда, пап?

— Конечно, солнышко.

— И у них ничего не получилось бы без моей помощи. Так Маша говорит. Правда?..

— Правда.

Дима кивает на каждое ее слово, как болванчик, продолжая сосредоточенно вести машину. Замечает боковым зрением взгляд сидящей на пассажирском сидении супруги. Ей никогда его игра не нравилась, но она не знает, что сказать. Предъявить, что он не занимается ребенком, не получится. Что не помогает по дому — тоже. Зарплатная карточка у них одна на двоих. Не бьет, не оскорбляет.

Положительный, как заряд протона.

Инертный, как гелий.

Он собирается перестраиваться в правый ряд, смотрит в боковое зеркало и замечает, как жена быстро набирает кому-то текстовое сообщение. Читать — не читает, но обращает внимание на обилие сердечек, которыми заканчивается почти каждая реплика.

Мстит, не иначе. А может, просто несчастлива с ним.

Он по этому поводу не чувствует ничего, сворачивает направо и медленно въезжает в родной двор.

Дима ощущает себя натянутой струной, звенящей от напряжения. Уже четверг. Завтра… завтра долгожданная пятница.

Сердце забилось учащенно, по венам разнося отравленное предвкушение смертного греха.

Награда.

Он всю неделю был хорошим мальчиком, завтра он позволит себе быть плохим.

***

— Приятно снова видеть вас в «Бурлеске», — мягко улыбается Сильвия, присаживаясь рядом на высокий барный стул.

— Я рад, что ты вернулась к работе, — отзывается он, стараясь не слишком пялиться на тщательно скрытые тоналкой синяки на красивом лице.

На самом деле для непосвященных эти синяки незаметны. Все внимание перетягивают искусно накрашенные глаза с огромными накладными ресницами. Сегодня макияж вообще дикий: синие блестки до самых бровей, двойные стрелки…

Сильвия ему не отвечает, только кивает и смущенно улыбается. Это на сцене она королева, травести дива, покоряющая сердца, а в живом общении невероятно приятная и милая девушка. Пусть даже и с членом.

Дима скользит взглядом по ее обтягивающему широкие плечи платью, замечает, выглядывающие из-под рукава эластичные бинты.

Говорили, что Сильвию избили на улице, сломали руку и подпортили лицо. Он точно не знает, нашли ли преступников, хотя подозревает, что она даже не заявляла.

Скрипнув зубами, Дима опрокидывает в себя обжигающий горло виски и поворачивается в сторону танцпола. Толпа купается в сполохах красно-зеленых огней. Яркие, свободные, ненасытные люди…

Улыбнувшись, мужчина расслабленно откидывается чуть назад, облокачиваясь о барную стойку.

Басы рвут барабанные перепонки, отдаются вибрацией в грудине и вгоняют в медитативное состояние транса.

Он даже позволяет себе на секунду прикрыть глаза, не глядя расстегивая верхнюю пуговицу рубашки и приспуская галстук, а когда вновь поднимает веки, замечает, как в его сторону уже направляется Алиса. Хмельное внимание приковуют покачивающиеся бедра, обтянутые кожаными шортиками, а потом взгляд невольно скользит ниже, по стройным ножкам в чулках и лакированным сапогам на высокой шпильке.

После скользит выше тем же маршрутом, к черному корсету, обнажающему грудь. Абсолютно плоскую грудь, перетянутую ремнями портупеи.

Блики светомузыки играют на пирсинге в сосках, на металлических заклепках и застежках, отражаются в глазах.

Да, наконец-то долгожданный зрительный контакт!

Манящие карие глаза сияют в прорезях плотной кожаной маски-балаклаве, обезоруживающая улыбка на порочных губах возбуждает желание притянуть к себе за корсет эту дерзкую лисицу и вцепиться поцелуем…

— Ты пришел, — ласково и облегченно выдыхает Алиса, проведя наманикюренным пальчиком по его бедру.

И без того крепко стоящий, но пережатый брюками член, дергается, и Дима думает, что сейчас позорно кончит себе в штаны.

Сидящая рядом Сильвия тихо хмыкает и поспешно удаляется, а Алиса с какой-то невероятной, поистине женской грацией, покачиваясь на высоченных каблуках, подходит к ее месту и ловко взбирается на барный стул, садится прямо, закинув ногу на ноги.

— Ты каждый раз так удивляешься, когда я прихожу, — тянет Дима, глядя в прекрасные глаза, в которых уже плещется и через край переливается возбуждение. — Не беспокойся, сладкий, две пятницы в месяц я стандартно твой.

Алиса как обычно не реагирует на то, что Дима по-прежнему обращаетя к ней в мужской роде, в отличие от других «девочек», которые за подобное могут глаза выцарапать, доказывая свою неоспоримую принадлежность к прекрасной половине человечества.

Но Диме нравится осознавать, что Лис — парень, но при этом парень совершенно невероятный, хотя бы потому, что в таких узких шортика, которые ему там все наверняка невыносимо натирают, умудряется еще и сидеть, очень ровно выпрямив спину, расправив плечи. Красиво, но неудобно!

— Выпьешь чего-нибудь? — хриплым от возбуждения голосом спрашивает он, подзывая бармена.

— Тебя. До дна, — ухмыляется Лис. — Но пока что только ром.

И действительно, когда через десять минут в отдельном номере он перекидывает через Диму ногу, затянутую полупрозрачной тканью черного чулка, и седлает сверху, так, что возбужденный, горячий мужской член ложится между его ягодиц, Дима чувствует, что из него выжали остатки адекватности.

Между ними несколько слоев ткани, почти десять лет разницы в возрасте и с десяток встреч, наполненных нетеатральными вздохами, криками и стонами, но мужчине кажется, что они уже давно единое целое.

— Хочу тебя, — шепчет Лис, хватая его за галстук и притягивая ближе к себе.

Дима кладет руки на его задницу, сжимая ягодицы через плотную ткань кожаных шортиков. Опускает ниже, проводит пальцами по черному кружеву чулок, возвращается вверх, к пуговице на шортах Лиса и получает по рукам. Больно, без жалости, и Дима рычит, вскидывая вверх бедра, имитирую грубое проникновение, так что парня подкидывает вверх. Хочется. Чертовски хочется.

Смотрит в блестящие омуты глаз, вздрагивает от желания, которое в них искрит оголенными проводами.

— Не так быстро, — шепчет мальчик, наклоняясь ниже и не давая опомниться обжигая губы поцелуем. Его юркие пальчики сами расстегивают пуговицы на шортиках, тянут змейку вниз, но в такой позе снять одежду невозможно, а отрываться от сладких губ — дело безбожное.