Затем девушка-Кводлинг спела что-то на куаати - какой-то сельский мотив; Лестару пришлось напрячься, чтобы услышать ее и перевести. Он догадался, что она поет: "Никто не может петь, если не помнит". Трио животных попыталось добиться большого гармонического финиша, но это было им не по силам, и момент был упущен.

  "Ты можешь заставить животных петь", - сказал он. "Ты просто чудо".

  "Я умею играть на замечательном инструменте", - поправила она его. "Чтобы вырастить песню, вы должны посадить ноту".

  НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ он отправился за хворостом. Силы понемногу возвращались, и он взобрался на другой подъем, более высокий, чем прежде. Вдалеке он увидел размытую линию макушек деревьев разного оттенка коричневого. В том направлении простирался охейрский лес, а в другом, когда он повернулся, чтобы посмотреть, виднелись Келлы.

  Он собрал то, что мог спокойно нести, еще не восстановив полностью силы, и отложил то, что нужно было сказать, на день или два. Но прежде чем он успел поднять этот вопрос, Кандела подоспела первой.

  Она сказала: "Прошел месяц с тех пор, как мы покинули монастырьи, а ты упал с неба, возможно, за две недели до этого. Я ухаживала за тобой, как могла, и предполагала, что мы перезимуем здесь вместе. Но это ложное предположение? Вы должны дать мне знать. Я должна решить, хочу ли я попытаться остаться здесь одна на всю зиму или вернуться в монастырь".

  "Почему я должен уехать?" - спросил он, ища причину.

  Она попыталась разрядить обстановку. "Чтобы вырастить мужчину, нужно не только посадить ребенка, но и собрать урожай", - сказала она. "Ты еще не закончил. Правда?" Когда он не ответил, она добавила: "Вы спрашиваете, почему вы уходите. Но я спрашиваю, почему ты остался?".

  "Я так много тебе должен".

  "Ты мне ничего не должен". Она выглядела так, как будто говорила серьезно, не казалась ни боевой, ни собственнической. "Я выполнила работу, которую поручила мне Верховная Монтия, вот и все. Хотя, возможно, эвакуировав тебя из той крепости и доставив сюда, я превысила свои полномочия и подвергла тебя еще большей опасности."

  "Я не могу быть в опасности здесь. Послушай, как же так? Неужели эти самые листья вяза собираются окутать меня магией и задушить?"

  "Что-то напало на тебя шесть недель назад, и не просто так", - напомнила она ему.

  "У меня была летающая метла. Из всех вещей. Больше никаких причин".

  "У тебя тоже была способность летать на ней".

  "Любой муравей способен забраться на борт орла".

  Она засомневалась, но спорить не стала. "Ты куда-то собирался. Ты, конечно, уже помнишь?"

  "Конференция. Конференция птиц у западного входа на перевал Кумбриция.

  Хотя я не знаю точно, когда она официально открылась и как долго продлится. Возможно, она уже закончилась".

  Она села. "Если я правильно поняла то, что узнала в монастыре, мы не так уж далеко от западного края Келлс".

  "Нет. Думаю, несколько часов на метле. Несколько дней, может быть, пешком".

  "А вот и осел".

  "Две недели на поющем осле. Он кажется очень ленивым".

  "Ты еще слаб. Ты должен ездить верхом.

  "Ты выталкиваешь меня из гнезда?" В каком-то смысле он испытал облегчение: кто-то принимал решение за него. Или, возможно, она хотела услышать из его уст, что он не бросит ее, он не будет рассматривать это.

  Ее мысли были дальше этого. "Я не знаю, хочешь ли ты остаться со мной на день, или дольше, или вообще", - призналась она. "Но ты должен выбрать то, чего ты хочешь, а не просто поддаваться этому. Я похитила тебя, в некотором роде. Я не буду вас задерживать".

  "Я дам себе разрешение остаться здесь".

  "Сначала ты утолишь свое любопытство", - сказала она ему. "На самом деле ты не знаешь, почему на тебя напали. Вы не знаете, почему на вас напали. Ты не знаешь, для чего была Конференция, и что может означать для Птиц то, что ты не прибыл. Ты должен выяснить это, прежде чем принимать какие-либо другие решения".

  "Я уже не настолько бескорыстен. Всякий раз, когда я пытаюсь, я терплю неудачу. Я рано научился терпеть неудачу и освоил ее".

  "Тогда будь эгоистом. Спроси этих Птиц, не видели ли они твоего друга. Эту Нор". Он с трудом мог поверить в ее щедрость. Он уже любил Канделу, но не знал, как ее воспринимать: как спасительницу, женщину, друга, альтернативу одиночеству.

  Или все это вместе взятое. Или если бы что-то из этого было правильной причиной любить кого-то. Ну, а какой личный опыт любви у него когда-либо был? И какое свидетельство любви когда-либо выставлялось напоказ перед ним? Очень мало.

  Он знал, что во многих отношениях Кандела была права, и что, кроме того, она давала ему выход.

  "Мне нужны дрова. Если ты поможешь мне с дровами, - сказала она, - я останусь здесь на зиму и не уеду до весны. Между фруктами и грибами, которые я сушу, картофелем, растущим в диком виде вон на том солнечном участке, и тем, что могут дать коза и курица, я не умру с голоду. Если меня выгонит какой-нибудь домовладелец или если меня прогонят неприятности, я вернусь в монастырь. Меня может найти там мой дядя, если он придет за мной, или ты. Или там я останусь, может быть; это такая же хорошая жизнь, как и у большинства, и они добрые женщины". Он помогал с дровами, удвоив свои усилия по наращиванию запасов и тем самым восстанавливая массу своих мышц и силу шага. К тому времени, когда наступили первые сильные морозы и из трубы круглые сутки валил тонкий дымок, он был готов к отъезду.