3

  Трудное было время. В стране Оз оно давно трудное ("не давно, а всегда", - поправили бы насмотревшиеся на мир мудрецы). Усталая мать-настоятельница ушла в свою келью, обставленную даже строже, чем у младших монтий, села в кресло-качалку и, слегка раскачиваясь, стала вспоминать, стараясь не упустить ни малейшей подробности. Она уже взяла в привычку, регулярно прослеживать ту или иную историю, чтобы не потерять память.

  Сестра Басти-Индаа, ставшая впоследствии Восточной ведьмой, жила в этом монастыре лет пятнадцать назад. Ее сложно забыть: насколько знала мать-настоятельница, ни у кого больше во всей стране Оз не было такой кожи - зеленой, как едва распустившиеся листки сирени. Басти-Индаа безропотно выполняла поручения старших монтий и держала свои мысли при себе. Сколько же она прожила здесь - пять лет? Шесть? Семь? А потом настоятельница наняла Отси Цепкорукую, чтобы та увезла неразговорчивую послушницу обратно в мир. С ней тогда увязался маленький мальчик. Его не приглашали с собой, но и не гнали прочь.

  Как же его звали и откуда он взялся? Подкидыш, оставленный бродягами-побирушками? Сколько ни старалась настоятельница, она не вспомнила ни имени мальчика, ни его происхождения. Надо будет спросить кого-нибудь помладше.

  Итак, Басти-Индаа покинула монастырь и отправилась в Киамо-Ко, чтобы искупить свои грехи. Какие - никто не знал. Мать-настоятельница иногда исповедовала монтий, но Басти-Индаа ни разу не просилась на исповедь, это настоятельница помнила наверняка. Хотя грехи Басти-Инды интересовали все монастырское сестринство, она так и не удовлетворила общее любопытство.

  Мало-помалу (новости просачивались даже в столь отдаленную обитель) монтии узнали о превращении Басти-Инды - вернее, Бастинды - в Восточную ведьму. Узнали по ее дерзким поступкам и неожиданно вскрывшемуся родству. Оказалось, что Бастинда - сестра Гингемы, Западной ведьмы, как иногда ее называли. Господь свидетель, никому бы и в голову не могло такое прийти!

  Мать-настоятельница вздохнула, досадуя на то, как легко возродила в себе неприязнь к минувшим дням. С каким облегчением оторвалась она тогда от молитв, как по-детски захлопала в ладоши, услышав, что правление Волшебника Гудвина из Изумрудного города наконец закончилось и старый мерзавец исчез в облаках на воздушном шаре, рекламирующем какую-то газированную воду. Затем неожиданное восхождение на трон леди Чафри, в девичестве Стеллы Ардуэнской с Пертских холмов. Нечто вроде временного премьер-министра. Как политик она появилась невесть откуда. У нее было все, что нужно для популярности: и хороший вкус, и прорва денег, - но кто бы мог подумать, что политический вакуум, оставшийся после бегства Гудвина, засосет в себя светскую львицу со слабостью к сверкающим нарядам?

  "Далеко не худший выбор, - произнесла мать-настоятельница вслух, чтобы привести мысли в порядок. - И даже не потому, что это благотворно отразилось на репутации нашей покровительницы, святой Стеллы, в честь которой, наверное, и назвали леди Чафри. Вернее, нет: говорят, она сама себя так назвала. Изменила свое имя с провинциальной Эстеллы на более изысканную Стеллу, имя святой. Умный ход".

  Действительно, Стелла, как ее теперь знали (простое и легко запоминающееся имя, почти кличка комнатной собачки) завела открытый двор и исправила многие ошибки Гудвина, глухого к нуждам народа. Она ввела программу прививок - очень предусмотрительно с ее стороны. Учредила школы для - кого бы вы думали? - мельничих. В общем, была полна благими начинаниями, дорогими правда. Все это было умно и щедро с точки зрения настоятельницы, хотя кому интересна точка зрения старой девы, отгородившейся от мира?

  Затем Стелла уступила власть другому. Поговаривали, что ей, дилетантке, надоела политика, что оставив свой пост, она с упоением занялась коллекционированием миниатюрной мебели. Кто знает, может, ее и вынудили уйти. На время ее сменило марионеточное правительство. Соломенный болван по имени Страшила. Говорили, что он вовсе не соломенный болван и не тот Страшила, который путешествовал вместе с Пришелицей - Элли. Что он обыкновенный актер в костюме, нанятый, чтобы дурачить народ. Что каждый выходной у черного хода из дворца ему выплачивают жалование. Кто его нанял? Люди Стеллы? Те, кто выпер ее из кабинета? Властолюбивые банкиры из индустриального Гилликина? Неизвестно. Только со временем скинули и его, и на смену пришло новое наказание, новый выскочка, купающийся в лучах незаслуженной славы. Святейший Император.

  Долгие годы, прошедшие с тех пор, как Бастинда рассекала на метле облака, были внешне спокойными. Одни зверства, слава богу, прекратились, но появились другие. Одни болезни исчезли, другие пришли им на смену. Теперь что-то на западе будоражит скроулян и юнаматов, да так сильно, что их распри выплескиваются на случайных путников.

  Как, например, те молодые монтии, которых подлизы-наставницы погнали в самое пекло из монастыря в Изумрудном городе. Безмозглые клуши! Они бы укудахтались до самой смерти, лишь бы угодить своему Императору. И вот, три посланницы, три наивные девушки, остановились здесь, в обители святой Стеллы чтобы передохнуть и получить поддержку. "Где теперь их лица?" - хмуро размышляла мать-настоятельница. Она надеялась никогда больше не увидеть этих лиц - ни во сне, ни в посылке от дикарей.

  Почувствовав, что проваливается в сон, настоятельница со стоном от боли в суставах встала с кресла и подошла к окну закрыть ставни. Одна из них застряла и не закрывалась. Настоятельница еще сегодня днем хотела сказать, чтобы раму починили, но потом отвлеклась на прибывший караван и забыла.

  Она сходила в специально отведенный для нее туалет, переоделась в груботканую ночную сорочку и улеглась на набитый конским волосом тюфяк, надеясь на быстрый сон. Насыщенный был день.

  Через окно смотрела шакалья луна. Настоятельница отвернулась, чтобы не встретиться с ней взглядом. Суеверие, с которым ее воспитали лет семьдесят-восемьдесят назад и от которого она так и не отвыкла.

  Она перенеслась на миг мыслями в свое детство, на Пертские холмы в Гилликине. Какие яркие и удивительные тогда были дни. Вкус листьев жемчужного дерева! Вода на крыше отцовского фургона после дождей. Насколько чаще шли тогда дожди, чем теперь! А запах снега! Ароматы всего вокруг! Как это чудесно! Нет, не сами запахи чудесны, а то, что она могла их тогда так остро ощущать. Теперь она их почти не различает.

  Настоятельница произнесла молитву-другую.

  Лестар. Вот как звали мальчика. Лестар.

  Она помолилась, чтобы к завтрашнему утру не забыть его имя.