− Ну что, птичка-синичка? Отлеталась? Всё?

     − Я, я не... я...

Все происходило очень быстро, с начала нападения не прошло и минуты. А с дуновения в свисток и трех секунд. Но мир изменился. Как в былине, легенде, "Властелине колец". И этот опытный, безжалостный человек с холодным лицом тоже почувствовал это, когда ствол пистолета был уже у виска Анны. Прочитал по её глазам, какой-то насмешке, что вдруг возникла на кровоточащих губах. А так же по общей нарастающей освещенности и мелодичному шелесту.

Бандит резво обернулся. Сейчас очевидцев невероятного было трое - капитан полиции и двое напавших. Еще один, такой же − во всем темном, под капюшоном, как оказалось, находился рядом с автоматом в руках. Бандиты напряглись, закричали, заклацали затворами, отвлеклись от Анны. Изменения в мире проходили как раз напротив них, в полусотне шагов на высоте три человеческих роста. Бледно-желтый, с колесо, объект с плавающим контуром, невесть откуда взявшийся, быстро увеличивался в размерах, набирал в центре свет и цвет − топленого масла. Это действо в гуще крон было сродни вторжению или соитию. Когда один мир прорывался в другой, полный решимости что-то выплеснуть или выжечь своим неистовым, неукротимым напором. Еще миг и выпуклая, такая яркая перемычка в центре объекта, растворилась, образовав огромный раструб. И из этого золотистого раструба представители Того мира уверенно шагнули Сюда. Анна чувствовала, верила, нет − знала, что последнее событие − пугающее, имеет прямую связь со свистком. А значит, и словами папы пять лет назад, в ее первый отпуск "прошу, просто носи, тебе теперь нужнее будет. В тяжелый час воспользуйся, поможет, очень рассчитываю на это − мы же одна кровь. Свисток − память о погибшем друге, как и я кинологе-сапере, Афгане. Мы раз чудом выжили, ну и после побратались, поклялись".

<p>

 </p>

     Конечно, она не боялась спрыгивающих откуда-то с Небес псов. И человека, что шел за ними следом к краю раструба, а потом присел на границе миров, свесив ноги: "Фас, Ройс, взять их!" Голос, молодой, сильный, казалось, наполнил лес. Впрочем, возможно он звучал лишь у Ани в голове. "Фас! Фас!", − вторила она, приподнявшись на локтях. Псы мягко пружинили при встрече с землей, молча, прыжками неслись вперед, сюда. Их встретили огнем, но куда там, спасенья не было. Два клубка завертелись на поляне, за деревом видимо тоже происходило подобное. Аня прикрыла глаза, и только отовсюду слышала это − шум борьбы, рычание, хруст, крики, предсмертный хрип. Вскоре схватка закончилась, настала тишина, казалось, даже цикады попритихли. Она приоткрыла глаза − бандиты неподвижно лежали в стороне. Собаки же бросились в лес, и там, вдали, сцепились еще с кем-то. Вскоре вернулись, окружили Аню, легли, внимательно рассматривая её.

     − Анька, как ты? − как к младшей сестренке обратился к напарнице Аветис, выглянул из-за ствола, − я видимо убил одного, или не я... Там их тоже двое. Лежат, − простонал, − руку, наверное, сломал. Второй сначала не вмешивался. Люди и потом звери, что это было?

Вид у лейтенанта был страшный. Голый по пояс, брюк не узнать, весь в грязи, крови, обрывках листвы и колючках. "Все-таки воин − бился, да и первый вопрос о даме". Аня кивнула, тронула пальцем прокушенную губу:

    − Нормально, спасибо! Много лучше, чем этим разбойничкам. Давай, подползай, тут полено, мох, удобно, − набрала воздуха, закашлялась, − Джа-фа-ар!

  Через какое-то время нарисовался силуэт старшего. Он двигался неуверенно, впереди трусила собака. Приблизился, заметил остальных:

     − С дерева что-то свалилось, и по голове... Боюсь, сотрясение. В четверг в отпуск, вот как обвинительное печатать? Хотел завтра материал сдать! − он плюхнулся в папоротник у дуба на той стороне "сцены". А вы чего расселись? Кто-то еще приехал, откуда овчарка? Она меня подобрала, вылизала, сюда привела, умница такая.

Похоже, только сейчас помимо своих людей, он узрел еще и присутствие "Ворот", их чудную иллюминацию. А также тела, чужое оружие и вещи − рюкзак, топор, тряпье, вытоптанные кусты иглицы и папоротник.

    − Дела! А я что-то совсем выпал. Телефон разбит, фонарь тоже, хорошо хоть пистолет и удостоверение на месте. Который час? Степа наш где?

    − Было нападение, шеф. Но всё уже закончилось, − выдохнула Аня, − практически. Благодаря... сами видите.

Две овчарки и доберман продолжали тихо лежать, лишь шевеля ушами. Четвертая, что привела Джафара, легла у его ног. Совершенно обычные, может только глаза... Анне показалось в них что-то неуловимо иное, какое-то янтарное свечение. Собаки не выглядели уставшими, как это бывает после нагрузки, дышали ровно, спокойно. Доберман приподнялся, подошел ближе, лизнул длинно в шею и лицо. Аня сморщилась: "Интересно, а дыхание чистое. И следов схватки − крови на морде не видно". Девушка ответно провела рукой по ушам, шее собаки, нащупала ошейник. Пальцы наткнулись на металл и ребристую поверхность. Дотянулась до фонаря у ног, подсветила − старый ошейник, обожженный, надорванный с тусклой бляшкой. На ней номер и кличка: "Майка". Аня обняла собаку, притянула к себе: "Майка, Маечка".

Доберман тихонько взвизгнул, шумно задышал, ткнулся мордой в грудь. Миг, и он уже на ногах, в стойке, смотрит куда-то в сторону. К ним скрытно приближались. Но гость все равно был издалека услышан, и опознан как "свой". Степан ступил на поляну. Осмотрелся, сделал какие-то свои выводы, подошел к Джафару, громко, чтобы для всех, доложился:

    − Услышал стрельбу, перебежал в лес, чуть покараулил выходы и дорогу − никого! Связался с базой по мобильнику. Подмога уже несется, и Скорая. Сказал, чтобы минимум две прислали. УАЗ подогнал вплотную к лесу, включил мигалку - будет светлее назад возвращаться, и с дороги нас теперь хорошо видно. И сразу сюда, на свет.

Человек в золотистом, световом "раструбе" встал, хлопнул в ладоши:

     − Ройс, девочки, ко мне!

Голова еще немного кружилась, но Аня нашла в себе силы встать, отряхнулась, выпрямилась. "А полной грудью вдохнуть-то тяжело, сапожищем приложил гад". Следуя ее примеру, поднялся и Аветис.

    − Спасибо, Женя, дядя Женя!

    − Спасибо, отец! − всхлипнул опер.

По чумазому, обострившемуся, лицу Аветиса текли слезы. Брюки уже не составлявшие единого целого, приходилось придерживать, и ему это давалось через боль. Лейтенант выложился полностью, и сейчас был выжат физически и эмоционально.